от скучных рассказов учителей и сдохла. Люся же долго горевала по умершей, очень она мечтала о домашнем любимце. Именно рыбка ассоциировалась в голове Люси с настоящей дружбой.
Да и сама Люся казалась себе рыбкой, плывущей спокойно по жизни, особо не высовываясь из «воды».
Мать и бабка не интересовались ее увлечениями, но неустанно и, не спрашивая, изводили заботой: кормили, когда не хотела, гнали спать засветло, надевали шапку в мае, морозили, чтобы закалить.
Однажды Люся подслушала разговор двух одноклассниц. Одна хвасталась другой, как замечательно провела воскресный день в парке. Ей пришлось съесть три порции сахарной ваты, которую купил для нее папа. Под конец ее чуть не стошнило; хвастаясь подружке, жеманная одноклассница скорчила гримасу.
Люся, слушая девочек, печально поджала губы. Вот уж не думала она, что придётся мучиться завистью к однокласснице, которую тошнит от папиной заботы. Ведь отца Люся никогда не видела, да и с мальчиками не общалась, и уж точно понятия не имела, каково это – есть третью порцию сахарной ваты, что купил для нее отец.
* * *
В Разноцветье дни сменялись неделями.
Кошка с котятами уютно устроились на берегу у ручья. Котята уже открыли глаза, на лапках стояли уверено и смело познавали окружающий мир. Гуня уже стал их подкармливать. С новыми друзьями ему было весело, но и про пруд и черепашку он не забывал.
Он чувствовал, как радость охватывала его, как щеки заливал румянец: Люля частенько приходила навещать кошку и котят. Сначала Гуня неохотно разговаривал с девушкой, а только наблюдал. Он очень волновался, тревожился и даже прятал глаза, когда случайно встречался с Люлей взглядом.
С родителями ни тот, ни другая особо не разговаривали и задушевных бесед не заводили. Как и все жители Разноцветья, они жили одним днём, только и боялись, как бы Прекрасная Королева не издала ещё какой странный указ. Людей не покидали страх и тревога – проживут они ещё хоть день, или вновь королеве не понравятся чьи-то тонкие запястья или высокие скулы, тогда поминай как звали!
Но в глубокой низине, у быстрого ручья, королевские настроения не тяготили. И Гуня и Люля стали присматриваться друг к другу. Ни он, ни она не испытывали ранее подобных чувств. Они стали чаще разговаривать, и страхи исчезли. Гуня, гордясь, показал Люле свой пруд и познакомил со всеми рыбками. А однажды сделал подарок – серую гупешку в банке.
«Она похожа на тебя. Серебристо-серая, с длинным пушистым хвостиком, как у петушка. Я такую никогда не видел!».
Раскрасневшаяся Люля притащила рыбку в свою убогую комнатушку и поставила возле кровати. Вернувшись на кухню, она стала помогать матери. Мать чистила картошку, и вот одну выронила из рук, и та с шумом покатилась прямо к ногам дочери. Люля вздрогнула и взглянула на мать, а та в два шага оказавшись перед ней, грубо подняла за подбородок.
– Что с тобой?! Почему твои щеки розовые? Чем ты их накрасила? Или ты свёклу с утра до ночи полола?!
Мать вылупила глаза и стала тереть щеки дочери грязным концом фартука, но они не отмылись, а ещё гуще раскраснелись. Люля оторопело стояла и не понимала, чем матери не угодили ее щёки.
Мать схватилась за голову и стала ходить взад вперёд, что-то бубня себе под нос. Вот она резко остановилась и подбежала к печи. Взяв горсть золы, подошла к Люле и, схватив за шею, измазала лицо золой. Люля чуть не задохнулась, высвободившись, отпрянула, выплевывала золу.
– И не смей умывать лицо, если хочешь жить! Не дай бог ее величество тебя увидит! А если увидит, моли, чтобы приказала просто убить тебя!
– Что?! Что ты говоришь?! – опешила Люля.
– Прекрасная Королева не простит тебе твой румянец! Молись, чтобы к утру ты побледнела! Будешь мазать щеки золой! Поняла?!
– Нет! – воскликнула Люля. – Почему я должна стыдиться своих щёк?!
Матушка, тучная женщина, резко припёрла дочь к стене и прошипела:
– Потому что у нее такого румянца нет! Я не расстроюсь, если она захочет тебя убить, но вдруг ей взбредёт в голову вырезать твои щеки и зажарить как блины!? Кто будет этим заниматься?! Конечно, я! Избавь меня от этого – не попадайся ей на глаза и прячь румянец!
Она резко отошла от Люли, а та упала на колени, ужасаясь материнским словам. Но если Прекрасная Королева приказала утопить красивых котят, почему ей не заблагорассудиться съесть Люлино сердце или румяные щеки?!
Люля резко встала и обхватила себя руками – страшные сказки о жестокости ее величества казались лишь выдумками, пока не коснулись ее самой! Уж лучше она будет ходить в золе, чем попадется на глаза королеве и будет убита по ее приказу собственной матерью.
… Люля продолжала тайно бегать на ручеёк, а возвратившись домой, сразу направлялась к печи. Зола лезла в нос, из-за нее слезились глаза, в носу постоянно щекотало, и измученная чихала по сто раз на дню.
Однажды она решила взять с собой гупёшку, да выпустить ее поплавать в просторном пруду, а то притомилась, наверное, бедняжка, в тесной банке!
Она уже шла к крутому спуску на ручеёк. Но вдруг заметила Прекрасную Королеву, что прогуливалась неподалеку. Люля инстинктивно прижала банку к груди и впервые обрадовалась, что щеки у нее были густо намазаны золой. Но она так испугалась, что королева ее заметит, и словно воровка стала искать высокий куст, за который можно спрятаться, а как только ее величество уйдет, она сразу спустится в низину. Королева же и не заметила бы очередную уродку-подданную, но поведение служанки показалось странным, и она окликнула ее.
Люля тут же замерла. Прекрасная Королева подошла совсем близко. Люля обмерла, присев в глубоком реверансе, и крепче прижала банку с рыбкой.
– Что это у тебя? – равнодушно спросила королева.
– Это просто рыбка, ваше величество! – не поднимая головы, тихо сказала Люля.
– Ну-ка, подними банку. Я хочу взглянуть на нее.
Люля подняла импровизированный аквариум, и прямо перед глазами королевы предстала серебристая гупёшка с необыкновенно длинным хвостиком.
Лишь на мгновение лицо королевы озарила лёгкая улыбка и даже восхищение, но их тут же сменила привычная надменность.
– Я хочу, чтобы ты уничтожила ее.
Люля опустила банку.
– Прямо сейчас! – услышала она приказ. Не смея взглянуть на королеву, она стояла на онемевших ногах и еле-еле сдерживала слёзы.
Та же упивалась страданиями служанки.
– Ах, что-то у меня с утра так голова болит! Колет прямо в затылке! Наверное, шпильку криворукая горничная неудачно засунула! Вытащи ее, сейчас же!
Люля уже хотела было опустить банку, чтобы выполнить приказ, но королева воскликнула:
– Ты не поняла меня, уродинка! – ласково сказала она. – Подойди ко мне сию минуту, подними руки вверх и вынь шпильку!
Люля, не веря ушам, застыла на месте.
– Я жду!
Люля медленно, стуча зубами,