М. Соколов в курсе фольклора. Таким образом, неправ оказался М. Е. Халанский, когда в 1908 году написал: «В настоящее время такое деление сказок совершенно устраняется»[769]. Халанский делит сказочный эпос на сюжеты без объединения в общие рубрики, кроме сказок о животных, которые рассматриваются им как отдельная группа.
До какой степени вопрос о составе сказочного эпоса, о его жанрах и их отношении друг к другу был еще не ясен даже в начале XX века, показывает составленный А. М. Смирновым «Систематический указатель тем и вариантов русских народных сказок»[770], опубликованный тремя частями: сказки о животных, сказки о животном и человеке, сказки о борьбе с нечистой силой. Термин «о животном и человеке» естественно вызывает мысль о примыкании этих сказок к сказкам о животных. Между тем сюда внесены «Сказка о золотой рыбке», «Петух и жерновцы», «Чудесные утки», «Емеля и щука», «Кот в сапогах», «Сивко-Бурко», «Звериное молоко» и т. д., т. е. сказки, в которых животное играет хоть какую-нибудь роль. Последняя часть (борьба с нечистой силой) охватывает главным образом разные виды сказок о змееборстве. Указатель не имеет последовательной нумерации, и он не может быть использован в практических целях, а как система классификации он запутывает то, во что уже была внесена хотя бы относительная ясность. Указатель не закончен.
Не лучше, чем у нас, обстояло дело и в западноевропейской науке. Еще в 1864 году В. Ган во введении к «Греческим и албанским сказкам» насчитывал 40 сказочных формул[771]. В 1890 году Г. Гомм насчитала их 76[772]. А. Христенсен предлагал классификацию по мотивам и темам [773]. Грандиозный указатель мотивов народной словесности предпринят американским ученым С. Томпсоном [774]. Более интересна и сложна классификация В. Вундта в его «Психологии народов»[775]. Вундт распределяет сказки по формам развития. Древнейшая форма – мифологическая сказка и басня. Из нее развиваются, с одной стороны, «чистая» волшебная сказка, с другой стороны – «биологическая» сказка и басня двух видов: чистая «животная» басня и этиологическая сказка. Позднейшие образования – шуточная сказка и басня, моральная басня. Система Вундта – результат не столько собственно исследовательской работы, сколько его философской эволюционно-психологической концепции.
Таким образом, мы видим, что в истории нашей науки в течение столетнего ее развития не выработалось никакой общепринятой классификации. Между тем сказочный материал во всех странах накоплялся в таком огромном количестве, что его описание и учет настоятельно требовали какой-то, хотя бы предварительной, системы. Такая система и была предложена А. Аарне в его указателе сказочных типов (1910), который мы уже упоминали. Система Аарне вошла в международный обиход. Предложенная классификация не является научной в собственном смысле слова. Указатель Аарне представляет собой справочник, перечень сюжетов. Перечень требовал известного порядка, этот порядок и был создан Аарне.
Сказки делятся Аарне на три больших разряда: 1) сказки о животных; 2) собственно сказки; 3) анекдоты. Эта номенклатура не совсем удачна, так как здесь сказки о животных как будто не признаются собственно сказками. Сказки о животных делятся по животным (о лисе, о прочих диких животных, о диких и домашних животных, о человеке и диких животных и т. д. вплоть до «прочих животных и предметов»). Неправильность и неудобства такой классификации вскрываются только при детальном ознакомлении с ней. Так, сказка «Солнце, мороз и ветер» попадает в рубрику «о прочих животных и предметах». В рубрику «о человеке и диких животных» попадают такие сказки, которые не всякий фольклорист отнесет к животному эпосу, как, например, «Верлиока» (Аарне – Андреев, тип 210*В) или сказка о мужике, который учит медведя играть на скрипке и зажимает ему лапы в тиски (тип 151). Собственно сказки делятся на волшебные, легендарные, новеллистические и сказки о глупом черте. Бросается в глаза узость категории сказок о глупом черте в сравнении с широкими категориями волшебных, новеллистических и легендарных сказок. Каждый из этих разрядов делится на подразряды. Волшебные сказки распределены по действующим лицам, но принцип этот не выдержан, и получается деление по признакам, которые, как уже говорилось, не исключают друг друга. Легендарные и новеллистические сказки подразделяются иначе, по мотивам (легендарные – «награда и наказание», «правда выходит наружу» и т. д.; новеллистические – «герой женится на царевне», «верность и невинность», «исправление жены» и т. д.). Мы считали бы мотив «герой женится на царевне» характерным не столько для новеллистической, сколько для волшебной сказки, где он часто служит развязкой. Наконец, анекдоты распределены по действующим лицам (о пошехонцах, супругах, женщинах и т. д.), но принцип не выдержан, к нему примешивается и подразделение по мотивам (о счастье по случаю).
Таким образом, недостатки этой классификации совершенно очевидны. Она не может быть исправлена путем устранения отдельных дефектов: ее недостатки органические. Для правильной классификации еще не настало время, так как еще не изучена поэтика сказки. Данная же классификация должна рассматриваться только как вспомогательное средство для создания указателя, как оглавление к нему, т. е. как чисто прикладная, но не научно-познавательная. В советской науке за необходимость перестройки классификации с особой четкостью высказался А. И. Никифоров в своей вводной статье к антологии Капицы и в специальной работе «Жанры русской сказки», которые уже назывались. В первой из них Никифоров идет еще обычным путем. Он насчитывает пять жанров сказки: присказки, фантастические, или чудесные, житейские, религиозные (легендарные) и, наконец, детские. Странным образом здесь обойдены сказки о животных. Иначе поставлен вопрос в работе «Жанры русской сказки». Никифоров подчеркивает важность и сложность вопроса, его неразрешенность и необходимость найти новые принципы классификации. Этот принципиально новый путь он и предложил. Для Никифорова сказка – не текст или сюжет, а сложный комплекс, в состав которого входят и формы исполнения. Эта мысль сама по себе несомненно верна. Как опытный и наблюдательный собиратель, Никифоров не только читает сказку, он как бы видит и слышит ее исполнение. Живая сказка – не чисто эпический жанр. Именно по признаку форм исполнения и бытования он и пытался распределять сказки. Однако эту попытку все же нельзя назвать удачной: несомненен факт, что одна и та же сказка может исполняться по-разному. Тем не менее попытка Никифорова имеет большое значение, но не в качестве вклада в классификацию сказок, а в качестве обзора форм исполнения, о чем мы скажем ниже, в главе о формах исполнения сказки.
Сказка как миф
1. Символическая школа
Научный интерес к сказке у нас определяется к 40-50-м годам XIX века. Это время выступления Ф. И. Буслаева, с которого и можно начать историю нашей дисциплины. Но эта