определяющий статус в будущей компании. Вейцман даже настаивал на том, чтобы отклонить требования Рутенберга признать его и национальный комитет ишува равноправными участниками в управлении компанией и во владении ею. Он требовал в компании решающего голоса для Сионистской организации и контроля над более чем половиной акций. Желание представить проект, как сионистский, было важным для Вейцмана. Он не хотел, чтобы предприятия виделись всем частным делом Рутенберга. К концу года отношения между Рутенбергом и Сионистской организацией стали напряжёнными.
Вскоре чувство душевного подъёма, овладевшее Сионистской организацией в первое время после утверждения концессий, сошло на нет. Предприятия требовали больших денег, которых у неё не было. Она ещё могла через свой фонд Керен ха-Есод финансировать проект на Ярконе. Но создание компании для предприятия на Иордане требовало капитал в один миллион лир стерлинг.
Осенью Рутенберг начал вести работы по осушению и подготовке оросительных каналов в Изреэльской долине. Ему хотелось действовать и видеть воочию дело своих рук. Но необходимость собрать капитал для электрической компании вынуждала его оставить реальную работу и вернуться в Европу. Приехав в Париж и устроившись в гостиницу, он позвонил в резиденцию Ротшильда, находящуюся в западном пригороде Парижа Булонь-Бийанкур. С Эдмоном Джеймсом де Ротшильдом он был знаком с начала войны, и тот сразу узнал его по голосу.
— Мне необходимо с Вами встретиться, — произнёс Рутенберг.
— Если можете, приезжайте сегодня к обеду, — ответил барон.
Пинхас заказал такси и уже через час подъехал к его особняку. Слуга проводил его в кабинет Ротшильда. Барону было уже около восьмидесяти. Обильная седина покрывала его голову, бороду и усы, а морщины на широком еврейском лице говорили о его уже преклонном возрасте. Но он энергично поднялся навстречу гостю и протянул для пожатия свою ещё крепкую руку.
— Молодой человек, Вы меня, старика, просто поразили.
— Чем же, барон?
— За два года, Пинхас, Вы не только успели выполнить несколько крупных проектов, но и получить на них концессии. Это говорит о Вашем несомненном энтузиазме и желании сделать Палестину современной страной.
— Да, Эдмон, я чувствую, что нужно навёрстывать упущенное время. Я и так задержался в России и Европе.
— Я занимаюсь финансированием еврейских сельскохозяйственных поселений в Эрец-Исраэль уже больше тридцати лет, выкупил там большие пространства земли. Но технический прогресс даёт новые возможности для развития.
— Британское правительство предоставило мне два года для создания электрических компаний. Если для одной компании, предназначенной построить станцию на Ярконе, требуется капитал в сто тысяч лир, то для второй, иорданской, миллион. Если принять в расчёт возникшие с Сионистской организацией противоречия и её весьма скудный денежный фонд, у меня не так много времени. Я очень рассчитываю на Вашу помощь.
— Пинхас, я передал все дела по управлению моими поселениями под юрисдикцию Еврейского колонизационного общества. Собственно, я являюсь президентом основанного при нём Палестинского совета. То есть формально вести переговоры нужно с этим советом. Я прекрасно понимаю Ваши проблемы и, надеюсь, мы решим все вопросы.
В кабинет вошёл слуга и пригласил их на обед. В столовой, стены которой были украшены картинами европейских мастеров, их ждал накрытый к обеду стол.
— Давайте поедим, Пинхас. Заодно и поговорим.
— Благодарю Вас, барон. Вы всегда угощаете меня замечательным вкуснейшим обедом.
— Это, дорогой мой, в нашей еврейской крови. Так вот, в начале войны, после своего четвёртого визита в Палестину, я понял, что пришло время создать там еврейское государство. Так я и сказал Хаиму Вейцману. Но для этого нужна сильная экономика, промышленность, сельское хозяйство. Поэтому меня не нужно убеждать в том, что стране необходимы электростанции, электрические сети и оросительные системы.
Они с аппетитом поели и договорились о встрече в конторе Еврейского колонизационного общества.
В начале марта, заинтересованные в быстром продвижении предприятия на Ярконе, Ротшильд, президент Палестинского совета, подключившийся к переговорам Георг Гальперн, представитель поселенческого фонда Керен ха-Есод, и Рутенберг сформировали совместную комиссию. Ротшильд обязался вложить 30 000 лир стерлинг из всех 100 000 лир стерлинг необходимого базового капитала. Поселенческий фонд тоже обязался вложить 30 000 лир стерлинг, а остальные деньги предполагалось получить от Яффо и других местных советов.
Если бы Рутенбергу удалось тогда мобилизовать все деньги, он бы вернулся в Палестину, где его ждала работа, и где трудились отобранные им специалисты. Увы, капитала для самого важного дела — предприятия на Иордане — у него ещё не было. Он не находился и в распоряжении Сионистской организаций, представителем которой он всё ещё искренне себя считал. И он понял, что нет другого выхода, и следует расширить круг потенциальных вкладчиков, приобщить к своему предприятию новых участников, а для этого отправиться в Соединённые Штаты. Он сознавал, что этим обострит и без того расстроенные отношения с Вейцманом. Но в его руках была судьба самой важной концессии, которую получил с таким большим трудом.
Руководство Сионистской организации, зная о намерении Рутенберга, поручило Шломо Капланскому, представителю национального комитета ишува, ему написать. В длинном письме он сообщил требования руководства, главным из которых было получить половину акций компании. Рутенберг поспешил ответить. Он отверг претензии Сионистской организации на концессию на Иордане. Перед отъездом он решил воздержаться от соглашения, которое гарантировало Сионистской организации решающее право в будущей компании, и отказался от её предложения вложить 150 000 лир стерлинг в основной капитал. Когда ему стало ясно, что, по меньшей мере, 80 % из требуемых для строительства предприятия денег придут из Соединённых Штатов, он отклонил все попытки навязать ему условия, которые затруднят американским вкладчикам инвестировать деньги на деловой основе. Рутенберг не принял также требование воздержаться от продажи акций широкой еврейской общине. Решение по этому вопросу, написал он, зависит от результатов поездки. В марте 1922 года Рутенберг поднялся на плывущий в Америку пароход.
Встречи в Нью-Йорке