лир стерлинг, из которого 200 000 лир стерлинг — наличные деньги. Он посоветовал Верховному комиссару утвердить концессию Яркона и соглашение по Иордану, опубликовать всё в одном сообщении, и просил Сэмюэла дать срочный ответ.
Сэмюэл, озабоченный недавними беспорядками, хотел избежать их повторения в будущем и старался получить какие-то заверения в поддержке арабами предприятий Рутенберга. Такая возможность сейчас представилась, и свои соображения он изложил в ответной телеграмме Черчиллю. Эту идею непредумышленно подал ему министр колоний. Ещё в августе он спросил, не следует ли Сэмюэлу посоветоваться с консультационным арабским советом до того, как будет передана экономическая концессия такого большого размера. Верховный комиссар, конечно, знал, что в это время в Лондоне находилась делегация арабско-палестинского конгресса, и недвусмысленно представил дополнительное требование для утверждения концессий — согласие арабской делегации.
В те дни его напряжённой деликатной деятельности в Эрец-Исраэль Сэмюэл ещё не представлял себе, как и большинство в сионистском руководстве, что речь идёт о национальном конфликте, не допускающем никаких компромиссов. Он не понимал тогда, что конфронтация арабов и евреев не подчиняется законам логики, и не облегчается соображениями благоденствия, которое создадут большие проекты развития страны. Да и сам Черчилль не сознавал глубину психологического и религиозного противостояния, порождённого возникновением в Палестине еврейского национального дома. Поэтому он принял телеграмму Сэмюэла с пониманием и надеждой на одобрение концессий арабской делегацией.
Рутенберг прекрасно сознавал, что строительство его предприятия в стране со значительным арабским большинством, вынуждает прийти к соглашению с его лидерами.
Вопреки увещеваниям Черчилля и служащих министерства колоний члены делегации решительно отказались встретиться с Вейцманом и представителями сионистской организации, но выразили готовность поговорить с ним. О своём намерении встретиться с ними Пинхас заблаговременно сообщил Хуберту Янгу, симпатизирующему ему сотруднику министерства колоний. Янг попытался его отговорить и убедить, что из этого ничего не получится. Даже если будет получено их согласие, в Эрец-Исраэль оно никого не обяжет. Но Пинхас решил действовать и назначил встречу в гостинице, где проживал.
В его номер в условленное время вошли двое одетых по-европейски господина. Только повязанные на головах платки подчёркивали их восточное происхождение.
— Проходите, господа, — произнёс Рутенберг.
Он старался создать атмосферу добродушия и гостеприимности, которые весьма ценились выходцами из Ближнего Востока. Получившие хорошее образование в лучших университетах Европы, они ментально оставались людьми, впитавшими с молоком матери традиции и дух своего племени. Вошедшие дружелюбно поклонились Пинхасу.
— Ибрагим Шемас, — представился один из них.
— Моин эль-Мади, — произнёс второй.
— Очень приятно. Пинхас Рутенберг, предприниматель.
Они сели на стулья возле небольшого стола в середине комнаты.
— Я очень признателен вам, господа, за ваше согласие поговорить со мной.
Он улыбнулся и окинул взглядом гостей, ожидая ответа.
— Вы, наверное, слышали, что недавно мы отвергли предложение Вейцмана и его коллег поговорить с нами, — сказал Шемас.
— Я знаю их хорошо и уверен, что они не хотят вам и вашему народу ничего плохого, — произнёс Рутенберг.
— Возможно, это так, но у нас остались не самые приятные воспоминания об их высказываниях в прошлом, — продолжил Шемас.
— Почему же вы решились встретиться со мной? — спросил Пинхас. — Я ведь человек из той же общины.
— Мы всё время пристально следим за настроениями в еврейском ишуве, — подключился к беседе эль-Мади. — С нашей точки зрения, он расколот, по крайней мере, на две части: умеренную и радикальную. Мы думаем, что Вы, господин Рутенберг, представляете его умеренную сторону и стремитесь создать атмосферу сотрудничества с нами, эдакий модус-вивенди, и, как человек беспартийный, пытаетесь отстраниться от политической конфронтации.
— Безусловно, я, как и подавляющее большинство евреев-поселенцев, желаю, чтобы в Палестине был мир и спокойствие. Особенно это важно потому, что я инициатор и разработчик больших проектов, которые решительно изменят к лучшему жизнь в нашей стране.
— Мы знаем о них, — подтвердил Шемас. — Это одна из причин нашего желания поговорить с Вами. До войны у нас было немало предприятий, в которых мы сотрудничали с евреями во имя нашего общего благополучия. А сегодня нам хотелось бы услышать от Вас, какими национальными принципами Вы будете руководствоваться.
— В эти дни я вместе с министерством колоний завершаю формулировку соглашения о концессиях. Так вот, в одном из параграфов сказано о соблюдении равных прав всех жителей при строительстве электрического предприятия и вводе его в эксплуатацию. Кроме того, говорится и об инвестировании доходов компании во благо всех потребителей.
— Среди нас, господин Рутенберг, немало богатых людей, — заявил Моин. — Что Вы намерены предложить им?
— Все граждане страны, арабы и евреи, будут приглашены инвестировать свои деньги в создание компании и управлять её финансами. Все мы вместе будем участвовать в строительстве без какой-либо дискриминации. Работники-арабы будут трудоустроены на станциях, так же, как и евреи. Инженеры будут назначаться и отбираться на службу только в соответствии с их способностями, без принятия в расчёт их национального происхождения.
— Хотелось бы верить, что так и будет, — вздохнул Ибрагим.
— Конечно, я не представляю себе ничего другого, — заверил Рутенберг. — Страна изменится, возникнет множество предприятий, в городах и посёлках появится свет, на поля придёт орошение, и сельское хозяйство станет богатой отраслью экономики.
— Картина прекрасная. Но множество арабов живёт бедно, в большой нужде. Чтобы стать потребителями электричества и получать эти блага, нужно заплатить компании деньги.
— Верховный комиссар весьма заинтересован в экономическом благополучии всех жителей, — произнёс Пинхас. — Я обещаю вместе с ним разработать программу помощи местным арабским советам в получении ссуд на подключение их к электрической сети, как равноправных потребителей.
— Благодарим Вас за содержательную беседу, господин Рутенберг, — сказал Моин.
— Я составил протокол нашего разговора, господа. Он будет доведён до сведения британского правительства и