Сказал, оттолкнулся от столешницы и отошел, сев за стол. С шумом отодвинув стул.
— А теперь давай свой долбаный кофе. Я пью черный. С сахаром. Две ложки.
Последующие две минуты, пока варился кофе, были оглушающими тихими.
— И что будет потом, Федор? — всё же спросила Наташа.
Если уж выяснять, то до конца.
— Что будет потом? Хороший вопрос, Наташа, — мужчина не пытался скрыть взвинченность. — Мой зверь, истосковавшийся по истинной, по той, которая могла или может быть рядом, признал тебя своей. Считай, как клеймо поставил. Так как я его эти дни почти не выпускаю, мне удается и себя держать в руках. Относительно… — левая сторона его рта медленно поплыла кверху. Выглядело это устрашающе. — Дальше будет хуже. Во-первых, то, что ты не признаешь меня как свою пару, будет злить всё сильнее. Как закручивающаяся спираль. Второе — придет ревность. Я и так ревнивый, а тут… — он поморщился, продолжая буравить Нату взглядом и кривить рот. — Наташа, я не хочу пугать тебя ещё больше. Не хочу, чтобы ты внезапно прониклась моим прошлым. Поверь, это лишнее.
— А что ты тогда хочешь? — Ната поставила перед ним чашку, сама же вернулась к кухонному гарнитуру.
Безопаснее.
— Ты знаешь ответ.
— Меня? Так я предлагала переспать! — порывисто воскликнула Наташа.
Мужчина прикрыл глаза, и в комнате снова образовалась тишина.
— Наташа, ты вроде неглупая девушка, — глухо и с какой-то затаенной болью, что прорезалась сквозь толщу других эмоций и контроля, выдохнул он. — Секс ничего не решит. Только ускорит процесс.
— Какой?..
— Твоей инициации.
Ната взяла кофе и сделала глоток, стараясь не обжечься. Она не чувствовала ни вкуса, ни запаха.
— Я не хочу превращаться ни в кого.
— У тебя нет выбора по факту рождения.
— Почему я тогда ничего не замечала ранее?
— Вспомни, Ната. — Она вздрогнула, когда он применил её сокращенное имя. Словно перешел невидимую черту. Даже не так. Нарушил личностное пространство, к которому Наташа очень трепетно относилась. Она в принципе не любила, когда кто-то подходил к ней очень близко. Или тех, кто лез в душу.
— Вспомнить что? — с недоверием уточнила она.
— У тебя, наверняка, до подросткового возраста были хронические заболевания.
— Были, — подтвердила Ната.
К чему скрывать то, что легко проверить?
— И мама давала тебе таблетки. Регулярно.
— Я отказываюсь верить, что моя мама, как… ты. Как все тут.
Она вспомнила пилота и его слишком пристальный, как ей показалось на момент посадки, взгляд. Колкий.
— Не как все. Твоя мама — полукровка. Она не может оборачиваться. Но знает о нас. О нашем мире. Знает, кто я.
— И кто я?
— Естественно.
— Она рассказывала мне сказки… Всегда. Вернее, до тех пор, пока у меня не начались…
Она не договорила.
— Месячные, — обыденно завершил за неё Федор. — Время, когда девочка взрослеет, и её вера в сказки заканчивается.
— Я всё равно не вижу выхода! — порывисто воскликнула Наташа. Она не желала, чтобы они свернули с главной темы. — Мы не можем состоять в отношениях. Ты мне незнаком и вызываешь совсем не те чувства, которые ведут к «долго и счастливо». Да и я тебе не нужна!
— С чего ты решила, что мне не нужна? — мужчина даже подался вперед.
— Ты только что сказал! Что я не твоя истинная, что меня практически тебе навязали и…
Наташа замолчала. Вернее, вынуждена была.
Сначала решила, что у неё что-то не то со слухом. Какой-то потусторонний звук ворвался в сознание, дребезжа в голове. Один раз при Наташе случайно разбили огромное панорамное стекло, благо никто не пострадал. Появился неясный гул, стекло задребезжало, пошло трещинами и лишь потом осыпалось.
Так и сейчас.
Если бы за последние сутки мир не перевернулся с ног на голову, она бы отреагировала почти нормально. Ну, как почти. Испугалась бы. Возможно, решила бы, что над ними слишком низко пролетает самолет или — совсем внезапно — под землей проходит метро. Мало ли.
Но нет.
Вокруг тайна. Непроходимые, нелюдимые места.
И нелюди.
Поэтому никого лишнего. Никого чужого.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Шум нарастал, становясь всё четче.
— Суууки, — смачно выругался Федор, ставя чашку на стол и поднимаясь.
А вот это нехорошо…
Нате не нужны подтверждения и вопросы вслух, чтобы понять — произошло нечто.
И куда посерьезнее случая ночью, когда Федор сорвался, а вернулся окровавленным.
Федор встал, уперев руки в стол. Спина мужчины странным образом выгнулась.
— Ты сейчас уйдешь, — сама не веря в то, что говорит, произнесла Наташа, едва размыкая внезапно пересохшие губы. — Надолго. Не на час. И не на два. Возможно, сутки. И попросишь меня не выходить за ворота. Никого не пускать. Скажешь, где находятся продукты.
Федор поднял голову, и Ната увидела, что его глаза полностью заволокла чернота.
— Да.
Одно слово.
Его оказалось достаточно.
ГЛАВА 10
Неожиданно без Федора дом опустел.
Странное ощущение.
Сначала Наташа прислушивалась к звукам.
Тихо.
Лишь завывание ветра за окнами, вызывающее неприятную внутреннюю дрожь.
Сначала Ната сидела на диване, поджав ноги под себя, и думала.
Обо всем и ни о чем сразу.
Больше смотрела в окно, за которым кружился легкий невесомый снежок.
Красиво.
И по-прежнему сказочно.
Да, Ната, твоя мечта сбылась — ты всё-таки попала в сказку. Про злого волка и… кого?
Она не слышала, как Федор уходил. Просто в какой-то момент поняла, что его нет в доме.
Чудить и нарушать то, о чем они договаривались, Наташа не собиралась. Только не теперь. К чему нарываться на большие неприятности?
Она никогда не была глупой. Всегда взвешивала поступки, просчитывала возможности, анализировала разные ходы.
Этому её научила мама. Она с раннего детства с ней играла в аналитические игры. Не только сказки на ночь рассказывала. Про волков и демонов, про принцесс и драконов. Наташа покачала головой. Получается, драконы тоже есть? Серьезно?
Девушка прошла на кухню, налила себе вина и вернулась в гостиную. Разожгла камин и устроилась неподалеку от него. Вот теперь точно всё.
Идиллия.
Не хватает только влюбленного в Наталью мужчины и шкуры убитого медведя.
Влюбленный мужчина вроде намечается, только почему в груди огнем жжет и привкус горький во рту.
Ответа не требовалось.
Сказки — они такие… Слушаешь и делаешь выводы самостоятельно.
Чуть позже Наташа нашла два теплых огромных пледа и с ними уже устроилась всё на том же полу. Ни в спальни, ни на кухню она возвращаться не хотела.
Пила вино, смотрела на огонь и слушала завывание ветра. Иногда ей начинало казаться, что сквозь него она слышит вой. Волчий. Протяжный. Немного тоскливый.
И тогда становилось ещё грустнее.
Она ни в чем не обвиняла маму, не сетовала, что та не рассказала ей правду раньше. Значит, так надо было. Значит, мама считала, что всему своё время. Да и как бы отреагировала маленькая Наташа на подобную «правду»? Поделилась бы ей в песочнице, а потом — с кем-то в саду. И если в мелком возрасте на эту «правду» никто не обратил бы внимания, в школе точно бы поставили галочку. Присмотрелись бы к девочке. А потом ещё интереснее: школьный психолог и как результат на выходе — психиатр. Непонятно, чем бы дело кончилось. Так что да, мама была права. Она осторожно вводила Наташу в мир нелюдей.
Запретный и пока совершенно для неё непонятный.
Что она знала?
Волки — не единственные оборотни. Могут быть ещё медведи, лисы.
Интересна ли она им? Наташа понятие не имела и не горела желанием узнать.
Федор дал понять, что в его доме она в безопасности. Ната ему поверила. Тут у неё был выбор.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Что ей хотелось ещё узнать — роль Доминиканы в этой истории. Получается, лжеподруга изначально поняла, кто она такая? Подружилась специально?
Господи, какая теперь разница. Но в глаза ей она посмотрела бы.