Они осмелились… Пошли против его воли.
Его стая, ждавшая его возвращения из добровольного заточения.
Хуже того. Что случилось бы сегодня, если бы Федор всё же сорвался за ней вдогонку.
Не дал себе и зверю свыкнуться со стремительно меняющейся реальностью. Он метался по заднему двору, обтирался снегом, нырял в него с головой. Всеми доступными способами приводил себя в норму. Лишь бы не сорваться, не натворить дел.
Не сломать омежку, не причинить ей вреда. Не сделать больно, не напугать ещё сильнее. В те минуты он смутно помнил, что она говорила ему в бане. Он видел лишь тело. И запах омежки, раскрывающийся рядом с сильнейшими альфами. Простые оборотни никак не могли воздействовать своим присутствием на других сородичей. Даже альфы этого мира, довольно слабые по сравнению с теми, кто жил за Гранью, обладали силой.
Федор относился к пришлым.
От неприятных гложущих изнутри дум его оторвал слабый стон истинной. Ната медленно приходила в себя. Её черные густые ресницы затрепетали, задрожали.
Федор подался вперед, готовый в любую секунду отреагировать.
Наташа снова застонала, глухо, протяжно, после чего открыла глаза и уставилась прямо, не моргая. Федор находился близко и видел её расширенные зрачки.
Это нормально. Его истинная перерождается. Медленно, необратимо.
Сейчас она растеряна и не понимает, что происходит. Почему свет слишком яркий, а часы, что висят в соседней комнате, тикают слишком громко, оглушающее, и звуки раздаются в голове. Более того… Ветер за окном тоже завывает отчаянно, словно плача. Ната нахмурилась и растерянно заморгала.
У Федора тепло побежало по венам. Она такая милая, очаровательная. Немного потерянная, отчего захотелось сесть рядом, взять её на руки и прижать к себе. Спрятать от всего мира, уберечь. А ещё лучше — запереть дом на всевозможные замки, отдать распоряжение людям, чтобы никто, ни одна чужая душа не смела заходить на его территорию под угрозой смерти. Все инстинкты Федора обострились. Он глушил дыхание, не желая раньше времени привлекать к себе внимание.
Наташа начала медленно подниматься. Одной рукой удерживая плед на груди и не позволяя ему распахнуться. Второй оттолкнулась от дивана.
На Федора не посмотрела. Он же жадно, не моргая, наблюдал за ней. Она осматривалась.
Чуть заметно вздернула подбородок и повела носом, принюхиваясь. Потом встала и прошла к середине комнаты. Остановилась. Снова огляделась. Плед, несмотря на фиксацию, пытался сползти вниз, и Ната постоянно его дергала кверху.
Федор невольно улыбнулся. Пока всё шло хорошо.
Наташа снова прошла вперед. Нахмурилась.
И лишь потом повернулась к мужчине, который терпеливо её ожидал.
Но если он думал, что она начнет его расспрашивать, то сильно ошибся.
— Мне надо в универ. У меня лекции, а я тут… Да, точно, мне надо в универ, — выдала она и снова начала оседать прямо на пол.
Домаровский вскочил и подхватил оседающую Наташу.
— Ну вот… И в какой универ ты, интересно, собралась у меня? — с нежностью поинтересовался он, зная, что ответа не услышит.
Плед всё-таки сполз, обнажив грудь. Федору хватило одного взгляда, чтобы мужчину снова повело. Безумие какое-то. Он не помнил, чтобы его так штормило с Ариной. Тут же… Точно кто-то невидимый и чертовски злой задался целью вытянуть из него все жилы, теребя и распаляя, держа его на грани допустимых эмоций.
Поправив плед и вспоминая всех древних богов, Федор снова вернулся к дивану. Хотел уже положить драгоценную ношу, потом резко передумал. Он тоже устал. Дьявольски. И ему тоже не помешает небольшой отдых.
Изловчившись, кое-как одной рукой Федор разложил диван. Вот теперь можно опускать Наташу на мягкую поверхность. И самому прилечь рядом.
Что он и сделал.
Ему не требовалось покрывало, чтобы уснуть.
Главное она рядом. Укутана и снова находится между этим миром, где всё привычно и доступно для её понимания, и первоначальным, откуда они все пришли.
Пусть ещё немного побродит, посмотрит, осознает. Перерождение пройдет не так болезненно. Федор нахмурился и повернул голову в сторону Наташи. Та лежала на спине и ровно дышала. Даже так… А он поначалу и не заметил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Интересно…
Он, постоянно отвлекаясь на мысли о сексе, сначала даже не обратил внимания на то, что перерождение происходит у Наташи относительно спокойно, что было наилучшим развитием событий. Федору меньше всего хотелось, чтобы его девочке было больно. Хватит и того, что он с ней сотворил в бане.
Странно.
Какая вероятность того, что её реакция — результат воздействия препаратов, принимаемых на протяжении всей жизни? Такое возможно? Федор никогда не интересовался этими вопросами. Он вообще мельком знал об омежках, и то лишь по той причине, что Газзи была одной из них. У Федора была Арина, и он не смотрел на других женщин.
А теперь?
Его взгляд потемнел. Тело напряглось.
Он усилием воли прикрыл глаза.
Всё потом. Мысли, разговоры, дальнейшие планы. Сейчас он хотел немного выспаться. Рядом с ней.
Чувствуя её.
ГЛАВА 12
Открывать глаза было страшно. Как в детстве, когда Наташа думала, что под кроватью кто-то живет.
И каждый раз она преодолевала свой страх.
Не уступила ему и в этот раз.
Уже знакомая комната. Высокий потолок, блестящая красивая люстра с каплями хрусталя.
А ещё теплое присутствие рядом.
Он тут.
С ней.
Наташа повернула голову и сразу же натолкнулась на взгляд карих глаз.
Мужчина не спал. Лежал и смотрел на неё. Наташа не отвела взгляд. В груди что-то сбилось, отреагировало на Федора. Некий механизм, который был сломан и заработал.
— Привет.
— Привет, — едва размыкая губы, отозвалась она.
— Как себя чувствуешь?
— Пока не знаю.
— Где-то болит?
На последнем предложении голос мужчины слегка сбился. Раньше Ната не заметила бы заминки. События прошлого воссоздавались в голове Наташи вспышками.
Его отъезд.
Баня.
Возвращение.
Секс.
И укус.
Точно.
Наташа подняла руку и коснулась места укуса. Боли не было, лишь слабый зуд.
— Что ты со мной сделал? — выдохнула она, четко понимая, что назад к прошлому дороги не будет.
— Я сделал тебя своей.
— Ты…
Она не договорила. Обвинять Федора в чем-то — бессмысленно.
Они вместе.
По крайней мере, здесь, среди белого безмолвия. Её привезли для него. И случилось то, что должно было случиться.
— Я хочу есть, — заявила Наташа, начиная резко вставать. Черт! Да она голая! Что же получается? Он принес её из бани бесчувственную и до сих пор не удосужился одеть?
— Я пожарю стейки. Будешь?
Ответом ему послужило громкое журчание её живота.
Федор встал, Наташа отвернулась. Смотреть на него — опасно. С её телом происходило нечто неправильное. Началось в бане. И вот. Повторилось. Жар возник в области шеи, устремился к лопаткам и ниже.
Нет-нет-нет…
— Буду, — выдохнула Ната и, чтобы не подвергать себя дальнейшей опасности, неуклюже спрыгнула с дивана и понеслась наверх, в спальню.
И лишь оказавшись за закрытой дверью, перевела дыхание.
Она лишилась девственности. Раз.
Второе… Скорее всего, она больше не человек.
Нет. Не так. В обычном понимании она никогда и не была человеком. Ей «дали» эту мысль, она её приняла.
Произошедшее в бане всё окончательно расставило на свои места.
Наташа прошла в ванную и тихо присвистнула, увидев себя. Ну у неё и видок! Волосы взлохмачены, глаза странные, блестят. Наташа умылась холодной водой, после чего взялась за расческу. Она спешила и свою спешность ничем не могла объяснить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Ей надо вернуться вниз.
Срочно.
Девушка выхватила первые попавшиеся штаны, ими оказались лосины, и футболку. Волосы закрутила в «дульку». На лицо нанесла сначала увлажняющий крем, потом тональный. Ресницы слегка тронула тушью. Убедившись, что стала похожа на себя, Ната удовлетворительно кивнула.