Прямо сейчас.
Демонстративно подняла бокал и, смотря поверх хрусталя на мужчину, принялась пить сладковатое вино. Всё, до последней капли.
— Так лучше?
— Тебе надо расслабиться. Перестань воспринимать меня, как врага.
— Вы сейчас серьезно?! — она с силой сжала ножку бокала. — Говорите это? Меня привезли сюда и оставили без связи, без возможности выбраться! Вы меня до чертиков напугали в бане и… — она оборвала свою речь. Ни к чему снова срываться на пустые, никому тут не нужные эмоции. Они вроде бы как на переговорах. Если так, значит, зря она выпила. — Федор, ответьте хотя бы на следующий вопрос.
На его лице не дрогнул ни один мускул, и у Наты возник соблазн кинуть в него бокал. Какого черта он такой непроницаемый? Точно не человек! А робот какой-то.
— Меня привезли для вас? Конкретно для вас?
Он не колебался с ответом.
— Да.
— И всё?! «Да»! Так просто? — она старалась не повышать голос, держалась из последних сил. — А меня никто не желал спросить? Уточнить, хочу ли я находиться здесь? С вами.
Ему не нравилось то, что она говорит. Сильно. Он, как и утром, подался вперед, поставив локти на колени. Свел пальцы в замок и накрыл ими нижнюю часть лица.
— Вижу, вино не помогает.
— Оно должно сделать меня послушной и веселой? — в глазах предательски защипало.
— Нет. Я бы хотел, чтобы ты меньше нервничала.
— А у меня есть причины, чтобы перестать нервничать?
— Пока нет. Мы и разговариваем, чтобы ты немного успокоилась и…
Мужчина не договорил, резко распрямился и повернул голову в сторону двери.
— Посиди, пожалуйста, тут, — сказал и поднялся.
Ната ничего не понимала.
— Что случилось? — негромко уточнила она, но мужчину послушалась, дергаться не стала.
Он решительно направился к дверному проему и дальше по коридору.
Ната отставила пустой бокал и положила руки на колени.
Не зря он сорвался. Не к добру.
Хлопнула входная дверь.
Именно хлопнула, отчего по дому прошелся неприятный гул, учитывая, что дверь была тяжелой. Это какой же силой надо обладать?
Ната провела рукой по лицу.
Значит, её самые первые предположения верны: её привезли для мужчины. Он, сволочь, это подтвердил. Спокойно так. Сука! Ната старалась не ругаться матом, но тут не сдержалась. Больше не могла. Предел достигнут, и дальше будет только хуже.
А ещё зима за окном. И снег.
Ната прислушалась к тишине в доме. Секунда, вторая… Девушка не выдержала, встала и направилась к окну, чтобы сразу нахмуриться.
Федор шел по направлению к калитке. Двор был хорошо освещен, буранить перестало. И всё бы ничего, если бы не один существенный нюанс — Федор не оделся. Как был в штанах и футболке, так и остался.
Горячий парень… Ната облизнула пересохшие губы. Ни черта алкоголь голову не дурманит и не расслабляет. Наоборот, внутреннее давление только усилилось.
Ещё появилась неприятная царапающая мысль: что станет с ней, если Федор заболеет? Какого лешего он вылетел на улице, не удосужившись одеться? Ната не могла отвести от него взгляда. От уверенной походки, от гордой посадки головы. Несмотря на полный диссонанс логики и того, что сейчас творилось в голове у Наты, она не могла не признаться, что было что-то в этом мужчине притягательное.
Хищное.
Она заставила себя отойти от окна, едва ли не до крови прикусив губу. Если Наташа здесь пробудет ещё пару дней, у неё начнется стокгольмский синдром. Воспылает непонятными чувствами к абьюзеру. Лишь бы выбраться, а какими путями — уже не важно.
К дивану она не вернулась. Остановилась на полпути. Потом Ната всё же подошла, взяла пустой бокал и направилась к шкафу. Если она напьется до беспамятства, может, полегчает? Алкоголь не был выходом, и непременно наступит завтра, где проблем только прибавится.
Ната открыла шкаф и достала бутылку. Повертела её в руках и снова вернула на место. Не любила она пить, не умела. Как говорят в таких случаях: нечего и начинать. Поэтому лучше дверцы прикрыть.
Она так и сделала, чтобы через несколько мгновений снова распахнуть их и всё же взять бутылку. Теперь справиться с пробкой, которую Федор загнал плотнячком. Наташа никогда сама не открывала вино. Не было необходимости. Они могли с Доминиканой посидеть перед плазмой и выпить за вечер по одному бокалу, но организацией занималась Доминикана. При воспоминании о предательнице в груди зажгло ещё сильнее, в глазах защипало.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Надо как-то справиться с бутылкой. Ната всё-таки хотела выпить ещё. Вернется Федор, а она невменяемая, зато смелая, и выскажет ему всё, что думает.
Ната успела воткнуть повторно штопор в бутылку. Всё.
Потому что девушку крутанули и каким-то образом переместили от шкафа к стене. Бутылка выпала из рук Наты, стукнулась об пол и не разбилась — мягкость ковра смягчила падение.
Порой мозг фиксирует не то, что нужно. Какие-то детали, не представляющие значимости. Таким образом, он уберегает человека от действительности.
Но рано или поздно действительность обрушивается. В случае с Наташей это случилось очень быстро.
Девушка не успела испугаться. Успела лишь понять, что вернулся Федор.
Именно он впечатал её в стену, в последний момент подложив под её затылок свою руку. Чтобы не ударилась…
Он налетел на неё, как ураган. Как стихийное бедствие, от которого не скрыться, не спастись. Прижал телом, едва не расплющивая Наташу. И обрушился на губы девушки, сминая и подчиняя их.
Никто никогда раньше не целовал Наташу так — яростно, с примесью горечи, точно она единственная, кто способен утолить терзающую человека жажду. Возмущение накрыло девушку, но ей не позволили и слова вымолвить. Мужчина с такой силой прижимал её к себе, что ни вздохнуть ни выдохнуть.
Его поцелуй ласковым назвать было никак нельзя. Больше подчиняющим. Голодным. Он терзал её губы, властно раздвигал их языком, пытаясь ворваться в глубины рта Наташи. Та сопротивлялась, как могла. После первого шока, она уперлась руками в литые плечи мужчины. Вот теперь у неё появилась возможность узнать, насколько он сильный.
Очень…
Не сдвинешь, точно к ней прижимался не живой человек, а скала. И запах от него исходил какой-то странный, с примесью железа. Ната застонала, заерзала, пытаясь выскользнуть из цепких рук. Тщетно. Её держали крепко. Второй рукой Федор сжимал её талию, скользил вверх-вниз, ощупывал, несколько раз задевая грудь, отчего у Наты перехватывало дыхание. Происходящее никак не вписывалось в образ слишком спокойного Федора. Он подавлял, заявляя на неё права.
Ната забилась сильнее. Она перестала бояться изнасилования? Решила, что он её не тронет? Рано! Получи!
Федор её отпустил так же внезапно, как и начал целовать. Отодвинулся, но недостаточно, чтобы она смогла отойти от него, проскользнуть мимо.
Дышал мужчина тяжело, рвано. И если бы только это. Наташа отчетливо увидела кровь на его шее, а дальше и на футболке. Но мужчина ранен не был. Тогда откуда ей взяться?
Задать вопрос она не успела, потому что Федор снова подался вперед, к ней.
— Я напугал тебя, — выдохнул он, опаляя её жарким дыханием, и снова последовали беспорядочные поцелуи в щеки, лоб. — Прости. Прости…
Наташа сильнее вдавила ладони в его плечи, отталкивая. Слов у неё не было.
Мужчина глухо застонал и опустился на колени, уперевшись лбом в живот Наты. Она позабыла, как дышать. Казалось бы, всё, что могло с ней случиться, уже произошло. Эмоциональные качели раскачивались с поразительной регулярностью. Но мужчина, стоящий на коленях и жарко дышащий ей в живот… У Наты задрожали искусанные и слегка припухшие губы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Она продолжала молчать, лишь шумно дышала.
Он точно псих. И эта кровь…
Ната прикрыла глаза, боясь, что сорвется и усугубит и без того незавидное положение.
Странно другое — в области живота разливалось опасное тепло, появлялась непривычная пугающая тяжесть. Такое с Натой случалось, когда она в книгах читала эротические сцены.