Они стояли и смотрели друг на друга. Ванная была просторной, для маневров оставалось пространство. Наташа не сомневалась: сделай она шаг в сторону — и Федор отзеркалит её движение.
Она ему не доверяла.
Что бы он ни говорил.
Как бы ни пытался её убедить.
Федор и его подельники загнали Нату в угол, в безвыходное положение, и он не спешил помочь. Поэтому всю свою напускную свободу может оставить при себе. Она ей не нужна.
Вернее, как не нужна. Наташа её примет — деваться некуда.
На этом точка.
Она не передумала уходить отсюда.
Наташа медленно кивнула и проговорила:
— Пойдем.
Словно намекала своим видом, чтобы он освободил ей проход. Не будет же она его обходить! Эту глыбу мышц.
Федор не сдвинулся с места. Напротив, сжал челюсть сильнее. Ната заподозрила, что ко всему прочему мужчина ещё умеет читать мысли. Почему бы и нет? Хозяин дома оказался с сюрпризами.
Наконец, он посторонился, и Ната, стараясь его не задеть даже мимолетно, прошмыгнула мимо и устремилась к лестнице. А там — на кухню, где сразу же достала кофе и принялась засыпать его в кофемашину. Ей необходимо занять себя.
— Мне сделаешь?
Она знала, что Федор идет за ней. И всё же немного вздрогнула, когда услышала его голос за спиной.
— Что? — она обернулась, чудом не рассыпав кофейные зерна.
— Я про кофе. Мне сделаешь? — на его лице не дрогнул ни один мускул. Сосредоточенное. Слишком серьезное.
— Конечно.
Она хотела развернуться и поставить чашки.
Не успела.
— Что же ты у меня такая шуганная.
Наташа всё время, как только он вошел в ванную, ждала, что он приблизится слишком быстро. Ждала и оказалась неготовой. Он сократил расстояние между ними, убрал его.
Теперь они стояли почти вплотную. Ната с такой силой вжалась в столешницу, что та врезалась ей в поясницу. Девушка готова была и дальше упираться, лишь бы дать себе еще немного пространства.
— Я не у тебя, — на автомате выдохнула она, не думая о чем говорит.
— У меня, омежка. Я это знаю. И ты тоже знаешь.
Ната спорить не намеревалась. Она высказала свою позицию. Озвучила её. Услышал он или нет — его дело.
Странно даже. Иногда ей начинало казаться, что он хочет по-хорошему. Проявляет некую заботу. И сразу же перечеркивает впечатления непробиваемостью.
— Если я у тебя, то, значит, уже всё решено? — Ната не желала, чтобы мужчина приближался ещё ближе. Но её желания не совпадали с его.
Потому что он придвинулся, нависнув над ней.
А ещё…
Мужчина был возбужден.
Ната заметила выпирающий бугор в штанах сразу же. И когда только Федор успел? Пока из спальни до кухни спускались, нафантазировал, как будет иметь её на столе?
— Ты передергиваешь, Наташа, — его голос звучал мягко, хрипло. Обволакивающе. Настоящий змей- искуситель. — Всегда.
— Я? Передергиваю? — Ната ещё сильнее врезалась в столешницу. Лишь бы не соприкасаться с ним. — Разве…
Он расставил руки по обе стороны от её талии, окончательно обозначив свои намерения.
У Наташи подскочил адреналин в крови. Она вскинула руку и уперлась ей мужчине в грудь.
Черт… какой же он горячий.
— У меня постоянно перед глазами стоит наша первая встреча, — ещё глуше заметил мужчина, делая последний шаг вперед.
Всё.
Теперь бедра Федора прижались к ее бедрам, и Ната в полной мере ощутила его возбуждение.
Лучше бы он ничего не говорил про их первую встречу. Она за эти дни постоянно гнала воспоминания событий, которые навсегда изменили её жизнь. Вряд ли Наташа когда-то забудет тот дикий страх, что испытала, лицом к лицу столкнувшись с голым незнакомцем.
— Ты такая красивая была… Вся розовенькая, разопрелая… Нежная.
— Федор, — в ушах у Наты зашумело.
Называется, пришли кофе попить.
Что самое ужасное и не поддающееся логике — это возбуждение, накатившее на Наташу. Сначала легкое, тягучее. Но по мере того, как к ней прижимался мужчина, оно усилилось.
Это не её… Она не может к нему испытывать страсть… Это всё, оттого что…
— Твоё тело постоянно вижу. Голое.
Голос Федора сорвался, а губы оказались в непозволительной близости от её.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Сейчас он поцелует.
А дальше… Дальше будет только хуже.
Изловчившись, Наташа уперлась и второй рукой в его каменную грудь, как раз туда, где ритмично колотилось мужское сердце.
— У меня нет выбора, да, Федор? Или как мне к тебе обращаться? Жених? Волк? Как?.. — она говорила быстро, закинув голову максимально назад и грозясь сломать себе шею. — Как у вас там происходит? Истинные пары? Встречаются и всё? Никакого нет выбора? Так и у меня, да?
Наташа выпалила яростную тираду, не надеясь, что её услышат. Девушка готовилась к сопротивлению. Её шансы противостоять Федору были ничтожно малы, но сдаваться без боя она не собиралась.
По мере того, как она говорила, лицо мужчины менялось. Уходила нежность, что проявлялась с его признаниями. Менялись глаза. В них снова появлялась злость, сменяющая вожделение.
И Ната не знала, что лучше.
Он не сдвинулся ни на сантиметр. Так и продолжил стоять, удерживая её в плену своих рук.
Дыхание тоже сбилось. Потяжелело.
— Значит, вот как ты всё воспринимаешь, несмотря ни на что, — полные губы Федора исказила недобрая усмешка. Ната уже жалела о порыве противостоять ему. Не стоило этого делать, когда он стоял максимально близко к ней. — Думаешь, что ты жертва, а я тебя заказал? Так?
Наташа не спешила с ответом.
— Так, я спрашиваю? — рявкнул мужчина, отчего Ната вздрогнула.
— Так, — выдохнула она, не замечая, как начинают подрагивать собственные руки, всё ещё отталкивающие его.
— Я поспешу тебя разуверить, девочка, — он наклонил голову. Их глаза оказались друг напротив друга. Его карие пылали сдерживаемой яростью, грозясь похоронить под ней всё доброе и светлое, что было в жизни у Натальи. — Я тебя сюда не звал. Не заказывал. Да-да! Представь себе! Я был против — категорически против, чтобы мне привозили омежку! Хочешь ещё одно признание, невеста?
Где-то в ванной или в лесу у Наташи потерялся инстинкт самосохранения, потому что она едва заметно кивнула.
Или только хотела кивнуть, а на самом деле не могла пошевелиться, зачарованная и отчасти парализованная силой, что исходила от мужчины?
— У меня была истинная. Женщина, которую я любил, и которая любила меня. С которой мы собирались прожить долго и счастливо, — каждое слово припечатывало Наташу, откидывая её за невидимую грань. — Она вынашивала моего ребенка. Но их убили. За чертой. Три года назад. Её. И нашего нерожденного сына. Я отомстил за их смерть и дал обет молчания. Отошел от дел. Но! — Федор оскалился, черты лица сильнее заострились. — Мне привезли тебя. Суки… Зная точную дату. И то, что моя сущность не сможет отказаться от омежки. Ни за что. Как бы я ни боролся. Как бы ни противился. Ты мне не была нужна, Наташа! Я не искал тебя! Не заказывал! Меня, так же как и тебя, ловко подставили! Что теперь скажешь, милая?
Наташа ничего не могла сказать. Язык прирос к нёбу, отказываясь что-либо выдавать.
Как, впрочем, и мозг.
— Волчья сущность паскудная, — продолжил Федор, не дождавшись от неё ответа. — Мы не выбираем. За нас решает природа. Вот тут ты абсолютно права. Даже если бы я попытался тебя отпустить, зверь не позволил бы. И как ты уже поняла, мой зверь не рядовой… Отпущу — будет только хуже. На тебе мой запах. Начнется охота… Хочешь узнать, каково это быть жертвой на самом деле? Найдутся те, кто из принципа пожелает узнать, какая на вкус омежка, что не пришлась по душе демону-зверю. Ты окажешься беззащитной перед стаей злых и агрессивных волков. Что потянутся вереницей к тебе. Каждую долбаную ночь. Ты не сможешь выйти на улицу, прогуляться. Дойти до универа. Тебя будут трахать все, кому ты приглянешься. Потому что ты идеальна! Для любого из нас. И я тебя сейчас не стращаю. Не пытаюсь запугать. Говорю, как есть. Поэтому… Наташа, завязывай с игрой в жертву. Я не железный. Я хочу, чтобы всё было… — он выдохнул носом, отчего ноздри широко распахнулись. — Адекватно. Ты и я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})