– Ты не её ребёнок. Ты был её игрушкой, – возражает он. – Ты щенок из деревни, откуда тебя выкрал Александр, чтобы сделать частью армии убийц.
– Я не знал, что ты так завидуешь мне. Мне жаль, что ты не так красив, как я. И что Елена не проявляла к тебе такого особого интереса, как ко мне, – издеваюсь я.
Хотя мы с Алексеем знаем, что ему повезло избежать внимания Елены. Я не просил и не хотел, чтобы меня заметили. Сначала меня это смущало, потом пришло отвращение, и наконец, я понял, что могу использовать это в своих интересах. Её голодный взгляд и прикосновения отправляли меня в ад. Но, несмотря на то, что я знаю, она сам дьявол, и не могу выбросить её или убить. Пока не могу.
Если возвращение с этой картиной укрепит мои позиции в Братве Петровичей, то это стоит того. Когда я возьму контроль, то больше не буду пешкой мужчины или женщины, моя семья будет свободна.
Алексей смущённо смотрит в сторону, а затем к моему ужасу отвечает:
– Братва зависит от продажи девушек и наркотиков. Ты пытаешься подтолкнуть нас к вещам, которые мы не понимаем.
– Когда ты был ребёнком, ты понимал взрослую жизнь? Ты понимал, что чистишь зубы, чтобы избежать их выпадения? Понимал, что должен есть правильную еду, чтобы сбалансировать вред от конфет и сладостей? Чтобы угодить женщине нужно больше, чем пахать в поле? Что, когда ты разрезаешь кишки другого человека, ты видишь, как его душа поднимается в небеса? В детстве ты ничего не знал. Ты рос и учился. Сейчас мы дети в деловом мире, но мы победим, потому что знаем кое-что, что может принести успех. А то, что мы не знаем, мы узнаём, заведя правильные знакомства, – я жестом указываю на Наоми. – Нам нужен человек, который может пройти сквозь любой технологический барьер. И теперь у нас есть Император.
– Она не Император. Она всего лишь слабая маленькая девчонка. Посмотри на неё. Она не сможет прорваться ни на Новый Арбат, ни в Ватикан, ни в штаб-квартиру Ми-6. Она не сможет ворваться даже в продуктовый магазин.
– Эй, я могу. Нет системы, которую я не могу взломать. Я могу ворваться даже в твой глупый Кремль, – возмущается Наоми. – Я могу даже через пять минут рассказать обо всём, что ты делал в своей жизни. На самом деле, я даже могу рассказать, где ты срал две ночи назад.
– Вот ты, Алексей, почему ты сомневаешься в ней? – спрашиваю я смеясь.
– Она не ест настоящую еду. Она много смотрит в монитор. И повторяет одни и те же слова, как маньяк.
– Не называй меня так, – кричит она, и вскакивает, сжимая крошечные руки в маленькие кулаки.
Я хочу заключить её в объятия за то, как она неотразима, но сейчас не время.
– Она не смотрит в глаза, даже сейчас, – он указывает ей на лицо, которое краснеет от обвинений.
Мой смех затихает, и я успокаивающе кладу на неё руку.
– Но, Алексей, ты смотришь мне в глаза и лжёшь мне теми же губами, что сосал член чужака. Поэтому думаю, отсутствие зрительного контакта ничего не значит.
У него расширяются глаза. Он открывает рот, чтобы просить о пощаде, но у нас нет времени слушать просьбы, которые ничего не изменят. Прежде чем он успел издать хоть слово, я застрелил его. Он отклоняется в сторону и падает на пол.
Наоми вздрагивает от выстрела, но ничего не говорит. Она встаёт, хватает мой ремень с диванных подушек и протягивает его мне. В одной руке у меня пистолет, но я просовываю ремень сквозь петли. Трудно застигнуть ремень в таком положении. Она подходит и убирает мои руки. Двумя быстрыми движениями она застёгивает мой пояс. Близость её рук к моей талии, её ароматного тела к моему, заставляют мои штаны увеличиться на один размер. Я отступаю прежде, чем это чувство захлестнёт меня.
– Тебе нужно что-нибудь наверху? – спрашиваю я.
– Компьютер.
– Мы купим тебе новый.
Я прислоняюсь к двери, чтобы послушать шумы из коридора и ход лифта.
– На этом запущен код, – возражает она.
С меня достаточно её лжи и уловок. Возможно, она схватила меня, но я не беспомощен.
Я беру её за подбородок и говорю, глядя в глаза.
– Я не причиню тебе вреда, пока ты делаешь то, что я прошу. Будешь верна и будешь жить. Предашь меня, и у тебя тоже окажется дырка между глаз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Глава 8
Наоми
– Мне не нужна дырка между глаз, – говорю я ему. – Ты понимаешь, что это убьёт меня? Человек не может жить с дыркой между глаз. Хотя в медицине зафиксированы несколько случаев проникновения отвёртки или гвоздя под глазное яблоко, но там всё было прекрасно, пока предмет был внутри...
– Это была угроза.
О! Я моргаю. Василий впервые по-настоящему угрожает мне. Я хмурюсь и изучаю его, пытаясь понять. Он был вежлив и заботился обо мне. Я смущена этими переменами. Возможно, выстрел в другого человека испортил ему настроение.
Он хватает мою руку и тащит меня вперёд прежде, чем я успеваю возразить, что он трогает меня.
– Давай. Идём.
Снова это.
– Идём куда?
– Нам нужно покинуть это место. Оно кишит Голубевыми.
Он тащит меня за собой по коридору, и мы снова оказываемся на пожарной лестнице. Затем он снимает ботинки и заставляет меня сделать то же, и мы тихо ползём по лестнице.
Я думаю о ноутбуке, который мы оставили наверху. Меня это беспокоит. Я должна настоять, чтобы мы взяли его с собой, стереть жёсткий диск и свои следы. Придётся залезть в него издалека, чтобы почистить. Мне не нравится оставлять мою рабочую станцию без присмотра. Это один из моих многих пунктиков, связанный с обсессивно-компульсивным расстройством, но этот действительно доводит меня так, что я не могу думать ни о чём другом.
Я настолько увлечена мыслями о ноутбуке, что почти не замечаю, как Василий суёт мне в руки обувь.
– Жди здесь.
Наклонив голову, наблюдаю, как он подходит к двери на лестнице. Он двигается, как гепард, которого я видела однажды в зоопарке. Меня тогда поразила его хищная мускулатура и излучение неизбежной опасности. Дверь распахивается, и он заходит внутрь, хватая что-то. Я вижу мелькание тёмной ткани и конечностей, и слышу шум.
Человек в костюме падает у ног Василий, у него вывернута шея под острым углом.
Василий смотрит в мою сторону и быстро импульсивно заставляет меня следовать за ним.
Я иду, аккуратно переступая тело.
– Куда мы идём?
– В аэропорт, – говорит он, поправляя пиджак. – В Рим.
Я радуюсь.
– Чтобы посмотреть на необрезанные пенисы?
– Между делом.
Он оглядывается и жестом показывает мне следовать за ним, что я и делаю. Мы выходим в переулок.
Я всё ещё прижимаю к себе свою обувь. Мы не обулись, и мне не кажется, что он собирается останавливаться. Мне стоило бы протестовать о микробах, которые мы собираем, но, кажется, сейчас не время.
За углом мы натыкаемся на другого мужчину в костюме. Я задыхаюсь и не успеваю отреагировать, а Василий хватает мужчину за голову и разбивает её об стену. Просто «бум». Мужчина падает, а Василий продолжает красться по переулку, словно хищник на работе.
Захватывающе. Признаю, я под впечатлением.
Ещё два переулка, и мы оказываемся на оживлённом перекрёстке. Василий хватается за дверь ближайшей машины и дёргает её. Он наклоняется и что-то рычит. С другой стороны улицы из машины выходят два человека и бегут. Он оглядывается на меня и указывает на такси.
Я сажусь, а Василий садится рядом.
– В аэропорт, – говорит он по-португальски, вытаскивая кучу денег. – Быстро.
Водитель кивает и берёт деньги.
Василий расслабляется, когда такси едет по улице. Он оборачивается и хрюкает.
– Они даже не преследуют. Тупой дурак Голубев. Они будут сидеть в вестибюле часами и думать, что они самые умные.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я отдаю ему его обувь.
– Ты тихая. Не бойся меня.
У него голос мягкий и расслабляющий, и он пытается успокоить меня словами.
– Я не боюсь.
Он выгибает бровь, как бы не веря моим словам. Он выглядит почти оскорблённым, что я его не боюсь. Василий наклоняется и тихо говорит.