Читать интересную книгу "Общие вопросы этнографии русского народа. Традиция. Этнос. Религия - Олег Викторович Кириченко"

период России, обратимся далее к той стороне, которую мы обозначили как «монархическая идеология» и за которую отвечал уже не народ, а государство в лице монарха и его помощников. Подобная идеология смогла сложиться только после Отечественной войны 1812 г., как результат весьма важных перемен, принесенных этим великим событием[956]. Данная война, хотя и не может считаться мировой, но по своим масштабам, напряженности сил и задействованности участников она, несомненно, была прелюдией к Первой мировой войне. Ее название «Отечественная» отражает народный характер войны для России, что и заставило дворянское общество, далеко оторвавшееся от народа за XVIII столетие, оглянуться, заметить и самое главное принять народную помощь как бесценный факт, открывающий аристократии глаза на народ. Это открытие коснулось всех дворянских групп, как наиболее близких к народу, так и наиболее отдалившихся от него; первых сделав народолюбцами — славянофилами, вторых — революционерами, борцами за новую Россию, сначала декабристами — оторвав от узости масонских заговоров и двинув на революционное, публичное выступление, а позже превратило их в западническую партию, полемизирующую со славянофильством. Но в данном случае нам более важно другое: народ был замечен (как народ) и на самом верху, отчего императорская власть, начиная с Александра I, постепенно начинает становиться царской властью, меняя свои взаимоотношения с народом с западно‐абсолютистских на русско‐монархические. Вот почему в эту эпоху не могла не родиться и государственная монархическая идеология, ориентированная не на абстрактное гражданское общество, а на народ, в религиозном и этническом его смысле.

Появление государственной идеологии «Православие, самодержавие, народность» стало закономерным этапом эволюции Российской монархии, движущейся в сторону укрепления всех связей — горизонтальных и вертикальных — в стране. После того как зашаталась вертикаль власти под напором дворянских революционных сил (декабристов), возвращение к традиции через «горизонталь» связей монарха и народа (земли) стало особенно актуальным для императора Николая I. Декабристское восстание было направлено, в отличие от прежних дворцовых переворотов, уже не на замену одного монарха другим, а на умаление самой монархической власти. И императору оставалось или смириться и модернизировать всю созданную за XVIII в. вертикаль, отказавшись от части монарших властных полномочий, или же двигаться в сторону актуализации и наращивания горизонтальных связей. Выбрав второй путь (еще и потому, что простой народ показал свое «лицо» в Отечественную войну, — свою возможность быть субъектом отношений), Николай I и выдвигает вскоре монархическую идеологию, как широкую государственную программу, ориентированную на народ.

Царю несложно было найти союзников — ревнивых и добросовестных исполнителей его воли, поскольку в целом что‐то серьезно поменялось в государстве в этот период. Осенью 1826 г. А. С. Пушкин составляет для императора специальную «Записку о народном воспитании», в которой мы находим отзвуки будущей триады графа С. С. Уварова. Здесь есть и слова о необходимости создания собственной идеологии («влияние чужеземного идеологизма пагубно для нашего Отечества»); и необходимость «защитить новое поколение» от тлетворного влияния «заговорщиков», принесших в Россию чужие мысли из‐за границы; и опора на «просвещение» народа, которое «одно в состоянии удержать новые безумства, новые общественные бедствия». Ни домашнее, ни частное воспитание в современных условиях жизни, считает Пушкин, не способны решить проблему нравственного воспитания юношества, только общественное воспитание может стать необходимым и надежным фундаментом для благих целей. Тщательное, вдумчивое изучение русской истории «должно будет преимущественно занять … умы молодых дворян, готовящихся служить Отечеству верою и правдою, имея целию искренне и усердно соединиться с Правительством в великом подвиге улучшения государственных постановлений, а не препятствовать ему, безумно упорствуя в тайном недоброжелательстве»[957].

Заграничные поездки приносили молодым русским дворянам не только опыт знакомства с революционными идеями, но и открывали мир западного народолюбия (немецкого и французского романтизма), выраженного в научной и философской форме. Уехавший в Германию в начале 1830‐х годов с учебной целью И. В. Киреевский, по возвращении домой, из западника превращается в славянофила. Подобный же путь прошел и основоположник монархической идеологии граф С. С. Уваров, вернувшийся в Россию из учебной поездки во Францию[958]. Любовь к своему народу, к своей исконной традиции стало возможным оформить в виде или философского учения (что сделали славянофилы), или государственной идеологии (что удалось сделать графу Уварову) и включить эту данность в общественный и государственный контекст бытия народа. Граф Сергей Семенович Уваров был уникальной для своего времени фигурой! Неслучайно его появление на официальном поприще вызвало неподдельное восхищение (как русским ученым и организатором науки) М. М. Сперанского, отметившего в качестве образца «новых» для России людей — Н. М. Карамзина и С. С. Уварова. То, что именно граф Уваров был автором новой идеологии, подтверждается многими фактами; во‐первых, это следует из тех официальных бумаг, которые представлялись графом императору[959]; во‐вторых, граф Уваров посчитал важным для себя поместить слова «Православие. Самодержавие. Народность» в качестве девиза в свой родовой герб, сразу после принятия графского титула.

Важным в государственной идеологии, впервые в России оформленной в виде долгосрочной программы, ориентированной на весь народ, была ее искренняя поддержка императором и целым кругом его единомышленников. Выше мы уже упоминали о наличии светскости, как новой, важной составляющей в духовном облике российского императора. В данном случае монархическая идеология выдвигается именно от лица светской части императорского статуса в направлении к светскости части народа. Вот почему главной и единственной формой реализации этого проекта становится сфера образования. Граф С. С. Уваров назначается министром народного просвещения (1834–1849) вскоре после предъявления императору в 1832 г. указанной программы[960]. Как показывают события, предшествующие уваровскому руководству министерством (еще до министра А. С. Шишкова), когда существовало объединенное министерство исповедания и народного просвещения, возглавляемое кн. А. Н. Голицыным, в этот период начала складываться несветская государственная идеология, но имеющая псевдорелигиозный характер, корнями уходящая в немецкий пиетизм[961]. Это была попытка разрушить складывающуюся с начала века общероссийскую систему университетского образования[962]. И как ни странно, но ее отстояли те, кого в либеральной научной среде было принято называть «церковниками, мракобесами и ретроградами»: А. А. Аракчеев, адмирал А. С. Шишков, митрополит Серафим (Глаголевский), архимандрит Фотий (Спассский), митрополит, А. А. Орлова‐Чесменская, которые сумели донести до императора Николая I пагубность деятельности голицынского министерства[963]. В докладе императору 1843 г. граф С. С. Уваров отмечает, что монархизм, провозглашенный в «тройной формуле» — это «антилиберализм», а православие — антимистицизм[964].

Создание светской системы высшего университетского образования под опекой императора стало необходимым фундаментом для новой официальной идеологии. Граф С. С. Уваров, как и император Николай I — вообще ключевые фигуры для науки и образования в России! До тех пор, пока не сложилась уваровская триада как государственная идеология, отвечающая традициям и чаяниям всего народа, правительство не могло фундаментально на общероссийском уровне решать проблему науки и образования. С начала 1800‐х и до 1830 г. на