- Что ж, высокорожденный отец мой, брата моего - бастарда привёл я в чувство вполне, но, прошу, спроси у него сам, отче, захочет ли он возлежать на праздничном пиру рядом с моим будущим тестем Сабиниусом Верелием Конигусом?
Кажется мне, Квотриус полагает себя обиженным решением его, отнюдь несправедливым. Ибо все мы, присутствующие здесь, имели договорённость о женитьбе брата - бастарда моего на девице сей, дщери Сабиниуса, но получил Квотриус оскорбительный для него двойной отказ - и от не в меру болтливого, задравшего нос выше потолка отца, и от дщери его-невидимки. Не смутит ли его сие теперь, когда брат старший обручён с тою девицею, глазом не видимою, но не в меру гордою?
- Слышал ты словеса высокорожденного брата сводного своего, о Квотриус. Так ответь тогда уж мне на его вопросы. Кажется мне, совсем запугал ты высокорожденного брата своего Северуса выходками своими, недостойными мужчины - тою, что днём приключилась с тобой да прямо во время превосходного славословия, соделанного братом твоим, правда, не до конца понятого мною там, где говорил сыне мой законнорожденный и наследник о стихиях некиих и афнери мёртво-живых каких-то да ещё и о чародее некоем, имя коего столь трудно для произнесения, что и не запомнил я его… И несколько минут назад пришлось брату твоему сводному, верно, из любви к тебе, недостойному её, снова произносить Оживляющее Слово да чародейской палочкой над тобой махать… Итак, сбился с мысли я, ибо солдат Божественного Кесаря простой и премудрости словесной, кою за словоблудие пустое почитаю, не обучен.
- Хотел ты, отче, спросить Квотриуса, коему и вправду лучше бы отдохнуть, нежели упиваться вином сладким на пиру, не то, не приведи Мер… Юпитер - всех богов и богинь Кесарь небесный, придётся на виду у простецов, не привыкших к магии, волшебствовать над ним, коли он снова сознание потеряет, восхочет ли он возлежать на пиру с посторонними ему пока высокорожденными патрициями - будущими родственниками моими да и его тоже?
- Видишь, о Квотриус неразумный и духом слабый, что брат твой сводный боится даже прямо спросить тебя, держа меня за посредника некоего?
- Но… разве пир не будет домашним, во славу Пенат и Лар, о высокорожденный возлюбленный отец мой?
Зачем какому бы то ни было человеку чужому присутствовать на нём?
- Сегодня человек сей, о Квотриус, верно, разума и памяти лишившийся от содеянного над собою, высокорожденный патриций Сабиниус Верелий Конигус, прибыл с сыновьями своими достойными и обручил дщерь свою единую, высокорожденную патрицианку Адринану Ферликцию, с сыном моим законнорожденным и наследником и стал членом семь…
- Как мог ты, брат… именно сегодня, когда я!.. Когда мы!.. Коротка же память твоя, о высокорожденный брат мой и Господин, ежели не хватает её на день единый!
- Успокойся, о Квотриус, и сам я не ведал о событии, мне предстоящем. Поверь! Северус снова солгал, ведь именно за утренней трапезой надел он себе на палец обручальное кольцо для невесты.
И солгав, Снейп обратил свой гнев не на себя, как должно было бы произойти, а на несчастного, слишком много пережившего за «день единый» брата, который, сжав голову руками, повторял:
- Нет! Нет! Не верю! Ни единому слову твоему, о возлюбленный брат мой! Не мог ты не знать заране о дне помолвки своей! Сие суть событие, должно быть, долгожданное для тебя!
- Не веришь?! Опять провалы в памяти?! Или ты вконец обезумел, о Квотриус?! А вспомни тогда, кто поставил тебя на ноги так скоро, что ты не успел и почувствовать всех прелестей того, что натворил с собою? Не помнишь и сего ты?! Да?! Да у тебя бы сейчас все раны, самим собою нанесённые, болели столь преяро, так что знахарки ни из гражданок, ни из рабынь дома моего, ни даже врач не помогли бы тебе. Лишь долгое время спустя почувствовал бы ты себя немного более живым, а не славословить божеств домашних в день…
- Да не нужны мне были тогда Исцеляющие заклинания и отвары твои, поистине чудодейственные! А Лары и Пенаты по доброте своей божественной уж простили бы болящего домочадца! И пусть страдал бы я страшно, сильно, но не прибегнул бы к помощи твоей!
- Смотри же, Квотриус, пожалеешь ты ещё о словесах сих необдуманных. Не нужны, говоришь ты? А как же…
Но профессор не договорил - ему было почему-то неудобно договаривать «мы с тобою» при Папеньке. Отчего в нём вдруг проснулась такая стыдливость вслух сказать об их с братом отношениях, о которых отец Квотриуса уж, конечно, знал давно, с самого начала, как и все свободные домочадцы, и даже… Гарри проведал о них, Северус так и не понял. Он взял себя в руки и уже открыл было рот, чтобы произнести затаённое, но было поздно - момент был упущен.
Однако Квотриус оказался в этот миг сильнее брата или просто разозлён больше, поэтому громогласно проговорил:
- Не буду я присутствовать на пиру в честь помолвки брата моего возлюбленного более, нежели жизнь.
Холодно и отчётливо, нисколько не стесняясь и не таясь отца, произнёс эту выстраданную фразу Квотриус, легко поднялся со спины, на которую упал при обмороке, но тело его было расслаблено тогда, потому он и не ушибся, даже головою - отец поддержал любимого сына. Он и потом, разговаривая с Северусом о закольцовывании времени, всё так же лежал на земляном полу, вычищенном перед славословиями обоими камерными рабами Папеньки. Затем брат - бастард встал в начале на колена пред любимым, никогда не предававшим его, отцом, словно перед братом, когда в день первый, униженный пришлецом, целовал тому руку, глядя на него с ненавистью… тою же ночью сменившейся чувством совсем иным. Но сегодня было не до целования руки, хоть и причин для сего было много и много боле, ибо спас жизнь Северус брату, несмотря на сопротивление взбунтовавшихся Стихий, поднявшихся против Снейпа, в тщетных попытках избавиться от своего Господина, тогда еле живого. Квотриус твёрдо встал рывком на ноги и покинул комнату отца, служившую и супружеской опочивальней, не удосужив оставшихся и взгляда.
- Прости, о высокорожденный отец брата - бастарда моего за неромейскую несдержанность в выражении чувств. Ведь знаем мы оба, полукровка он еси, вот и взыграла в нём кровь Нины, ибо родом была она из варваров диких и грубых в выражении всего, что бы ни взбрело в голову им, от уэскх`ке.
- Не говори того, чего не ведаешь, сын мой Северус! Не то ярость и гнев мои за словеса твои велики будут! Ужель хочешь сего? Знай же, что во гневе ужасен есмь я! И ежели обрушится злоба моя на твою голову, не поможет тебе чародейская палочка твоя!
Папенька мгновенно и резко оборвал излишне подсуетившегося наследника, ибо от любезного Квотриуса, быть может, стерпел бы он и не таковое, но от старшего нелюбого сына - развратника, совратившего милого Квотриуса к плотскому греху меж братьями, да ещё от так и не ставшей любимой женщины - никогда. После сего взгляд его из грозного превратился в мечтательный и ласковый. Он вздохнул и, словно бы нехотя, стал превозносить необычайные, прямо-таки сказочные достоинства Нывх`э.