Но Папенька разошёлся и даже не обратил внимания на то, что его речь была прервана какой-то «Авександией». Ему явственно хотелось наконец-то запросто, по-солдатски, как на долгожданном привале после долгой тряской дороги, по душам поболтать со своевольным, злоязычным, колючим, недоступным и, главное, излишне братолюбивым наследничком. И Папенька начал откровенничать:
- Но не сильно жалею я о смене женщины на ложе своём. У меня ж ещё твои рабыни нетронутыми остались, хоть и помню я, когда навещал тебя во время выздоровления твоего от лихорадки, когда не мог ты даже пищу легчайшую принимать, разрешил ты мне попользовать их. Но тут начались делишки со сватовством, а я хитрый - всё в секрете держал. Если честно, боялся я, что ты заране откажешься от Союза.
Но вот матерь твоя, о Северус, сыне мой, знай, после нашего возвращения из похода сильно переменилась ко мне и не отвечает боле на ласки и всё, что надлежит совершать супругам на ложе, так, как делала сие ранее - с радостию принимая меня в лоно своё, позволяя ласкать до помрачения разума её, теперь словно чрез силу свершает. И смотрю я - не в радость ей ласки мои, даже не застонет, когда за грудь ущипну. А я, поверь, с годами настолько умел стал в игрищах любовных, что любая, будь то даже, хоть и редкая, но невинная девица, правильно обласканная и распалённая мною к соитию, не замечает даже болезненной, как говорила мне, тогда ещё довольно неопытному юнцу, давным-давно супруга моя, дефлорации.
Но вернусь-ка я вновь к мыслям о супружнице моей - не пойму, что с нею соделалось? Она же столь много страдала без супруга, и вот - не нужным оказался я ей. Уж не завела ли она в наше отсутствие «хвост» себе? Ибо, кому как, а многим, как идёшь с ней по улице, она явно по нраву. Может, спит она с любовниками многими, покуда я с рабынями развлекаюсь, вот и утомлена она всегда, и нежеланен я. Знаю же, что не красавец-мужчина я, а может, у кого подлиннее будет? А женщине только того и надо, они ж ненасытные в любви! Кто лучше гвозди забивает да подольше, тот им и любе…
Северус решил прекратить неприятные для него разговоры о женщинах да ещё и с непосредственным сексуальным акцентом, выражаемым пошлым, вульгарным языком черни, пересыпанном грубейшим солдатским жаргоном. При случае Снейп и сам прибегал к этому диалекту латыни, но от Папеньки да ещё о бабах слушать такое было сверх его сил. Поэтому он решил поведать счастливому будущему отцу благую весть, о коей почему-то умалчивала Маменька, предпочитая терпеть неприятные ей сейчас ласки ненасытного супруга, которого хватало, ну, буквально, на всех рабынь, даже на некоторых покрасивее и не дряблых, а упругих телесами, из каморы для старух.
- Матерь моя понесла от тебя, отец мой высокорожденный, разве не ведаешь ты о сём воистину удивительном и радостном событии? Знай же, что наградили вас за любовь супружескую, наконец-то соединившую вас после стольких лет разлуки милосердные и всемогущие боги сами волею своею!
- Нет, воистину не ведал! - Папенька мгновенно перешёл вслед за правильным, возвышенным языком сына от пошлостей и подозревания супруги в измене к умилённой, почти нормальной латыни. - Ибо умолчала Вероника, супруга моя, о ниспослании нам на старости лет такого счастия. Надо принести бычка в дар Диане - Матери, дабы спокойно и вовремя разрешилась от бремени отныне и до родов неприкосновенная матерь твоя, сыне. Радуюсь я весьма, умилил ты, о драгоценный сыне, меня словесами твоими.
Северус поспешил «раскланяться» с Папенькой на такой бравурной ноте… С «отцом» - магглом, коий знал о жене своей много менее, нежели, чем совершенно чужой ей профессор.
И мгновенная, внешне кажущаяся праздной, мысль посетила голову сего многомудрого профессора:
-А не будет ли и этот ребёночек Вероники, как и я, - мысленно раскланиваюсь сам с собой, - только настоящий, её первый уцелевший ребёнок, магом Северусом, который и принесёт, по обоюдному согласию двух супругов, волшебство в род Снепиусов? Вот он и будет вписан в «Хронику благородной, чистокровной семьи волхвов Снеп» Ульция Снепа.
Вот только незадача - кажется мне, у Маменьки будет дочь… Если вообще старушка разродится… Хотя я помню чудное мгновенье первой встречи с Маменькой - мне она тогда жутко не понравилась, да и сейчас я от неё не в восторге, но она вовсе не старушка, как я назвал её в сердцах, а просто женщина в годах, и при её довольно изящной фигурке имеет бёдра, достаточно широкие для благополучного разрешения от бремени.
- Радуйся, отче!
- Радуйся, сыне!
Скажи мне, как ближайшему твоему родичу, зачавшему тебя, прошу - скажи правду.
- О чём, отче мой?
Северус искренне удивился такому вопросу после доверительного, даже излишне, с солдатскими пошлостями, остротами и шуточками разговора, состоявшегося впервые за всё время жизни в роли сына Малефиция. Ему казалось, у них общие цели - приумножение богатств дома Снепиусов для наследника, которым, в конечном итоге, окажется - кто же ещё? - Квотриус, пока рассорившийся и с родителем, и со спасителем-братом в пух и прах, решив не прийти на трапезу в честь Лар и Пенат. А вот со стороны Квотриуса это должно быть большим неуважением по отношения к божествам, охраняющим дом и всех, кто в нём, даже скотину и скот говорящий, а если помолиться им перед долгой и трудной дорогой и вознести хвалы, принеся скромные жертвы после возвращения в дом, то божки будут охранять и странников, и воинов.
- Да, - решил Сев для себя, - это просто откровенное хамство, уж если не по отношению к божествам семьи Весциус некогда страстно, но, к сожалению, безответно любимой мачехи, то уж точно по отношению к любимому отцу, усыновившему бастарда, позволив носить своё и родовое имена да и нарёкшему его в раннем младенчестве.
При наречении Малефиций, со слов Квотриуса по рассказам любимого отца, которые тот любил повторять, держа маленького наследника от Госпожи Наложницы на коленке, он принес в жертву трёх агнцев и одного тельца «из закромов» щедрого, благоуспевающего, сразу осевшего на новой плодородной земле и тоже… тоже не в меру похотливого отца своего Снепиуса Тогениуса Авзария. Тот любил единственного сына, но Господином дома делать не спешил. Малефиций с «малым двором» мотался в это время по всему южному побережью острова с когортой солдат, ибо был непоседлив и искал воинской славы, обретя её лишь на севере страны через десять лет, будучи Господином дома, которого у него тогда ещё физически не было. Всё хозяйство отца вскоре после его смерти пришло в упадок, а колоны и рабы разбежались, не забыв поджечь усадьбу и порубить фруктовые деревья.
Да и то, брат-то не со мною поссорился, а с Папенькой. Ну это же ненадолго! Квотриус - любимый сыночек и у-тю-тю-шеньки. Пусть лучше отлежится да поспит. А ведь всё выходит, как я и хотел… Так, теперь сначала Пот… Гарри, а Квотриус пускай придёт в себя, не то снова запустит в меня Круциатусом. Не очень бы хотелось.