Иван, заткни эту крысу, а то я сам сейчас…
Иван поднял руку, останавливая Босоволка. Тот и сам уже увидел.
Толпа загудела, зашевелилась. Словно ползущая змея, в ней появлялся узкий извилистый проход. Два дюжих мужика тащили по проходу под руки воющую девушку, а из толпы кричали ей то с большим, то с меньшим энтузиазмом: «Потаскуха! Бл…дь позорная! Обмарала себя! Опозорила семью! Вон из общины! Катись, катись на х… – там твоё любимое место!»
Босоволк вспылил, схватился за саблю. Иван резко выставил руку, останавливая его. Не хватало ещё резню здесь устроить!
Мужики тащили девушку, а толпа разворачивалась, заметив поезд в двадцать пять саней и почти полсотни верховых, большей частью вооружённых. Сразу было понятно, что обоз не купеческий. Народ, стихнув, насторожённо всматривался, оценивая незнакомых проезжих.
Девушку подтащили к краю толпы и швырнули на дорогу. Она была в расстёгнутом полушубке и валенках, но без платка или шапки. Видимо, потеряла, пока тащили, или не успела надеть. Рядом с ней кинули котомку, набитую то ли харчами, то ли тряпьём. Девица выла, уткнувшись себе в колени, маленькие посиневшие руки загребали снег.
Иван молчал. Молчали и остальные. Мераяны хмуро смотрели то на рыдающую девицу, то на молчаливых верхоконных. И по наряду Босоволка, и по осанке остальных многие уже догадались, что в деревню заехали совсем не простые люди и добром дело может не кончиться.
Девица потихоньку затихала. Почувствовав настороженное молчание, испуганно вскинула голову, поднялась с колен, торопливо поправила растрёпанные белокурые волосы. Лет ей было семнадцать-восемнадцать, не больше, отметил Иван, и, несмотря на широкий вздёрнутый нос, веснушки и косоглазие, выглядела она довольно мило. Живота заметно ещё не было, по крайней мере под одеждой.
– Как тебя зовут? – негромко спросил он.
Девица смотрела на него, открыв рот, вытирая рукавом глаза и всхлипывая всё тише и реже.
– Я… Яся, – запинаясь, пробормотала она.
– Вот что, Яся. – Иван помедлил секунду, ещё раз подумав: стоит ли? – Я царевич Иван Волховский.
У Яси непроизвольно подогнулись колени. По толпе мераянов пронёсся нестройный тревожный гул.
– Назови мне отца ребёнка. Тогда я смогу оставить тебя здесь, в общине, – Иван старался смотреть на перепуганную девушку участливо и мягко, но не был уверен, что у него получается. – Ну же, Яся, не бойся. При мне тебя никто не посмеет тронуть.
Яся качала головой, глядя на царевича расширенными испуганными глазами. То ли она не вполне понимала, что ей говорят, то ли до сих пор не могла решиться.
Босоволк вопросительно взглядывал на Ивана сбоку, всем своим видом вызываясь: дай я сам всё сделаю. Иван не реагировал.
– Яся, при мне тебя никто не тронет, – повторил он. – Назови мне своего мужика. Кто он? Женатый? Родственник? Кто?
Яся как-то странно икнула, затравленно оглянулась и тут же опустила голову. Иван понял, что с каким-то из вариантов он угадал.
Он криво усмехнулся.
– Не скажешь?
Яся отчаянно замотала головой. Иван выпрямился в седле, провёл по толпе холодным мрачным взглядом, от которого не по себе стало даже Босоволку.
– Ну что ж вы, храбрецы?! – со сдержанной яростью произнёс царевич. – Обрюхатить девчонку – всегда пожалуйста! Опозорить её, выгнать – без проблем. А признаться, кто напаскудил – некому? В тень сразу все? За бабский подол?
Он водил взглядом по лицам, и мераяны испуганно и смущённо опускали глаза. Кто-то выкрикнул из глубины толпы:
– Сама виновата!
– Что ты сказал? – вспылил Босоволк, хватаясь за саблю и посылая коня на толпу. – А ну иди сюда, падла!
Толпа испуганно и возмущённо загудела, пятясь и смыкая ряды. Босоволк наткнулся на передних и выхватил саблю, матерясь и требуя расступиться. Помогло не очень.
– Босоволк! – рявкнул Иван, перекрывая всех прочих. Посол нехотя развернул коня, вложил саблю и вернулся на своё место рядом с царевичем.
– Значит, никто не признается? – Иван решился на последнюю попытку. – Так и бросите девку одну?
Толпа молчала. Яся тоже. От слитного дыхания поднимался пар.
– Эх вы, мужики! – презрительно бросил Иван. – Губите девчонку за то, что она прикрыла кого-то из вас. У которого из мужского одни муди. Смотреть противно. Потапов!
Фёдор готовно кивнул на повелительный взгляд царевича. Он поднял вконец оробевшую и потерявшуюся девушку, подхватил её баул и повёл в хвост обоза, негромко бормоча:
– Пойдём, пойдём, не бойся. Не бросим мы тебя тут. Сам царевич Волховский заботу взял, понимать должна. Довезём до жилья какого-нибудь, пристроим. Всё наладится.
Яся брела рядом с ним, потерянно кивая. Она так ещё и не осознала, что происходит.
– Ну и куда она нам? – с досадой прошипел Лёня Чёрт. – Не в Барилью же тащить. Возись ещё с ней!
– Лёня, закрой свою пасть! – посоветовал Босоволк. И повернувшись к Ивану: – Может, в Ольгино отправить? Тут недалеко, на воеводском дворе пристроят её. Прачкой там или кухаркой.
Из Ольгино, последней пограничной крепости на границе между владениями Волхова и землями мераянов, они выехали рано утром.
– Новой Ядвиги нам не хватало! – заныл Чёрт. – Ещё одна выгнанная мераянка. Ваше высочество, ну не будет ли?!
Иван бросил на Чёрта хмурый взгляд, качнул головой, ничего не ответив. Фёдор уже возвращался.
– Ну?
– Посадил там, – Фёдор неопределённо мотнул головой в хвост обоза. – Закутал, устроил. Чуток успокоилась.
Иван кивнул.
– Трогаем.
Он качнулся, посылая коня вперёд. Толпа торопливо расступилась, давая дорогу. Иван не оглядывался, но слышал, как в насторожённой тишине его гвардейцы вслед за Босоволком презрительно сплёвывают, проезжая деревню.
На вечернем привале, устроенном в поле, Босоволк опять поинтересовался у Ивана: что делать с девушкой?
Иван помолчал, хмуро глядя в огонь костра.
– Довезём до Лотков, – нехотя ответил он. – Устроим где-нибудь при дворе Товтивила.
– А чего было к нам не отправить, в Ольгино? Ближе же! Сейчас бы уже в тепле была.
Иван косо взглянул на Босоволка и отвернулся. Объяснять ему свои истинные мотивы желания не было.
– У своих ей спокойнее будет, – сказал он, помолчав. – Ты же знаешь, как пограничники наши к мераянам относятся.
– Нормально относятся, – вспылил Босоволк. – Ты чего, Иван?! Последняя война двадцать лет назад была, ещё при батюшке твоём. Успокоились уже все, позабыли. Сам же видел, как наши ходят за ней.
Это была правда. Исключая Лёню Чёрта, все остальные в посольстве – от Босоволка до последнего обозного – приняли Ясю доброжелательно, предлагали то одно, то другое, укутывали потеплее, устраивали поближе к костру, угощали кашей с мясом и горячим сбитнем. Иван подозревал, что отнюдь не бескорыстно, но не хотел тратить время на спор с Босоволком.
– Ходить ходят, а замуж никто не возьмёт, – пробормотал он. – А