в Лотках может и повезёт.
– Иван…
– Хватит! – оборвал Босоволка царевич, вставая. – Я спать. И тебе советую. Поднимаемся рано.
Он прошёл, хрупая снегом, к своему небольшому походному шатру. Заметив Потапова, махнул рукой, подозвав.
Фёдор пролез за ним, отогнув полу шатра, почтительно встал у выхода, дожидаясь, пока Иван вздует огонь. Слуг вызывать царевич почему-то не стал.
– Вот что, Фёдор, – негромко начал Иван, – я хочу тебя кое о чём попросить. Но, кроме нас, об этом никто не должен знать. Понимаешь?
Стрелец насторожённо прищурился, кивнул медленно. В серых стальных глазах Ивана поблёскивали свечные огоньки.
– Я не могу это доверить даже Радько с Остеем, – продолжал царевич. – Им ещё возвращаться, не хочу подставлять их под Коломну. А ты ведь не собираешься опять на службу?
– Нет, – качнул головой Фёдор. – Не считая этот поход…
– Ну да. Не считая. – Иван помолчал, пристально глядя в глаза Фёдора; стрелец выдержал взгляд. – Так вот, я о Лёне.
– Да?
– Он не должен доехать до Лотков.
Фёдор молчал. Ждал продолжения.
– Но и в Волхов он должен вернуться не скоро. Понимаешь?
– Думаю, да, – медленно проговорил Фёдор.
– Он должен вернуться в Волхов. Но не скоро, – настойчиво повторил Иван. – Через пару месяцев, скажем.
– Когда мы уже будем в Барилье, – полувопросительно-полуутвердительно произнёс Фёдор.
– Ты меня понял.
Фёдор помолчал, подумал.
– Мне самому всё решить?
– Решай, – кивнул Иван. – Но быстро. Лёня должен отстать от нас завтра. Самое позднее – послезавтра.
Фёдор покивал. Говорить больше было не о чем.
– Я пойду?
– Иди, – отпустил Иван.
Фёдор повернулся, взялся за полу шатра, замешкался.
– Ваше высочество, – позвал он.
– Да?
– Вы ведь не из-за этой девчонки Чёрта оставляете? Не потому, что он влез?
Иван холодно улыбнулся.
– Ты даже не представляешь, насколько не из-за этого.
Следующим вечером, когда стояли в небольшой лесной деревушке под Медынью, снимая зажаренную кабанью тушу с вертела, Фёдор ненароком задел в пах жеребца, с которого молодой извозчик сгружал собранный в лесу хворост. Жеребец взвился, пронзительно заржав. Фёдор попятился, поскользнулся, упав на стоявшего рядом Лёню Чёрта.
Лёня не успел среагировать. Копыта жеребца опустились ему прямо на голову. Подьячий рухнул, обливаясь кровью.
Вокруг повскакали, заорали, пытаясь отогнать взбесившегося коня. Фёдор поймал поводья, дёрнул на себя изо всех сил. Жеребец взбрыкнул, саданув по лежащему в крови Чёрту задними копытами, дёрнул головой, вырвав поводья. Взвился опять, снова опустившись копытами на подьячего.
Только с третьей попытки поймав поводья, Фёдор оттащил жеребца. Переломанного, окровавленного, бесчувственного Лёню занесли в избу.
Иван зашёл, когда Лёню кое-как перевязали и привели в чувство.
– Ты как? – спросил царевич.
– Плохо, – прошептал Лёня. – Плохо, ваше высочество.
– Да, вижу, – Иван покачал головой. – Как же тебе угораздило так?!
– Простите, ваше высочество. Не заметил…
– Да ты-то тут при чём! – с досадой махнул Иван. – Федька, дурак, жеребца ткнул. Ещё ответит у меня. С тобой-то мне что делать?
– В сани, ваше высочество. – Лёня сделал попытку приподняться. – В санях… доеду…
– Ага, ещё чего! Куда тебе ехать, еле дышишь. Нет уж, Лёня. Будешь лежать тут, пока не оклемаешься. За постой, за уход не волнуйся. Я заплачу.
– Как же, ваше высочество?! – Лёня тревожно забегал глазами. – Как же вы без меня-то?
– Справимся как-нибудь. Ты тут лежи, поправляйся. Велю хозяину отправить тебя, как на ноги встанешь.
– Но ваше высочество…
– Всё, Лёня! – решительно прервал Иван. – Ждать мы тебя не можем, везти с собой тоже. Придётся полежать тут. Подлечишься, отправишься в Волхов.
Иван повернулся к выходу. Лёня собрал последние силы.
– Послание государыне, – крикнул он в спину царевичу, – отправьте хотя бы!
– Непременно, – сухо ответил Иван, выходя.
Он договорился с хозяином об уходе за Лёней, категорически запретив ему избавляться от подьячего, пока тот не поправится. Хозяин низко кланялся, благодарил за плату, заверял, что уход за Лёней будет в лучшем виде. Утром, когда уезжали, к хозяину подошёл Фёдор и, протянув ему серебряный рубль, негромко и значительно велел не спешить с лечением. Мераян растерянно заморгал, и Фёдор молча кивнул в сторону царевича, уже севшего в седло.
Тогда до хозяина дошло. Он торопливо спрятал рубль в карман, понятливо закивал. Фёдор хлопнул его по плечу и с натугой взвалился в седло.
Нагнав царевича, он поймал его вопросительный взгляд и успокаивающе кивнул. Мераян всё понял, раньше чем через два месяца Лёня из этой деревни не выедет.
Не сказать чтобы в посольстве особо огорчились потерей Лёни. Повздыхали, конечно, посочувствовали бедолаге, так неудачно попавшему под коня, но расстраиваться не стали. Лёню не любили. Он был чужим и для знати, возглавлявшей посольство, и для стрельцов, и для черни из обслуги.
Пожелали ему скорейшего выздоровления, некоторые не вполне искренне, и забыли на следующий день.
Дальше ехали без приключений. За день до приезда послали гонца, и в Лотках их ждали. Толпа мераянов теснилась перед воротами бревенчатой крепости и на главной улице, жадно рассматривая высоких гостей из Волхова. Девицы выискивали наследника престола, о красоте которого ходили легенды.
Князь Товтивил встречал поезд перед крыльцом высокого терема. Обнял царевича, поцеловав его в плечо, как младший старшего. Хотя по возрасту князь годился Ивану в отцы, по статусу он был его подручным. В последней войне волховцев с мераянами войска Василия поддержали Товтивила, вернув ему власть. В обмен князь признал верховенство Волхова, обещал чтить царя как отца и выплачивать ежегодные подати.
Признание старшинства распространялось и на наследников Василия. Товтивил был обязан принять Ивана как старшего государя, хоть он и был всего лишь царевичем.
Иван, однако, не стремился демонстрировать своё верховенство. Он дружески обнял Товтивила, повернулся вместе с ним лицом к народу, приветственно помахал рукой. Княжеский терем стоял на небольшом холме, без какой-либо защиты или ограды от остального города, и встречавшие горожане радостно загудели и замахали шапками в ответ на приветствие царевича. О его суровости, как и о красоте, здесь были наслышаны, и люди радовались, что наследник волховского престола оказался куда приветливее, чем воображаемый многими холодный и беспощадный государь.
Дав народу полюбоваться гостем, Товтивил пригласил царевича в терем. В сенях их встретили жена и дети князя – две дочери и младший сын-подросток. Иван учтиво поклонился, поцеловал хозяйку, приветливо улыбнулся детям. Он вообще вёл себя непривычно открыто и дружелюбно, улыбался, шутил. Удивлённый Босоволк не понимал, что происходит. Таким Ивана он не видел никогда, даже в его лучшие дни.
Пока представлялись, устраивались, приводили себя в порядок, готовились к гостевому пиру, Босоволк никак не мог остаться с Иваном наедине и прямо спросить его. Ему удалось перехватить царевича на