— Таков мой совет собравшимся здесь, — закончил герой, суровый шлемоносец. — Даны и венделы, свеоны и геаты, вульфинги и ведеры, хольм-ругги и гломмы — трубите в боевые рога и посылайте стрелу войны по всем вашим землям, сзывая на войну мальчиков двенадцати зим и жеребят-двухлеток, чтобы плыть по вздымающимся глубинам туда, где будут трещать белые щиты, с визгом и воплями летать жестокие копья и где буря стрел помчится над щитами, ища, где вонзить жало. Тогда мы увидим, как вся Бриттене потечет кровью мужей, и черному ворону, жадному до обреченных, много что будет порассказать орлу о том, как летал он на пиршество, где волк пожирает убитых. Станем мы сэ-викингами на наших конях моря. Ибо лишь деяниями отважными, славными и безрассудными, может оставить память о себе на этой земле высокородный герой, бросая вызов тьме, прежде чем смерть похитит душу, раньше облеченную плотью.
И великий крик поднялся в чертоге — прославленные таны клялись стать сэ-викингами и предать весь остров Бриттене огню и мечу. Горячо бились сердца, пылал дух собравшихся в Хеороте, когда таны слушали слова Беовульфа, сурового сына Эггтеова. Королева, супруга Хродульфа, благородная госпожа, златоукрашенная, высокородная, поднесла кубок супругу своему королю — хранителю отечества данов и просила его выпить с легким сердцем. Король Хродульф, по всему миру славный победами, радостно выпил. Тогда владычица воингов обошла зал, протягивая светлый кубок благородным королям и великим танам, заполнившим Хеорот. Прежде всех подошла она к Беовульфу, владыке ведеров и геатов, поскольку именно от него Хродульф в первую очередь ждал защиты для своего королевства.
Яростный в набегах боец принял кубок из рук высокородной госпожи и выпил крепкого пива. Затем, возвышаясь над высочайшими, как могучий тис на равнине, доблестный сын Эггтеова еще раз раскрыл свою словосокровищницу. Так говорил Беовульф, щит геатов:
— Слушай же клятву мою, о пастырь скильдингов и ты, благородная его королева! Священным кольцом этим клянусь я будущей весной собрать корабли свои и дружину жадных до битвы воинов, ведеров и геатов. На запад дорогой китов отправимся мы, и в ту богатую страну за морем, где купаются бакланы, принесу я бриттам страшную бурю мечей. С их гордым королем, что зовет себя Драконом Острова, самолично сойдусь я в бою — или может случиться так, что обменяюсь я жестокими ударами с этим демоном Христом, которого почитает он, ежели осмелится он сойти из небесных чертогов, чтобы сразиться за свой народ.
На священном этом кольце клянусь я совершить все это для тебя, о король, или пусть паду я в жестоких объятиях врага! Ибо презираю я в таком бою меч, копье или широкий щит — одними этими руками схвачусь я и с гордым королем, и с тем лживым духом, что помогает ему, и задавлю их насмерть, раздавлю врага о врага. Все знают, как я вырвал руку из чудовищного плеча Гренделя и как сдох он жалкой смертью в луже своей крови. Теперь же на куски разорву я врагов моего повелителя, который дал мне двенадцать сокровищ да еще сверх того! Если только король бриттов и его демон-пособник попадут в мои руки, то не дружеские объятия ждут их — всю кровь выдавлю я из их жил! Совершу я это доблестное деяние, поскольку еще раз — последний — должен я встретиться с тобой в твоем светлом медовом чертоге, князь скильдингов!
Эта гордая похвальба благородного сына Эггтеова пришлась по сердцу добросердечной владычице данов, занявшей свое место рядом со своим повелителем. Снова отважные слова прозвучали под кровом Хеорота — радостная похвальба победоносного воинства. Все встали, когда мудрый король Хродульф обнял и облобызал отважного бойца Беовульфа.
— Могуч ты делами и остр умом, Беовульф, ты, произнесший эти слова. До самого страшного дня Муспилли не забудут люди твоих подвигов, вождь воинов! — воскликнул Хродульф со своего высокого престола — Помни о своей славе, блистай своей неуемной отвагой, бдительно следи за коварным врагом! Не будет тебе недостатка ни в чем, чего бы ты ни пожелал, если вернешься ты из этого великого похода живым Не знаю я лучшего мужа, которого можно было бы поставить королем и хранителем военной добычи, — изо всех живущих тебя люблю я больше всех!
Но печалит меня, что отправишься ты в путь на своем коне моря без верного оружия. Некогда отдал ты дяде моему Хродгару древний клинок, что снял ты со стены пещеры той мерзкой твари, родительницы болотного сыроядца, убив ее этим мечом и принеся ее голову в Хеорот. После смерти Хродгара долго бережно хранил я это благородное оружие, Нэглинг, и теперь желаю я, чтобы взял ты его в землю Бриттене. И да будет тебе эта любезная сталь верной подругой в схватке и охранительницей побед!
И Хродульф положил на колени Беовульфу-змееборцу Нэглинг. Мудрый сын Эггтеова посмотрел на золотую рукоять, хорошо ему памятную. На ней была чудесная резьба работы Веланда — изображения древней битвы, когда бессмертные боги изгнали за пределы круга земного род великанов, когда в небе были установлены солнце и луна, словно лучистые светильники в чертогах жителей земных. Еще на клинке рунами было начертано имя бога, для которого хромой Веланд сковал его в былые времена.
Со своей витой рукоятью и змеиным клинком был он лучшим мечом в мире.
Меч этот оставался в ножнах, поскольку, покуда на Хеороте был мир Фреа, ни единый меч не имел права вкусить воздуха. Беовульф немного поразмыслил, глядя на изображения на рукояти, затем снова заговорил:
— Некогда, когда устанавливались пределы мира, впервые потрудился этот меч. Тогда блистательный сонм богов сокрушил великанов, и однорукий[157] бросил вызов волку болот. Второй раз я сам поднял его против смертоносного разорителя рубежей, чье царство — болота да трясина, твари из чертогов Хель, что вечно бродит по Пустошам, не имея ни кола ни двора, жаждая лишить Хеорот людей, смеха и музыки, чтобы лучшие жилища стали пустыми и бесполезными, как все в конце концов становится, когда настает срок погрузиться во тьму. А теперь, сдается мне, наступает время в третий раз прогуляться этому клинку по вражьим черепам. Люди говорят, что надвигается последняя битва, когда солнце в последний раз погрузится в мрачную тьму за волнами океана, что опоясывает мир. Но, прежде чем это случится, придет славное время битв, когда зазвенят мечи, будут дробиться кольца кольчуг и остро заточенные копья встретятся в чревах мужей! Сдается мне, что этот суровый меч, дар короля, будет бить верно, даже если сойдется он с остроконечным Крестом Христа!
Никогда этот серый блистающий клинок, древний меч Нэглинг, не предавал меня в сражении. Я отнял его у злобной родительницы Гренделя, разрубив ее обреченную смерти плоть так, что рассек я связки и разбил хребтину ее. Убил я мрачного пожирателя с болот и девять морских чудовищ. Что совершил Сигемунд, смогу и я. И если Нэглинг не слишком глубоко вгрызется в ограду мозга Дракона Бриттене, то я и без него справлюсь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});