— У меня на все хватит, — расхрабрился парнишка. — Хочешь, посадим еще тысячу.
Тут рассудительная Сурмес заметила ему:
— Сперва поглядим, как пойдешь ты домой после первой тысячи.
Лесная полоса вытянулась уже на половину километра и быстро подвигалась дальше. По примеру рабочей молодежи ученики взялись посадить несколько тысяч деревьев.
И другие работы — проба семян, планировка полей, огородов, поделка огородного инвентаря — шли хорошо.
От магистрального канала Иртэн свернула на поле. Там, помахивая треугольной саженкой, Окунчиков делал обмер огородного участка.
— Много еще осталось, Илья Петрович? — спросила она.
— Не много и не мало, середка на половинке.
— Кончайте скорей. Хорошо бы сегодня. А завтра на Опытную.
— На Опытную, зачем?
— Скоро сеять будем. В поливном хозяйстве это делается совсем по-другому. Я хочу вам, как бригадиру, устроить маленькую практику на Опытной.
— Нет уж, благодарствую. Я как-нибудь так обойдусь, без практики.
— Без практики и получится как-нибудь.
— А вы на что?
— Дела всем хватит: поливное хозяйство сложное. Вам надо обязательно посмотреть и поучиться.
— Постыдились бы толкать старого человека в грязи валандаться, чтобы потом ордена вам зарабатывал, — вдруг сказал Окунчиков с непонятным для девушки раздражением и пошел дальше обмерять землю.
Иртэн было так неприятно, так обидно, что у нее брызнули слезы.
14
В котловине, которую отвели под пруд, стояла группа курганов. Их решили раскопать. По этому случаю вызвали в Главный стан Конгарова.
К месту раскопок собралось много народу. Конгаров рассказывал:
— Хакассия с ее разнообразными природными богатствами — большими рыбными реками и озерами; с тайгой, населенной всяким зверьем; с просторными степными пастбищами; с горами, где есть золото, медь, железо, олово, — издавна манила человека. Пятнадцать — двадцать тысяч лет назад здесь уже были люди. Они не знали еще ни скотоводства, ни земледелия, ни обработки металлов, ни письменности; жили охотой и собиранием съедобных трав, ягод, кореньев; орудия у них были из камня и кости.
Затем, лет тысяч пять назад, они приручили лошадь, корову, овцу и стали переходить на скотоводство. В следующем тысячелетии научились обрабатывать медь; пошла быстрая замена каменных и костяных орудий медными. В то же время установился обычай насыпать над могилами курганы и снаряжать покойников всякими вещами, какими пользовались они при жизни.
Труд, общественное устройство, быт, искусство, мирные связи с другими народами и военные столкновения — все это оставило в курганах память о себе. Курганы — великая летопись хакасского народа, спутники, свидетели, очевидцы и участники его истории…
Начать раскопки Конгаров решил с кургана, огражденного большими красноватыми плитами. На одной из плит была «писаница», изображавшая древнюю охоту. Всадник с натянутым луком мчался за семьей оленей. Один из маленьких оленчиков был уже убит стрелой в шею и лежал, подвернув под себя голову. Другой искал защиты среди каких-то двух сиротливых деревьев. Взрослый олень — вероятно мать семейства — убегал с застрявшей в крупе стрелой. «Писаница», величина кургана и ограждающие его высокие плиты обещали интересные находки.
Степан Прокофьевич спросил Конгарова, когда насыпан курган и поставлены плиты.
— Лет тысячи две с половиной назад.
Лутонин задумчиво обошел вокруг плиты, на которой была «писаница», и спросил снова:
— Сколько, по-вашему, вытянет такая штучка?
— Сейчас узнаем. — Конгаров попросил рабочих выкопать плиту и, когда они это сделали, смерил ее. — Объем полтора кубометра. Вес, считая накругло, четыре тонны.
— Как же приволокли ее оттуда? — Степан Прокофьевич покивал на далекие горы. — Тракторов, автомобилей не было ведь. И колесо-то, наверно, никому еще не снилось. Под такую махину колесики надо не шутейные.
— Волокли, надо полагать, поближе, с соседнего холма. Наши холмы только сверху притрушены землей, а в глубине вот такой плитняк — девонский песчаник. — Конгаров ласково погладил плиту. — Чудный камень, лежит, как книжечка, плитка к плитке. Ни обделки ему, ни полировки не надо. Благодаря этому гладенькому камню, который сам просится в руки, подмывает резать, рисовать по нему, мы имеем сотни древнейших «писаниц». Эти плиты — не только сторожа при курганах; на них высекались надгробные рисунки, всякие изречения… — словом, история народа. Я думаю, что и ставили их в первую очередь для этого. Дивный камень.
— Все-таки как же волокли его? — напомнил Степан Прокофьевич. — Четыре тонны…
— Больше есть, — добавил Конгаров и ответил: — На санях либо на чурбанах. Чурбан, каток, знаете ли, штука очень почтенная, одна из великих находок человечества. Он — дедушка всех бесчисленных колес, которые были, есть и будут — основа механики. — Конгаров широко раскинул руки и, постепенно сближая их, говорил: — Сначала вот такой чурбан, затем покороче да покороче и свели на колесо. Оси, втулки, спицы, обод — это все детали, их поздней выдумали. Главное же, суть колесных доблестей — способность вертеться, от чурбана идет.
Закончив рассуждения о колесе, Конгаров сказал, что хотел бы сохранить плиту с «писаницей» для музея. Степан Прокофьевич вызвал трактор с прицепом, и плиту вывезли на высокий, не затопляемый берег, чтобы потом, в более свободное время, переправить в город.
Раскопки дали богатый материал. Интерес к нему был самый горячий: многие думали, что в курганах давно уже стало все прахом, и вдруг находят диковинные зеленые топоры, ножи, серпы, непонятные безделушки, котлы и горшки с костями, медные и железные части конской сбруи, человеческие скелеты, погребальные лицевые маски.
Домна Борисовна попросила Конгарова сделать в заводе выставку. Он согласился и пополнил добытое экспонатами из музея. Длинный, почти во всю ширину клубного зала, стол был заполнен разнообразным курганным инвентарем — от каменного топора до золоченых мечей и стрел. Вокруг него густо стояли работники конного завода. Конгаров говорил:
— Попробуем разобраться: кто насыпал курганы, провел древнюю оросительную систему, сделал наскальные «писаницы», кто мы — нынешние хакасы, чему учит наследство древних. — Он поднял на ладони череп человека. — Приблизительно тысячи четыре лет до нас в Хакассии жили вот такие люди, как этот: довольно большого роста, с удлиненным узким лицом и тонким горбоватым носом. Они принадлежали к древнеевропейскому типу народов, какие жили тогда в степях южной Сибири, Урала, Поволжья и Черноморья. Эти древние насельники — мы не знаем, как звались они в то время, — насыпали первые курганы. Занимались они охотой, скотоводством, умели обрабатывать медь. Но были еще не богаты ею. Вот снаряжение, каким снабдили этого человека в его «вторую жизнь». Топор каменный, нож каменный, наконечники стрел тоже каменные. На весь арсенал только один медный наконечничек.
Конгаров перешел к более богатой группе находок, среди которых стоял другой череп, и попросил Аннычах, помогавшую ему показывать и снова укладывать экспонаты:
— Дайте дин-лина!
Девушка взяла череп и поставила Конгарову на свободную ладонь. В раскопках, затем в подготовке выставки она была самой ретивой помощницей и теперь знала тут все.
— Похожи? — спросил Конгаров, подняв оба черепа рядом.
— Очень. Можно подумать, что братья.
— А на самом деле между ними прошли почти две тысячи лет. Но верно: они — родственники, пращур и потомок. — Он вернул череп пращура к его жалкому каменному имуществу, а потомка поставил среди его богатств: бронзовых котлов, мечей, боевых и рабочих топоров, ножей, серпов, удил, стремян, украшений, и, показывая их вещь за вещью, кивая время от времени на череп, говорил: — Он и подобные ему уже не безыменная песчинка, а культурный, далеко известный народ. Китайские историки называют его дин-линами и описывают их белокурыми, голубоглазыми, горбоносыми. Дин-лины того времени — замечательные скотоводы, земледельцы и обработчики меди. Скотоводство и земледелие велось с искусственным орошением полей, лугов и пастбищ. Медные изделия славились у многих народов.
Перешли к новой группе находок, где рядом с мотыгами и серпами, с простецкими ножами и стременами лежали зеркала, позолоченные безделушки и такое дорогое оружие, что у стрел даже древки были позолочены. Кроме этого, лежали три гипсовые маски.
— Начнем с них. — Конгаров показал две маски: одна передавала в точности дин-линский продолговатый облик, другая — скуластый, монголовидный. — Похожи?
— Нет. Даже нисколько.
Тогда он показал третью маску, будто смешанную из двух первых: