задуматься: если эффект плацебо может помочь людям, то почему мы широко не применяем его во всех областях медицины? Тед Капчук, глава программы по изучению плацебо в Гарвардском университете, уже давно изучает этот вопрос. «Если 50 % людей поправились с помощью плацебо, а другие 50 % – с помощью лекарства, то испытание считается проваленным, – говорит он. – Но мы упускаем тот факт, что 50 % людей стало лучше».
Исследование кардиолога из Сиэтла Леонарда Кобба, опубликованное в 1959 году, показало, что двусторонняя перевязка внутренних грудных артерий – общепринятая операция при стенокардии, проводимая с целью улучшения кровоснабжения сердца, – оказалась не эффективнее операции-плацебо, в ходе которой артерии не перевязывались. В течение десятилетий двусторонняя перевязка считалась невероятно действенной: у 75 % пациентов после операции появлялись признаки улучшения, а каждый третий считался полностью вылеченным. И тем не менее реакцией на результаты, полученные Коббом, стал отказ от проведения этой операции, то есть теперь мы отказываемся предоставлять пациентам возможность воспользоваться тем, что уже помогло многим людям.
Разумеется, проведение такой операции сопровождалось бы щекотливыми этическими, политическими и финансовыми дилеммами. Если начать лечить пациентов методами, которые действуют не лучше плацебо, лишь для того, чтобы добиться эффекта плацебо, разве это не распахнет двери перед продавцами всевозможных фуфломицинов, современными Антонами Месмерами? Будет ли вообще работать эффект плацебо, если люди придут к убеждению, что врачи раз за разом выписывают им пустышки, – или эффект зависит от врачей, внушающих своим пациентам ложную мысль о том, что они получают настоящие лекарства? Зависит ли он от веры самих врачей в то, что лекарства работают?
Капчук долго и упорно размышлял над этими вопросами. Он – эксперт по сложной взаимосвязи ритуалов и убеждений, которые лежат в основе эффекта плацебо. Большая часть его знаний была получена благодаря работе над плацебо в Гарварде. Но кое-что он выяснил благодаря уникальному целительскому опыту. В молодости Капчук, «продукт 1960-х», как он сам себя называет, хотел заниматься таким делом, чтобы никто не мог бы обвинить его в «работе на дядю». И однажды это привело его к изучению традиционной китайской медицины в Макао, Тайване и материковом Китае. «Я изучал травы и иглоукалывание, – рассказывает он. – Узнал, как выписывать лекарственные смеси, диагностировать энергии Инь и Ян, выделять пять элементов и факторы ветра и сырости. В конце концов я стал настолько хорош, что мог с той же легкостью сказать, если в человека проник ветер, как вы можете посмотреть на мою рубашку и сказать, что она синего цвета».
Вернувшись в США, Капчук открыл клинику в Бостоне – в месте, известном как «район шарлатанов». Его соседями были хиропрактики, энергетические целители, специалист по регрессии в прошлые жизни и ямайский лекарь, который под видом препаратов прописывал подкрашенную в яркие цвета воду. Контора Капчука идеально вписалась в окружение. «У меня в приемной было расставлено не меньше двухсот – трехсот склянок с травами, – говорит он. – На стенах висели прекрасные фотографии Китая. В некоторых склянках были части тел ящериц, гекконов и морских коньков – очень экзотические компоненты, которые, надо полагать, имели символическое значение».
Капчук был успешен: пациенты говорили ему, что излечились от недугов, о существовании которых он даже не подозревал. Происходящее начало вызывать у него вопросы. «„Любопытно, – размышлял я. – Я не давал им никаких трав от этих болезней“, – вспоминает он. – И я понял, что здесь происходит нечто иное. Я стал просматривать китайские тексты, посвященные медицине, и в некоторых из них говорилось, что лекарство должно начать работать еще до того, как пациент начнет принимать травы. Китайская медицина вообще не упоминает отношения между врачом и пациентом. Но я догадался, что дело не только в травах и иглоукалывании. И тогда я еще не понимал, как все это объяснить».
В конце концов Капчук осознал, что именно его взаимодействие с пациентами, этот замысловатый театр исцеления, прокладывает путь к выздоровлению. «Люди заходили в мой кабинет, садились. Мы разговаривали 15 минут. Полчаса. Содержательно беседовали. Я расспрашивал их о жизни, о болезни. Проверял пульс. Когда они уходили, я видел, что им уже не так больно, походка становилась увереннее. И я говорил себе: „Тед, благодаря тебе этот человек только что изменился“. Дело было не в травах. Они могли помочь, а могли и не сработать. Но я понял, что происходит нечто такое, чему меня в Китае никто не учил. Это была совокупность ритуалов и правил поведения, связанных с медициной. Она включает в себя разговор, молчание, внимание, выстраивание доверия. Прежде всего это надежда. Думаю, я наблюдал нечто такое, что в биомедицине мы называем эффектом плацебо».
Позже, после того как Капчук стал работать в Гарварде, он переключился на изучение статистики и эпидемиологии и, по его словам, «восстановил свою репутацию». Но и в обычной западной медицине – ее он имеет в виду под биомедициной – во время визита пациента к врачу он наблюдал взаимодействие знакомых ему факторов. Капчук проводил исследования, показывающие, что плацебо можно сознательно использовать для лечения пациентов. В некоторых его революционных работах рассматривается гипотеза о том, что эффекта плацебо можно добиться даже в тех случаях, когда пациенту открыто говорят, что он получает пустышку. Опять же, это подчеркивает истину, которую легко упустить из виду: когда вам выписывают рецепт, лечение осуществляется не только с помощью лекарства. Играет роль абсолютно все: ваш поход к врачу; усилия, приложенные, чтобы попасть на прием; тревожное ожидание в приемной; способность врача внимательно вас выслушать; усилия медицинского центра по созданию непринужденной обстановки. Даже если вам скажут, что вы получите плацебо – то есть вещество без химической составляющей, которая воздействует на ваш организм, – все остальные элементы спектакля остаются на своих местах и обязаны действовать.
Мысль, что подобный театр – форма обмана, вызывает у Капчука негодование. «Честность – основа морального кодекса медицины», – утверждает он. Возможно, в наши дни, во время повседневных медицинских вмешательств, врачи так уж откровенно не врут своим пациентам, а пациенты очевидным образом не обманывают сами себя, но я бы поспорил с Капчуком: обман и самообман в негласной форме, способствующий успеху лечения, безусловно присутствует в больницах и кабинетах докторов. Происходящее там едва ли отличается от обычного театра. Собираясь на спектакль, вы понимаете, что лучше проведете время, если позволите себя немножко обмануть. Когда смотрите фильм, в котором между сценами пролетает десять лет, вы принимаете эту выдумку, потому что понимаете: благодаря этой вере история работает, а этого вы и хотите. В медицине происходит в точности то же самое. Негласное соучастие в обмане и