Слава небу, в этот раз не было дебильной анкеты, клерк просто записал дату и приблизительное время инициации, уточнил имя рода, даже не удивившись тому, что я последняя, бахнул пару печатей в бланк и выдал мне прозрачный кругляш и перо для укола в одноразовой упаковке.
— КУЛ** активируется вшей кровью. Вскрываете пакет, маленький укол и даете камню впитать жидкость. Все. Следующий! — последнее он гаркнул так, что я подпрыгнула и уронила несколько папок со стола. Они плавно, словно осенние листья в погожий день, спикировали на пол, по всему крошечному кабинету. Я, лихорадочно извиняясь, стала подбирать файлы, листки и даже фотографии, а перевернув лицевой стороной, одну из которых, замерла.
На фотокарточке был черно-белый снимок изуродованного, нагого тела мужчины, вчерченного в звезду. Его кожа была испещрена надписями, символами и иероглифами, вырезанными на плоти. Я содрогнулась от ужаса и листок вновь выпал из моих ослабевших пальцев. Я рванула к дверям практически выломав ручку и вывалилась в объятия входящего мужчины.
— Даша? — услышала я голос, как будто издалека, и меня стошнило великолепным завтраком на его лаковые оксфорды.
Меня буквально волоком оттащили в соседнюю комнату, где я в полусогнутом состоянии пыталась побороть накатывающую волнами тошноту, сжимая пальцами прохладный белый с розоватыми прожилками мрамор раковины, я глубоко дышала и включив кран щедро хлебнула из струи, чтобы пополоскать рот. Едкая горечь жгла горло, но спасительны стакан с прохладной водой помог мне почувствовать себя человеком.
Я умылась, и в протянутую руку мне легло бумажное полотенце. Промокнув лицо и глубоко вздохнув я встретилась с сочувствующим взглядом начальника.
— Кирилл Андреевич, — просипела я, — простите за ботинки.
— Ну уж нет, — хмыкнул босс. Как это нет, я же не специально. — Никаких отчеств. Думаю, мы достигли той степени близости, когда достаточно будет и имени.
— Да уж, — фыркнула я. Лисенок успокаивающе урчал в голове, а я засмотрелась на «ауру», не знаю как по-другому назвать эту штуку, Кирилла. Мягкое, золотисто-молочное свечение окутывало его как включенный уличный фонарь — туман, он то становился ярче, то напротив бледнел и почти пропадал. Как лампочка с неустойчивым напряжением.
Я моргнула, пытаясь навести фокус и больше не отвлекаться. Увидеть «квинтэссенцию сущности» как назвал этот феномен Феня, обычно было невероятно сложно, мне же это удавалось без особых усилий, хотя некая интимность этого умения предельно смущала меня, словно я подглядывала в замочную скважину.
— Что ты здесь делаешь? — начал было допрос мужчина, а я уставилась на его чистые, словно и не было рвотного казуса, ботинки Кирилла.
— Она пришла со мной, — сказал инквизитор, закрывая за собой дверь в мужскую уборную. За ближайшей дверью, в которую притащил меня Кирилл оказался клозет, прямо знаковое место для нас с Ильей. Он вошёл так вовремя, что казалось, стоял до этого за дверью в ожидании своей реплики, словно актер за кулисами. Несмотря на очевидную неприязнь меж мужчинами, он протянул руку для приветствия первым, и нехотя шатен её пожал.
— Милая, что случилось? — участливо спросил меня Илья, притягивая поближе. А я вновь вспомнила фотографию и бледное, обескровленное тело. Не решаясь открыть рот, я помотала головой из стороны в сторону, видимо зеленея на глазах, потому как тёмный поднес руку к солнечному сплетению провернув всего за секунду какие-то манипуляции, и меня отпустило, а тепло растекающееся от его ладони позволило мне выпрямиться и вдохнуть воздух с легкой примесью хлорки.
— Она видела фото с места преступления. — Просто сказал Кирилл, — Дюк не успел отправить дело в архив.
— О небо, ты в порядке?
— Определенно нет, — ответила я, — определенно. А давайте покинем туалет, мне как-то неловко вести беседу напротив писсуаров.
— Может быть отложим визит? — участливо спросил тёмный, приоткрывая дверь. За ней уже скопилось несколько человек, но на меня они не отреагировали, словно девушка в мужском туалете в компании двух мужчин для них дело скучное и обыденное. Я почему-то вспомнила крокодила с золотыми зубами, в инкрустированном ошейнике и решила, что похоже для них действительно подобное не внове. — Родовой особняк Апакаре простоял шесть сотен лет, и от пары недель забвения ничего не изменится.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Нет, — решительно отказалась я, никогда не была трусихой, и сейчас не буду. — Делаешь — не бойся, боишься — не делай, — процетировала я мудрость.
Я вскрыла одноразовое перо, уколола им безымянный палец, как в поликлинике и напитала голодный кристалл. Он набух от крови, как пережравший клещ, а потом на глазах побледнел и вновь стал прозрачным как слеза.
— Я еду с вами, и это не обсуждается, — вставил свои пять копеек Кирилл, когда мы вышли из здания.
— Безусловно, — ответил осторожно взявший меня за руку инквизитор. — Только дождемся Виторо. Мы неспеша подошли к явно служебному автомобилю, на дверях был знак уробороса***, его оттиск был и на бланках, на предметах мебели и висел в виде эмблемы по всему зданию. Я примерно представляла, что обозначает этот древний символ, поэтому вопросов относительно змея, поедающего свой хвост у меня, не было, а вот зачем нам брать с собой еще кого-то поняла после того, как реальность треснула мне ощутимый подзатыльник.
Реально существующий маньяк далеко не в сказочном мире забирал силу и жизни у тех, кто стоял на пути у его могущества, кроме того, ему нужно было что-то, что находится в теперь уже моём особняке, и пусть к инквизиции я не имею никакого отношения, мой долг помочь.
**КУЛ — кристаллическое удостоверение личности.
***Уроборос — свернувшийся в кольцо змей или дракон, кусающий себя за хвост. Здесь обозначает бесконечное стремление к знаниям.
Глава 11.
И я вернусь домой
Со щитом, а, может быть, на щите,
В серебре, а, может быть, в нищете,
Но как можно скорей.
Особняк был небольшим, в классическо-готическом стиле, немного мрачный, но чрезвычайно уютный.
Островерхие крыши и окна, потемневший от времени песчаник и ажурные кованные решетки, поросшая мхом черепица и оконные витражи, затейливо подстриженные кусты и островки нетронутых диких растений, тут даже были небольшие грядки с озимыми растениями. Среди двух десятков я узнала только бузину и валериану, а также солодку, цикорий и дикий хрен. Ума не приложу, что из всего этого можно сделать, кроме, пожалуй, успокоительного и хреновухи.
Закрытые на тяжелую цепь ворота кованного забора с острыми пиками как бы намекали на то, что нам тут не до конца рады. А толпящиеся в нерешительности за моей спиной сильные колдуны не смеющие преступить чрез невидимый контур только потому, что родовой особняк не пропускал внутрь незваных гостей, наводили на мысли о былом величии рода Апакаре.
Толстые звенья тяжелой цепи венчал проржавевший амбарный замок. Я взяла его в руки, и мелкая рыжая труха осталась в моих ладонях, а цепь исчезла, полыхнув синим по всему периметру особняка. С ближайшей ветки облетевшего векового дуба с гадким карканьем сорвался ворон, покружив над нами всего мгновение, птица, махнув смоляными крыльями — скрылась за горизонтом.
— Ой не понравилось мне это «кар», Дашка, — шепнул в голове лис.
— Мне тоже, — ответила я. Ощущение, что спину царапает ненавидящий взгляд пропало, оставив после себя едкий привкус угрозы. Я осторожно распахнула узорные, но тяжелые створки ворот и несмело шагнула на защищенную ранее территорию.
— Даша, — позвал меня Илья, — пока ты нас не впустишь, войти мы не сможем.
Ох и велик был соблазн никого не пускать, а захлопнуть перед их любопытными носами двери и гаденько рассмеяться, нервы ни к черту. Как там в книгах про вампиров?
— Я даю вам право переступить порог моего дома, единожды, и, если вы не замышляете зла, — четко проговорила я и створки распахнулись перед удивленными мужчинами. Виторо белозубо улыбался и бормотал что-то вроде, «а говорили не знает ничего», первым шагнув на территорию Апакаре.