Я сама запустила дрожащие пальцы в шелковые волосы и скользнула языком вглубь, меняя целомудренный, благодарный поцелуй, на откровенный, приглашающий.
Так или иначе, но я желала этого мужчину, и сейчас, я намерена поддаться этому желанию.
Ах, да, ведь ведьмы от природы блудливые создания.
* Правильный гексаграмм и уникурсальный.
**Атак — ритуальный кинжал.
Глава 9.
Я хочу обнимать тебя первым.
Первым всегда легче.
Горячие губы со вкусом пепла и соли, кто бы мог подумать, что этот букет придется мне по душе.
Черная радужка стала шоколадно-карей, горячие ладони поднимались все выше и выше, Илья целовал меня неторопливо, чувственно, подходя к делу основательно и сосредоточенно. Тёмный покусывал мои губы, втягивал нижнюю обводя языком, щекоча кожу горячим дыханием и легкими прикосновениями, а затем вновь вторгался в мой вот, заставляя терять рассудок, подчиняя общей, всепоглощающей жажде.
Я настолько отдалась сладкой патоке неги, что пришла в себя, лишь когда длинные пальцы сомкнулись на груди, едва ли прикрытой тонким шёлком, а когда сморщенную горошину соска осторожно покатали меж большим и указательным не удержалась и со стоном выдохнула.
Влажный рот сомкнулся на втором дублируя удовольствие, и я прислушалась к ощущениям: и там, и там прекрасно. По-разному, да, но какой же кайф. Удовольствие пронзившее расслабленное тело, ударило подобно молнии, лишая рассудка, кидая в водоворот страсти.
Он подхватил меня на руки не останавливая ослепляющих, сносящих все рамки досужих приличий поцелуев, фейерверк удовольствия зажег искры, и вот, я уже лежу под ним с разведенными ногами, выгибаясь на встречу умелым ласкам и ловя каждое чуткое движение. Пальцы любовника смело скользят по увлажненной плоти, намерено задевая чувствительную точку.
Я плавлюсь в невиданном до селя экстазе, взрываясь тысячей конфетти и собираясь в кучу спустя мгновение. Напряженно дыша — не отрывая взгляда от сосредоточенного, серьезного лица, провожу пальцами по коже груди, целую ходящий ходуном кадык, обвожу плоский, темный сосок, спускаясь ниже по гладкому животу, к тому, что упирается в моё бедро, прикусываю торчащую ключицу, борясь с плотоядными мыслями в голове.
Его кожа пахнет цитрусами и воском, а на вкус как соль и грех, я провожу языком по месту укуса и дую, словно на ранку, заставляя забыть о мнимой боли. Мои пальцы спускаются еще ниже и кружа, обхватывают член Ильи.
Гладкий, твердый ствол пульсирует, когда мои пальцы смыкаются его у основания.
— Даша, — шипит инквизитор, — прошу, осторожнее, или я опозорюсь.
Я не понимаю, о чем он, но не могу остановиться и прекратить ласкать его. Каменный и нежная, как батист кожа создают удивительный контраст, широкое основание, твердая головка с выступившей каплей, аххххх, он так чутко реагирует на каждое моё движение и откликается на любое сжатие, что я чувствую невосполнимую утрату, когда он решительно отбирает его, хохоча и зацеловывает моё смущение.
А когда спускается и ласкает меж разведенных бедер языком и губами мою разгоряченную, девственную плоть, я понимаю, что месть порой настигает нас быстро. Я стенаю, чувствуя уверенные движения пальцев и губ, иногда зубы, сжимающиеся на влажной, горячей коже клеймят меня, а иногда я кричу «еще». Мне хочется больше, но я не могу понять куда же еще больше.
И когда он ловит мой взгляд, спрашивая позволения, я без сомнения киваю, принимая на всю длину мужчину.
Мне больно, ужасно больно, я хочу, чтобы он прекратил, но всего через мгновение настойчивых ласк — понимаю, как сильно не хочу, чтобы он останавливался.
— Еще, — хриплю я в тысячный раз, и Илья начинает движение.
Вторгаясь в меня, вбиваясь и покоряя.
Я вторю ему, подаюсь на встречу, шепчу его имя и царапаю спину, тяну за волосы и осыпаю поцелуями гладкую кожу, твердые губы выдающийся, упрямый подбородок. Решительные движения и я кричу, падая как Алиса в кроличью яму.
Блаженство накрывает меня теплым покрывалом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Моя»…
Слышится мне в шёпоте мужчины, но я практически теряю сознание, и не уверенна, что мне это не показалось.
Прозрачная грань между сном и явью таяла как приморский туман в летнее, солнечное утро.
Дорожка горячих, будоражащих поцелуев, ощущалась как легкие касания крыла бабочки, мечущейся среди распустившихся разноцветных бутонов. Ступня, лодыжка, впадинка под коленом, тонкий шрам на бедре, выше и выше. Я больше не могла притворятся спящей, слишком приятным было пробуждение.
А едва открыла глаза — притянула несопротивляющегося Илью ближе и впилась поцелуем в теплые губы. Под моими руками перекатывались литые мышцы плеч, твердый гранит, покрытый батистом, я с нажимом провела ногтями по коже, оставляя розовые полосы и вырвая хриплый стон, мой язык ворвался в его рот, настойчиво и неумолимо. Я прикусила нижнюю губу тёмного и слегка потянула, еще не причиняя боль, но беря инициативу в свои…хм…руки.
Мои ладони бессовестно сжали крепкие ягодицы выгибаясь на встречу утренней бодрости, твердый кончик уперся чуть пониже пупка, а губы Ильи оторвались от моих, шепча милую белиберду в ухо, будоража не содержанием, а теплым дыханием и осторожной лаской.
Темный, клочковатый туман клубился как сонное, недовольное облачко, над головой инквизитора, словно вынужденный следовать за хозяином питомец. То рассеивался по всей комнате, то собирался в чёрную кучку принимая причудливые формы.
Илья немного отстранился и плотоядно уставился на мою обнаженную грудь, затем наклонился и лизнул приветственно сжавшийся сосок, перехватывая губами и слегка прикусывая вершинку.
— Ах….- мысли закружили роем пчел, — еще.
Второй сосок дождался своей очереди и теплые губы обхватили и его, рождая сладкие спазмы в паху…
Темная комната замерцала алым, пульсируя, наливаясь. Я замерла, а Илья с досадным «твою ж…», процеловал дорожку поцелуев от груди до правого мизинца, прикусывая кожу, и скатился с кровати. Он подошел к крупному, мигающему кровавым цветом кристаллу и положил на него ладонь. Выражение его лица стало из расслабленного — сосредоточенным.
А затем, он вытащил из ящика сотовый и в несколько касаний набрал номер:
— Илайя. — Пауза. — Да. Скоро буду.
Илья категорически отказался оставить меня в Москве, даже в своей квартире, а я сильно и не сопротивлялась, согласившись вновь отправится в Шварц, в конце концов мне нужно было зарегистрироваться и попасть в родовой особняк, а сделать это под защитой мага было проще, но вынужденно пришлось выдвинуть два крошечных условия:
— Мне нужно переодеться, и Феню я беру с собой. Где он кстати? — спросила я. Лиса не было видно вечером, да и утром, пока я лихорадочно принимала душ, старалась распутать влажное гнездо на голове плоской расческой инквизитора, надевала ненавистные, ранее любимые, брюки и с ненавистью поглядывала на треклятые шпильки.
— Мы на кухне, — услышала я. Знать бы, где еще тут кухня, дверей было штук шесть и с прошлого раза где — что я не запомнила.
Я шла на запах кофе и, хотя на завтрак, да и вообще, предпочитаю чай с фруктовыми кусочками или цветочными добавками, именно он привел меня в царство металла и стекла. На столе было настоящее изобилие: хрустящие поджаристой корочкой тосты и золотистое сливочное масло в керамической масленке, тонкие слайсы бекона и дырявого жёлтого сыра, кофе в турке и сливки в крошечном кувшинчике.
Фенек нашелся на подоконнике, лениво лакающий явно непервую порцию сливок. Казалось лис проглотил мяч, бока его были раздуты, замшевая мордочка перепачкана молочкой, а в ошалевших глазах застыла нирвана. Я щелкнула его по носу и соорудив нехитрый бутерброд, забелила черный кофе и от души укусив, я добавила три ложки сахара в напиток и сделала щедрый глоток.
— Домой за вещами не поедем, время поджимает. Недалеко от портала — магазин, тебе хватит десять минут?