Читать интересную книгу "Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков"

в тот горный монастырь под видом ученого мужа и осторожно выведал все, а именно — то, что свиток у них. Тогда он предложил монаху деньги за свиток, но предложение было сразу отклонено. К чему монаху деньги? И то верно. Правда, он не ведал, что перед ним правнук императора Юань-ди династии Лян. Хотя, наверное, он, этот монах, как и ты, знаком с трактатом «Монах не должен оказывать почести императору», а тем более внуку императора, — добавил с усмешкой император. — Так что же его могло убедить? Как думаешь, учитель? — вопросил он, сощуривая и без того узкие агатовые глаза и поглаживая прозрачную длинную и острую бороду.

Махакайя задумался.

— Я, к сожалению, — сказал он наконец, — не знаю это «Предисловие».

Император тут же оглянулся на евнуха. Но тот сказал, что свиток хранится во дворце.

— Хорошо, не будем терять время, — решил император. — Смерть и жизнь величественны обе, утверждал Чжуан-цзы, а Ван Сичжи в «Предисловии» с ним спорит, говоря, что уравнивать жизнь мудреца и едва родившегося и тут же умершего младенца — пустая болтовня. И жизнь несравненна.

— Это противоречит Будде, — сказал Махакайя.

— Верно, — ответил император с удовлетворением. — Именно это и сказал мой Сяо И. Так стоит ли держаться за такие глупые и ветхие слова? И монах с ним согласился. И свиток мы обрели. Ну а теперь мы готовы слушать о том, как ты, учитель, обретал свои свитки. Займи место здесь и рассказывай.

И он указал на низкое сиденье слева от себя, там был и маленький столик из яшмы на выгнутых бронзовых ножках; тут же слуга поставил на столик кувшин для воды и чашу.

— Пей, когда в горле пересохнет, и говори, — сказал евнух в красном халате, и слуга наполнил сразу чашу чистой водой.

Махакайя поблагодарил императора и евнуха и сел за столик, взял чашу, поднес ко рту и чуть было не пригубил, но вовремя учуял странный запах. Брови его поднялись, он в смятении взглянул на императора.

— Но… здесь вино, Ваше Величество, — пробормотал он.

Император поджал губы, насупился и затем метнул грозный взгляд на евнуха.

Тот начал низко кланяться и говорить, что произошла ошибка, досадная ошибка, это слуги виноваты.

— Десять… двадцать плетей! — отрезал император.

— Позвольте сказать недостойному, — проговорил монах.

Император нехотя кивнул.

— Под действием такого предисловия и вода превратится в вино, Ваше Величество, — произнес монах. — Слуга заслушался.

Император устремил упрямый взгляд на монаха, и вокруг его глаз собрались морщинки, ноздри длинного носа дрогнули.

— Хорошо, мы простим эту ошибку, если рассказ учителя будет не хуже нашего предисловия.

Бледный слуга быстро унес кувшин и чашу и тут же вернулся с другими чашей и кувшином и налил воды, руки его дрожали.

— Давай, — сказал император, — постарайся.

И, пригубив воды, Махакайя повел свой рассказ о Большой Пустыне Текучих Песков, о незнакомце в тростниковых плаще и шляпе. Рассказ произвел большое впечатление на императора и остальных, а кроме евнуха там были еще двое мужей в фиолетовых халатах, пожилой даос с нефритовым лотосом на макушке и четверо чиновников в красных халатах; писец в синем халате сидел за соседним столиком и делал какие-то быстрые записи на бумаге, обмакивая кисть в тушечницу в виде бронзовой лягушки.

— Уже мы можем сказать, что спина слуги избавлена, — объявил император. — Но продолжай, учитель.

И Махакайя рассказал о переходе через Небесные горы и о Горячем море, в котором так безрассудно выкупался его спутник Ши-гао.

Пора было заканчивать, о чем уже намекали приближенные, но императору не терпелось узнать, как же распорядился жизнью Ши-гао каган. И вообще он с великим интересом слушал о кагане и обычаях, царивших в его землях, задавал разные вопросы.

Наконец император вынужден был прервать монаха и отпустить его с предупреждением, чтобы тот явился завтра в то же время.

Кланяясь, Махакайя, удалился из павильона.

Сопровождавший его чиновник у ворот остановился и сказал следующее:

— Учитель, вы обязаны не забывать о десяти тысячах дел, решения которых от Сына Неба ждет великая Тан и все народы, ее населяющие. Старайтесь говорить кратко и по существу. А посему хорошенько готовьтесь.

И, вручив ему пайцзу, верительную бирку, в виде медной рыбки на шнурке, выпроводил монаха за ворота Дворцового города.

Дальше монах шел один по Императорскому городу мимо Приказа жертвоприношений и Приказа придворного этикета до врат Чжуцюэмэнь. И оказался на улице Чанъани, шумной и многоликой, перевел дыхание. Хорошо читать трактат о монахе и императоре, но самому быть этим монахом непросто.

В монастыре его встречали почти с почестями, но Махакайя просил не усердствовать в этом и тут же пошел в книгохранилище. Принимать пищу после полудня он не мог. Хотя настоятель дозволял ему это ввиду особых условий, но Махакайя предпочитал поститься. Вместе с несколькими прилежными монахами он бережно разбирал свитки. Но вечером все же испросил разрешения у настоятеля выйти и отправиться к воротам Весеннего сияния. Улицы были прямы. Весь Чанъань напоминал гигантскую доску для игры чатуранга[350]. В чатурангу Махакайю научил играть махараджа Харша. Солнце уже нависало над крышами домов и над башнями и вратами западной стороны. Махакайя с тревогой туда посматривал, споро шагая в противоположном направлении. Уже наступило Время Петуха[351], и чиновники Привратного надзора чэнмэньлан призвали восемьсот мэньпу и выдали этим привратникам ключи с бирками-рыбками, на которых значились именования всех врат Чанъани для закрытия. Врат в Чанъани множество. Махакайя не видел больше нигде в мире таких городов. Врата внешней стены, врата Императорского города, врата Дворцового города, а еще и врата в каждом квартале. И все они должны запираться с наступлением ночи. В кварталах Чанъани Махакайя то и дело терялся еще и до похода на запад. В лабиринтах этих легко было заблудиться. И теперь он боялся, что произойдет то же самое. Надо было успеть до первого часа Времени Пса[352]. И он поспешал. Навстречу ему попадались мужчины и женщины в светлых и темных халатах и платьях, в шапках и платках, покрывалах. Слуги пронесли паланкин с чиновником, судя по всему, шестого ранга. И все встречные останавливались и, давая дорогу, почтительно кланялись. К своим местам службы прошествовали солдаты с луками, колчанами, возглавляемые командирами с мечами на поясах. Из каналов, которые тянулись вдоль улиц с рядами деревьев, то и дело выскакивали собаки, и Махакайя вспоминал Хэсину, где собак почитали почти такими же животными, как коров в Индиях. В квартале Цзингунфан он увидел храм, похожий на виденное в Хэсине: колонны, купол, под ним каменное основание — наверняка для огня. И он сообразил, что этот квартал и упоминал настоятель, говоря