того. Рискуя вызвать твой гнев, признаюсь: твоя красота надо мной не властна. Ты для меня не желанная женщина, а сестра по служению. Твое совершенство — лишь правильно истолкованный знак избранности. Поэтому не стоит пронзать меня презрительными взглядами. Пока ты будешь отогреваться в ванне, я приготовлю успокаивающий отвар, а потом провожу в постель, разотру ноги и почитаю на ночь.
Элен покорилась. И, уже засыпая, сквозь дремоту слыша бархатный, глубокий голос Итиса, рассказывавшего историю любви лесных духов, пробормотала:
— Ты лучший Хранитель Святилища.
Она заснула. Итис еще долго сидел у ее ложа, в задумчивости глядя на прекрасное, спокойное лицо жрицы. Заглядывая в далекое прошлое, он вспоминал тот первый раз, когда увидел ее, бессмертную избранницу богов.
Он родился в Дол-Раэне. Его родители, знатные раэнорцы, вопреки обычаю покинули дворец и переехали жить в Северный квартал, в дом его отца. Там в покое и любви прошло его детство. Из младенчества Итис помнил только нескончаемое лето, огромный розовый сад, светлые комнаты, из-за своей величины казавшиеся полупустыми даже во время редких приемов. Итис был единственным ребенком, баловнем многочисленной родни. Но среди всеобщего обожания он все время чувствовал на себе пристально-требовательный взгляд отца. Свой десятый день рождения Хранитель помнил отчетливо. Именно тогда отец объявил ошеломленным гостям, что решил отдать сына в Святилище. Итису потом долго снились последовавшие за этим плач, уговоры, угрозы.
И вот, рассказав о предстоящем ритуале-испытании, его в первый раз ведут в Святилище. Там вместе с десятком таких же робких, растерянных мальчишек он впервые увидел жрицу Единого. Она взошла по широким ступеням и встала перед ними, грозная в своей отрешенной красоте. Итис до сих пор помнил, какой ужас испытал, увидев ее застывшее лицо с широко открытыми неподвижными глазами. Этим невидящим и в то же время засасывающе-бездонным взглядом она медленно обвела оцепеневших от страха детей. Кто-то сразу опускал глаза, кто-то, решившись, лишь на миг встречался с ее взглядом. Только Итис, как будто почувствовав сильный толчок в спину, подался вперед и окунулся в черную мглу огромных глаз. Забыв себя, он погружался все глубже и глубже. Итис очнулся так же внезапно, как впал в забытье. Прикрыв волшебные глаза-озера ресницами, жрица улыбалась ему.
Потом была ночь посвящения. Их привели в Святилище и оставили одних, велев встать в круг. Темнота стремительно сгущалась. Собиралась гроза, и лилово-черная туча медленно сползала с гор в долину. Ее недра освещались синими сполохами. Кто-то из мальчиков отчаянно, громко заплакал. Остальные молчали. Они изо всех сил крепились, чтобы не убежать. Могучие раскаты грома сотрясали горы, отдаваясь эхом в безжизненных скалах. Когда туча закрыла небо, из черноты вырвался огонь, пронзая воздух и обжигая землю. Грохот потряс долину. Дети с визгом попадали на холодный каменный пол Святилища. Они в ужасе закрывали руками головы. Итис же, глядя на надвигающуюся грозу, вдруг ощутил сильное, незнакомое волнение, в котором не было ни капли страха. Он с нетерпением ждал первых молний. Когда огненные стрелы вырвались из небесных глубин, вспоров иссиня-черную мякоть туч, чувствуя жар во всем теле, он раскинул руки и, глядя вверх, шагнул навстречу небесному огню. Неистовство все сильнее овладевало Итисом. Он пошел к возвышавшемуся над площадкой высокому черному камню. Исполин привлекал к себе молнии. Огненные струи хлестали гранит. Итис шел, и путь казался бесконечным. Ошеломленный сотрясавшей его худенькое тело яростной радостью, он почти наощупь взобрался на камень и застыл, закинув голову и широко раскинув руки. Не помня себя от восторга, он кричал, смеялся, танцевал, а затем прямо перед ним появился огненный шар и беззвучно взорвался, рассыпая синие искры. Потом была чернота.
Когда Итис очнулся, то узнал, что его в глубоком беспамятстве нашли на вершине священного камня.
— Такой грозы никто из нас не припомнит, — рассказывал ему дежуривший у его постели старый служитель. — Твой отец, господин, хотел бежать в Святилище. Видимо, передумал и решил тебя забрать. Но жрица запретила. Она сказала, что почти уверена тебе огонь не страшен. Она не ошиблась. Теперь поправляйся.
Итис еле слышно прошептал:
— Где отец? — Слова давались ему с трудом. Все тело ныло, голову обручем сжимала боль.
— Уехал. Жрица отослала его. Сегодня двенадцатый день твоего беспамятства. Что бы он делал в долине все это время?
— Двенадцатый?
— Да, господин мой. И слава богам, ты наконец-то вне опасности. Отдыхай и не тревожься. Мы пошлем твоим родным весть о том, что ты поправляешься.
Так Итис остался в Святилище. Поначалу он смущался до слез, когда, завидя его, все бросали свои дела и низко ему кланялись. Потом начались занятия с суровыми служителями. Они разъясняли ему премудрости астрологии, толковали историю богов и их княжества, загромоздили его покои неподъемными книгами и старинными свитками. Все это было в тягость ребенку. Он потерянно бродил по своему новому роскошному дому, плача от одиночества. Как непохоже было холодное поклонение Хранителю на нежную любовь родителей к единственному чаду! А потом, когда тоска стала нестерпимой и мысли о побеге уже не казались такими кощунственными, в Святилище приехала жрица Единого с четырнадцатью спутниками. Ему пришлось встретить их как хозяину. Она же ни разу не дала ему почувствовать его возраст, обращаясь с неподдельным почтением. Как он волновался перед своей первой службой! Судорожно повторяя про себя слова древнего гимна и последовательность ритуала, он шел по освещенной факелами дороге, держа за руку строгую, гордую деву с повелительным взглядом. Жрица ни жестом, ни словом не подбадривала, не утешала юного Хранителя. Она не оскорбила его недоверием. Со спокойным достоинством, равная с равным, она взошла на каменное плато Святилища. Смущаясь, Итис впервые запел гимн, раскачиваясь и хлопая в ладоши. Сначала он пел для красивых мужчин и женщин, стоявших на постаментах и слушавших его тонкий, чистый голос. Но вскоре действо захватило его. Уже знакомый восторг обжег, разгораясь жарким огнем.
С тех пор это пламя живет в нем, то тихое, как огонек потухающего костерка, то неистовое, как пожар в недрах земли. И с тех пор он видит богов так же ясно, как людей. Жрица неслышно дышала во сне. Итис впервые понял, как она красива, когда уже был взрослым мужчиной. Тогда она приехала в Святилище со своим другом альвом. Жрица любила то время, когда зацветали апельсиновые деревья. Вместе со своим гостем она бродила в садах с утра до поздней ночи. Хранитель нечаянно столкнулся с ней, когда она бежала по спускающейся от озера тропке. Княгиня весело смеялась. Ее лицо сияло задором и счастьем.