был актерский экспромт ради того, чтобы выхватить пушку. В этом есть доля правды, но есть и еще кое-что, что он упускает: в тот момент, когда пистолет оказался у него в руках, Кирихара действовал по наитию, а не по расчету.
Он опускает глаза на другой пистолет у себя в руках. Ну, по крайней мере, оружие он уже держит увереннее. Тень Рида, который стоит спиной к розовой лампе, слегка двигается на покрывале.
— Хотя твоя готовность убивать по приказу, конечно, прям приятно удивляет. Хочешь, порекомендую тебя в отрядик Боргеса?
— Я тебя спас, — не выдерживает Кирихара. — Бирч выстрелила бы в голову.
Он не планировал этого говорить. Вырывается само, на волне негодования — просто чтобы его заткнуть.
Рид затихает — понятно по воцарившейся в номере тишине. И замирает — понятно по дулу пистолета, прислонившемуся к затылку Кирихары. Совсем непохоже на «неожиданно, но спасибо большое, я тронут». Вместо этого Рид говорит:
— Правда? — И презрительно цокает языком. — Ты так себя оправдываешь?
Кирихара согласен: прозвучало глупо. Будто бы они ведут счет альтруистических порывов, кто друг другу перепоможет, кто кому больше заботы причинит и кто в большую лужу безответной доброты сядет. Помнишь, ты для меня с крыши спрыгнул? А я вот для тебя в тебя выстрелил!
Только это ведь правда. Один Кирихара знает, какие у него были мокрые руки, как они дрожали и как он боялся попасть не туда. Один Кирихара в курсе, что несколько секунд просто не мог нажать на спуск. Как ему было страшно.
Кирихара никогда не стрелял в людей, чтобы их убить. Кирихара их обманывал: обчищал их счета, подделывал векселя и облигации, притворялся тем, кому кайманские миллиардеры могут доверять, притворялся кадетом Секретной службы, притворялся агентом Секретной службы, притворялся, притворялся, притворялся. Врал. Оставлял стопку фальшивых чеков и исчезал.
Но никогда никого не убивал.
— Я себя не оправдываю, — зло бросает ему Кирихара через плечо. — Она выстрелила бы в голову, и ты это, твою мать, прекрасно знаешь.
К черту! Будто бы Кирихаре нужно его понимание. Кирихара лажал ужасно, и Кирихара знает о своих косяках, как никто другой. Его это бесит, бесит, бесит. И еще его бесит, что какой-то мудак решает, что разбирается в нем лучше, чем его собственный психотерапевт.
— А, как скажешь, — истекает ядом Рид. Нестерпимо жжется посмотреть придурку в глаза и, возможно, дать с кулака в тот глаз, который еще не подведен фингалом.
Кирихара прикидывает: у Рида нет причин в него стрелять… ну, кроме объективных. Нет же? Он медленно разворачивается и утыкается взглядом в дуло. Рид стоит над ним, упершись одним коленом в кровать, и остро вздергивает брови.
— Что такое? Резко осмелел?
Кирихара стискивает кулаки.
— Да ладно, — кривится он. — Ты можешь считать меня кем угодно, Рид. Что из этого правда, а что нет, я сам о себе знаю. Но знаешь что? — Они смотрят друг другу в глаза. — Хватит бегать за мной по всему городу, обзываясь, как обиженный пятиклассник.
Слабый голос внутри напоминает, что если конкретно в этот момент Рид решит перестать бегать за Кирихарой по всему городу, то Кирихара останется совсем один и вторая церковная экспедиция, отправленная Эчизеном за ним, до него, живого, может попросту не добраться. Ты правда трус, говорит голосок, ты правда крыса. Извинись, извернись, приспособься — ты это умеешь. Самое время.
— Или хотя бы придумай что-нибудь новенькое. Хвастовства-то было, — давит из себя насмешку Кирихара наперекор этому голоску. — Я думал, ты креативнее.
Этот выпад раскрашивает лицо Рида краской азартной запальчивости:
— Так давай я кину тебя здесь? — Его абсолютно не смущает перемена в композиции: не затылок — так лоб, и второй рукой он снимает пистолет с предохранителя. Двойной щелчок прямо перед лицом бьет по нервам. — Только переломаю тебе ноги сначала. Полежишь, подождешь, пока придет кто-то уверенный, что и Деванторе ты тоже всучил подделку.
С одной стороны, это абсолютно не в духе адекватного Рида — неоправданная жестокость. С другой — Кирихара понимает, что, скорее всего, последние пару суток Рид слегка далек от себя адекватного.
— Если это цена за то, чтобы больше не выслушивать твои обвинения, — цедит Кирихара, — то будь так добр.
Рид открывает рот, чтобы что-то ему сказать, и Кирихара успевает закатить глаза, с лету предугадывая очередной оскорбительный пассаж:
— Да-да, я трусливый щенок, неблагодарная дрянь, да, это мы уже слышали.
— Действительно осмелел, — одну длинную паузу спустя отвечает Рид.
Он поворачивает пистолет, хватая его за дуло, и наотмашь ударяет Кирихару в челюсть. Кирихара знал, что так будет, — он успевает отвернуться, но больно получается все равно. Сквозь эту боль он от души бьет своим пистолетом по бинту на плече Рида, откатывается в сторону и отскакивает по направлению к ванной. Следом сразу же удивляется: откуда в нем самом столько прыти?
— Сукин ты сын, — шипит Рид ему вслед.
И стреляет. Кирихара ныряет за кровать — почти привычным движением. Отбивает колени и плечи, а еще стесывает пока нестесанный — какое упущение! — участок подбородка.
— Это вообще-то больно! — кричит Рид сверху, забравшись на кровать.
Кирихара подрывается с места и кидает в него настольными часами, выдирая их из розетки.
— На то и был расчет! — с запалом восклицает он в ответ.
Часы ударяются о стену в противный мелкий цветочек и разлетаются вдребезги. У Рида в руках пистолет, у Кирихары — один путь для отхода. И кстати, тоже пистолет.
Рид спрыгивает с кровати, и Кирихара хаотично делает несколько выстрелов тому за спину в трюмо. Стекло звенит, летят осколки, Рид мешкает, прикрываясь от осколков, — на секунду. Этого смертельно не хватает. У Кирихары нет рефлексов и боевого опыта, которые помогали бы ему соображать в драках.
— Мимо, — плотоядно улыбается Рид, стряхивая стекло, и спустя секунду его кулак летит Кирихаре в живот. Тот несуразно парирует, отшатываясь в сторону. Отсюда еще ближе к двери.
В голове орет сирена и мигает ярко-зеленый указатель — стрелка, указывающая, что ему необходимо убежать, рвануть, свалить. То есть поступить так, как он обычно делает. Силы не равны. Были бы равны, если бы можно было выдать Риду костыль