и, сгруппировавшись, выпрыгнул в него, спасаясь от обломков.
– Яркий! – позвал я, поднимаясь – Бежим!
Зверек показался впереди, и я бросился к нему, сумел увернуться от рухнувшей балки, подхватил Яркого и помчался к двери. Что-то больно ударило меня по спине, от чего в глазах вспыхнул фонтан разноцветных искр, но я продолжил бег.
Буквально снеся дверь со своего пути, я ринулся прочь. Здание с грохотом рушилось у меня за спиной, всё заволокло пеленой серой пыли. Однако, даже под ее прикрытием далеко уйти я не сумел.
Выстрела я не услышал за грохотом обрушающегося за спиной здания, но ощутил резкую жгучую боль в ноге и рухнул, как подкошенный, на землю. Меня подстрелили. Пуля попала в правое бедро.
«Все. Отбегался», – пронеслась со скоростью той же пули отчего-то очень трезвая и лишенная эмоций мысль, сухая констатация факта. – «Дальше уйти я уже не смогу».
Яркий уставился на меня перепуганными глазами.
– Беги! – крикнул я ему. – Беги! Они не должны поймать тебя! Беги скорее! Уходи отсюда!
Но Яркий не двигался с места.
– Уходи же! Давай! – я с силой оттолкнул его, но и это не возымело эффекта, только боль от ранения вновь пронзила ногу, и я зашипел, стиснув зубы.
Грохот стих, и я услышал хриплый, полный дикого гнева голос Теодора Стрикса.
– Хватайте их! Не дайте уйти! Вон они! Хватайте!
Яркий зашипел и заискрился. Он стал оглядываться по сторонам, и в оседающей пыли я увидел, что нас окружили гвардейцы, чьи силуэты медленно приближались.
– Беги же, дурак! – почти взмолился я. – Уходи отсюда!
Но, не вняв моим словам, Яркий вдруг вспыхнул светом, который взметнулся к небу и накрыл нас искрящейся пеленой. Мы оказались под куполом, в пять хвостов диаметром и где-то два в высоту.
Оглянувшись, я увидел Теодора Стрикса. Держась левой рукой за свое лицо, он подошел к щиту вплотную. Затем убрал руку, дав мне лицезреть, какую же ужасную рану ему оставил Яркий. Правой стороны лица просто не было, ее полностью поглотил алый ожог. И все же я не видел в этом человеке никаких признаков того, что он испытывает боль.
«Может, он действительно машина?»
В его единственном сохранившемся глазе пылала только ярость, столь же алая, как и материя, которой он управлял.
Теодор поднял перед собой руки – целую левую и лишенную кисти правую. Между ними засветился алый шар, который стал шириться. Это были врата. Врата в ту самую реальность, из которой Теодор Стрикс черпал свою силу.
Когда шар достиг размеров спелого кокоса, какие в изобилии растут на островах Океании, из него в наш щит ударил толстый, дрожащий луч. По куполу пошла рябь. Яркий захрипел, борясь, стараясь удержать целостность нашей единственной защиты. Но он слабел с каждой секундой.
Превозмогая боль, я сел и сжал кулаки. Моя метка снова засветилась, и я направил всю свою концентрированную ненависть на Теодора Стрикса, чтобы, когда тот пробьет щит Яркого, нанести ему удар, в который вложу всю оставшуюся во мне энергию света.
– Я убью тебя, сволочь! – завопил я в приступе гнева.
Щит треснул, затем лопнул, и я тут же атаковал. Но Теодор увернулся, и яркая стрела, сорвавшаяся с моей руки, ушла в никуда. Он подскочил ко мне с невероятной быстротой и нанес удар левой рукой в висок. Я упал на спину. В глазах все поплыло. Однако, я все равно попытался подняться, замахал руками, в надежда ударить его в ответ. Но последовал второй точный удар, и все поглотила темнота.
Глава 28. Вилорд Стрикс
Я очнулся в каюте корабля. Определил это по мерному покачиванию, характерному для морского путешествия, тесноте помещения, в котором кроме койки располагался только стул да маленький столик, с тусклой масляной лампой на нем, и круглому окошку, занавешенному белой тряпкой. Я был практически уверен в том, что, отодвинув эту тряпку, увижу морские просторы. Но делать этого не стал, в первую очередь потому, что мое самочувствие оставляло желать лучшего. Голова кружилась и болела, а когда я зашевелился, испытал сильный приступ тошноты, являющийся скорее следствием сотрясения мозга после схватки с Теодором, нежели морской болезнью, коей никогда, к счастью, не страдал.
Все же, превозмогая свои слабости, я медленно сел на постели, и только тогда заметил, кроме своей абсолютной наготы, что мою правую ногу, в том самом месте, куда угодила пуля, овивает черный червь, толщиной с большой палец и достаточной длинный для того, чтобы дважды обернуться вокруг моего бедра. Тварь едва заметно пульсировала. То было очередное годвинское произведение, функция которого заключалась в лечении пулевых ранений. Вытягивая из раны пулю, существо впрыскивало в кровь вещества, ускоряющие заживление, и обеспечивало анестетическое воздействие, благодаря которому я не чувствовал боли от ранения, только легкое онемение в ноге. Стоила такая «прелесть» немалых денег, элеванов сто, я полагаю, и это при том, что была одноразовой.
«С чего это Стриксам вздумалось меня лечить, да еще таким вот дорогостоящим способом?» – размышлял я с некоторым странным спокойствием, без сомнения, вызванным действием каких-то препаратов, возможно, впрыснутых мне в кровь тем же червем.
«Где вообще я нахожусь?»
Более тщательный осмотр помещения ничего не дал. Меня окружали деревянные стены. В углу стояло ведро, оставленное для отхожих нужд, и больше ничего. Своей одежды, оружия и, главное, Яркого, в комнате я не обнаружил. Здесь было довольно холодно, моя кожа быстро покрылась мелкими пупырышками, и я натянул шерстяное одеяло себе на плечи.
Дверь оказалась заперта, в чем я был уверен еще до того, как встал и, качаясь, хромая на правую ногу, проковылял к ней и подергал за ручку. Возвращаясь к кровати, чуть не рухнул на пол. Подняться в таком состоянии едва ли смог бы, потому, оказавшись снова на постели, не стал больше предпринимать попыток подняться, а наоборот, лег и, оставив в покое свое, лишенное сил тело, принялся размышлять о своем нынешнем положении. Так и отключился, ничего путного надумать не успев.
Очнувшись во второй раз, сколько часов спустя не знаю, увидел над собой человека в круглых очках, среднего возраста, с худым, вытянутым лицом.
– Что вы делаете?! – тут же воскликнул я, и он, вздрогнув, отпрянул