Читать интересную книгу "Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира - Анри де Кок"

Еще слишком чистая, чтобы подозревать дурную мысль под такими радушными словами, Марианна, в надежде возвратить здоровье отцу с благодарностью приняла это предложение.

Каждое утро она отправлялась в магазин, в улицу Сент Оноре и каждый вечер заботливо приносила старику отцу свою задельную плату.

Однажды она не вернулась.

Бедное дитя слишком дорого заплатила за дочернюю нежность. Герцог который заметил ее у регента был представлен ей как самый могущественный Покровитель. И Марианна, тронутая его вежливым, благосклонным обхождением, положила на него всю свою надежду. Она не колеблясь отправилась одна в его отель, чтобы получить из его рук столь желанный патент… Мерзавец под видом благодеяния скрывал преступление; он не имел жалости к невинности и загрязнил ее позором…

Когда она пришла в чувство после долгого обморока, в который погрузил ее стыд, она была у Филон. Сидя около нее, сводня, выражала печаль, как будто ожидая ее пробуждения, чтобы узнать причины печали, в которой она сама была соучастницей.

– О! – прошептала Марианна, – это вы?.. и вы также!.. Вы не презираете, а жалеете меня? Не покидайте меня! Я невинна; оставьте меня у себя; я теперь не могу явиться к отцу; мои слезы скажут ему о моем несчастье, и это убьет его!..

Филон, которой эта бесхитростная просьба послужила бы для измены, почувствовала адскую радость, при мысли, что такая добыча не ускользнет от нее.

– Нет, я вас не покину, Марианна! – вскричала она. – Мой дом – ваш.

После этого приключения, Марианна была печальна и пасмурна, и как будто боясь, чтобы на лбу у ней не прочитали ее бесчестия, она не выходила из комнаты и не хотела никого видеть. Филон постепенно пробовала, под различными предлогами, нарушить это уединение и рассеять меланхолию; но, наконец, видя, что Марианна с ужасом отвергает все искания, она задумала спекулировать ее добродетелью, как спекулировала порочностью других. Благоразумие, редкое во все времена, было феноменом во время Регентства, от того-то приходили смотреть Марианну. Ужинать с нею было привилегией, и ее отказы больше обогащали Филон, чем слабость других ее нахлебниц.

Аббат Порто-Карреро, человек интриги и наслаждений, вступил в разряд ее обожателей; имевший назначение наблюдать в Париже за молодым секретарем, только что приехавшим из Испании, – Генри Кец де Монте-Леоне, – он однажды сказал ему:

– Вы видели многие прекрасные вещи в этой столице, но не знаете самой редкой драгоценности: добродетельной женщины.

– Где ее показывают?

– В месте, где обыкновенно добродетель вовсе не изобилует. Это куртизанка, прекрасная как Лаиса, но и добродетельная как Лукреция. Вы уже смеетесь, потому что вы красавец, потому что были испорчены дамами обеих Кастилий, и надеетесь свести с ума Марианну!.. Мой друг, самые любезные мужчины потерпели поражение, и я в том числе.

– Вы меня ужасаете!

– Хотите сегодня вечером ужинать с нею у Филон, чтобы в свою очередь попытать счастья?

– Охотно. Притом в моих инструкциях оказано, чтобы я посетил все, что Париж заключает в себе достопримечательного.

Они отправились к Филон и ужинали с Марианной. Вечер был скучнее, чем предполагали. Не то чтобы Порто-Карреро был жаднее обыкновенная до своего ума, но Марианна как будто уничтоженная внезапным и незнакомым ей ощущением, рассеянно слушала остроты аббата. Ее глаза оставались устремленными на молодого испанца, и когда он попросил у нее позволения еще раз посетить ее, ее лоб покрылся румянцем. С этой минуты у нее не было другого желания как видеть и слышать того, кто разбудил ее сердце, того, который научил ее, что значит ждать и надеяться; а он, счастливый произведенным им действием на эту гордую душу, спешил посвятить ей каждую минуту.

Между тем, его заботливость не могла победить сомнений или скорее ужаса, когда он просил более близкой благосклонности.

– Чего вы просите у меня!  – бледная, отвечала Марианна. – Вы стало быть хотите, чтобы я разлюбила вас? А не могу жить, не любя вас.

Но однажды когда Монте-Леоне был у ее ног, когда голос его был нежнее, когда слезы блистали в его глазах, мужество ее оставило. Она думала, что приносит себя в жертву и узнала счастье, уверенная, что только он один знает тайну, она любила его со всею благодарностью юной и страстной души.

В один вечер, 2 декабря 1718 года, Марианна ждала своего любовника ужинать… Она ждала, а он не являлся. Неподвижная, с остановившимися глазами, с затрудненным дыханием, жертва беспокойства, ревности и гнева, Марианна считала минуты; проходили часы, огонь замирал в камине, светильники потухли…

Наконец, на рассвете Монте-Леоне явился.

Он казался утомленным усталостью, и беспорядок его одежды подтвердил подозрения молодой женщины. Он изменил ей!

– Откуда вы?

– Важные заботы…

– Вы лжете… А когда вы солгали в любви, более не любят. Вы провели ночь у другой.

– О, Мариана!

– Она лучше, любезнее меня? Говорите: кто эта соперница?

– У тебя нет соперницы. Я люблю тебя одну.

– Почему вы не приходили?

– Порто-Карреро сегодня уезжал в Мадрид, и я был должен проводить его,

– Достаточно было одной минуты, одного слова.

– При том я был должен написать несколько писем в Испанию.

– Разве для этого вам была нужна целая ночь? Я говорю вам, вы меня обманываете. Ваш трепет, ваша бледность, ваши закрывавшиеся от сна глаза – все уверяет меня в этом.

– Безумная!.. узнайте, что… Нет это тайна.

– Разве вы думаете, что сердце, подобное моему, способно к нескромности?

– Так знайте же все: существует заговор против Регента; принц Челламаре, желая воспользоваться отъездом аббата Порто-Карреро, чтобы верно передать кардиналу Альберони бумаги самой высокой важности, которые он не осмеливался доверить обыкновенному курьеру, – приказал мне вчера в кабинете, в его присутствии, списать с них копии; работа была кончена только ночью, а сегодня утром я сам доставил их ПортоКарреро, который везет их в своей карете.

В словах ее любовника было столько правды, что Марианна перестав сомневаться, открыла ему объятия и думала только о том, как бы силой любви загладить ревность…. Между тем тайна, доверенная молодым человеком, принадлежала уже третьему лицу.

Узнав, что Марианна не ложилась спать, Филон отправилась узнать о состоянии здоровья столь драгоценного для ее заведения и услыхала жаркий разговор в комнате своей нахлебницы. Узнав голос секретаря посольства, она внимательно стала прислушиваться и не упустила ни слова из разговора. Случай показался ей довольно важным, чтобы немедленно послать за аббатом Дюбуа. Прелат, вообразив о каком-нибудь пикантном любовном приключении, закутался в свой плащ, и с глупым намерением, как он сам выражался, явился к Филон.

– Сын мой,  – начала она, – чем вы занимаетесь, что вас не видно ни днем ни ночью?

– Дела, моя красавица, все дела! Государственный секретарь с ног до головы принадлежит государству.

– Ну, благодарю!.. Хороши бы были мои обстоятельства, если бы так поступали все служители короля!.. Это Тансена виновата, что мы вас не видим.

– Ты видишь, что нет, потому что я являюсь по первому твоему призыву.

– Это правда. А вы думаете что я пригласила вас ради приятности?

– Почему же нет? Не думаешь ли ты, что иначе я встал бы до восхода солнца?

– Я в отчаянии, но на этот раз вас призвали по государственному делу. А так как вы их так любите!..

– Убирайся к чертям с твоими государственными делами!.. Я их люблю только в известные часы…

– Дело идет о заговоре.

– Во что ты вмешиваешься! Видно тебе придется дать место д’Аржансона, а его поставить во главе твоего заведения.

– От этого хуже ничего не будет, как с той, так и с другой стороны.

– Ну, рассказывай же, что ты знаешь?

Филон рассказала. Дюбуа вместо того чтобы упрекать, что она обеспокоила его из-за безделицы, расцеловал ее.

Вернувшись к себе, он тотчас же послал своего камердинера Маруа, в сопровождении двух полицейских офицеров. Порто-Карреро был остановлен в Пуатье; карета его была обыскана и между двойным дном были найдены бумаги. Между этих бумаг самыми важными был план заговорщиков, посланный Челламаре Альберони, именной список французских офицеров желавших поступить в испанскую службу и наконец декларация Филиппа V, подписанная в Аранхуэце.

Окончание этого дела известно. Принц Челламаре, герцог и герцогиня дю Мец, Ришелье, все высшие вельможи и все замешанные были арестованы; одних отправили в Бастилию, других секвестровали в их собственных жилищах.

Должно сказать, что регент не был зол. Когда он имел средства отмстить своим врагам, он предпочитал прощать их. Главные виновники отделались несколькими месяцами заключения или изгнания. За всё, как всегда бывает в подобных случаях, заплатили маленькие люди. Четыре ничтожных бретанских дворянина были обезглавлены для примера.