Читать интересную книгу "Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира - Анри де Кок"

– Право, мое дитя, вы прелестны! И как вы можете находить удовольствие в подобном обществе?

– Идешь куда можешь, сударыня.

– Ни чуть! С вашей прелестной фигурой идешь, куда хочешь. А это шерстяное платье!.. Да вам нужен шелк, моя милая!

– Вы изволите смеяться!

– Я так часто смеюсь, что если вы завтра хотите прийти ко мне по этому адресу, через месяц, я уверена, у вас будет великолепный туалет.

Адрес был модного магазина.

– Конечно, – продолжала Филон, – вы должны будете поработать, моя красавица, чтоб заслужить благоволение хозяйки. За ничто – ничто, не правда ли?

– Так я буду принята как мастерица.

– Без сомнения. Но работа не трудна; мы объясним ее вам. Ведь вы придете, скажите?

– Непременно сударыня.

– Говорить о нашем разговоре бесполезно.

– О! я не скажу никому.

На другой день гризетка или дочь купца прибегала к модистке Филон, которая чтобы не встревожить ее? давала ей в руки иголку. Мало-помалу влияние более изысканной одежды, более возбудительной пищи, особенно советы новых подруг, их легкие предложения оказывали свое действие… Если у нее была совестливость, она уничтожалась. И вот в один прекрасный вечер, она из магазина мод переходила в магазин любви; из мастерицы она становилась одалиской…

Цена наслаждений в заведении Филоны вначале была очень возвышенна; вдруг она значительно понизилась вследствие причины, которая рисует нравы эпохи.

Фрины улицы Сент-Оноре были всё более и более в спросе; ради них мужья бросали жен, любовники любовниц. Как возвратить этих господ, или по крайней мере наказать их?.. Вот на чем решили оставленные придворные и городские красавицы: они отправились к Филон просить мщения, таинственных кабинетов и тайны, за которые они предлагали щедро платить. Но, боясь чтобы очень высокая цена не уменьшила количества наслаждения, он просили Филон, по-видимому, понизить ее тариф; а они за то обещали вознаградить ее ущерб.

Торг был заключен и у Филон стало столько приходящих красавиц, что она не знала куда с ними деваться.

В план д’Аржансона входило, чтобы у Филоны было нечто в роде мужа; она согласилась на том условии, чтобы ее мужем был один из красивейших мужчин в городе. Ей дали в мужья швейцара Мазариневского отеля Петра Шиффмана, молодца шести с половиной футов ростом, и чтобы ни говорила хроника, но вероятно в течение нескольких недель Филон весьма нежно обращалась со своим красавцем мужем.

Но сладости домашнего очага не могли быть долго по вкусу женщин подобного сорта. Прошел медовый месяц, пересытившись, по ее собственному выражению, – грубой «говядиной,» Филона, захотела вернуться к боле деликатной пищи. Случаев для ее гастрономии представлялось немало; в качестве хозяйки дома она всегда имела возможность забирать себе лучшие куски…

Прогнанный однажды вечером из брачной комнаты, Петр Шиффман, рассердился и раскричался; он говорил, что женился не за тем, чтобы спать одному… Маделена и ее любовник из-за двери еще смеялись над ним. Колосс пришел в ярость; ударом ноги он вышиб дверь, схватил товарища своей жены, – молодого и мускулистого маркиза, – рискуя переломить его на двое, – и сбросил его с лестницы…

Но едва он выполнил это дело, как град палочных ударов посыпался на его спину. То Филона, пришедшая в себя от первого страха, расправлялась по своему с мужем.

– А! негодяй! подлец! Так то ты обращаешься с моими гостями!..

– Ай! ай!.. Довольно, довольно, Маделена!..

– Будешь ты выламывать у меня двери?

– Маделена, не так сильно!..

– Будешь ты делать скандал в моем доме?..

– Маделена, умоляю тебя!..

– Знай, мужик, болван, что ты только мой первый лакей здесь. И как лакею, когда я занята, тебе запрещено меня тревожить!..

– Маделена, умилосердись!..

Она заставила его сойти, поднять маленького маркиза, который лежал на лестнице, и принести к ней… Потом велела ему уйти… И он повиновался.

Но с этой минуты, вследствие печали и стыда, Петр Шиффман, который до того вел очень регулярную жизнь, совершенно опустился. Он завел любовницу в городе, начал играть и напиваться… А когда он был пьян, он был ужасен!.. Одна только жена могла его усмирить тоже палочными ударами. Для этого она держала камышовую палку. Но самые здоровые палки ломаются. Филон боялась, чтобы когда-нибудь Шиффман не задумал взять реванш. Она просила д’Аржансона, чтобы он избавил ее от мужа, как избавил от любовника.

– Вы сделали зло, монсиньор, – сказала она ему, – вы должны и исправить его.

– Ты права, – ответил д’Аржансон; – тебе нужен не такой муж.

* * *

«В Париже было много солдат и даже гвардейцев, которые силой захватывали людей для военной службы и отводили в особенные дома а затем продавали против воли в рекруты. Дома эти назывались тюрьмами; уверяют, что в Париже таких тюрем было двадцать восемь.»

Однажды утром Петр Шиффман, наполовину пьяный, был брошен в такую тюрьму, оттуда он вышел только затем, чтобы быть отправленным в казарму. Но когда в казарме он пришел в себе, то грозился убить всех, если ему не позволят возвратиться к жене, так что его принуждены были связать и бросить в темницу. Без сомнения, темница эта была весьма сырым помещением. Прекрасный швейцар получил там воспаление в груди и умер.

* * *

Время поговорить о тех политических обстоятельствах, в которых Филон играла большую роль…

Герцогиня дю Мэн, питавшая глубокую ненависть к Филиппу Орлеанскому составила, вместе с Альберони, первым министром Филиппа V, и принцем Челламари, испанским посланником при французском дворе, проект отнять Регентство у Филиппа и соединить Испанию и Францию в одно государство, отдав престол испанским Бурбонам.

Из французских вельмож приняли участие в этом заговоре: герцог де Ришелье, Клод де Феррет, де Сабран, де ла РошфукоГондраль, граф де Лаваль, кардинал де Поллиньяк, Шевалье де Вильнев, маркиз де Помпадур, де Лезекюр, де Кастень, де ла Бом, де Бофор, де Грав.

В числе одалисок в гареме Филоны находилась одна девушка, по имени Марианна, – отличавшаяся блеском своей красоты, но особенно характером совершенно противоположным тому месту, в котором она жила. Марианна была единственная дочь старого сержанта, воевавшего в Испании под начальством герцога Орлеанского; за свои раны он получил от министра гжи де Ментенон самый ничтожный пансион. Но в тот день когда герцог Орлеанский был провозглашен регентом королевства, старый сержант сказал своей дочери:

– Марианна, вынь из шкафа мой белый с голубыми выпусками мундир, мою длинную шпагу и маленькую шляпу; я хочу идти в Пале Ройяль, да, в Пале Ройяль. Разве ты не знаешь? мой генерал сделался так же могуществен, как французский король. Он не забудет своего старого товарища по оружию; того, кто при Лериде оградил его своим плечом от пули направленной в его грудь. И ты, мое милое дитя, надень свое новое платье, – я хочу, чтоб ты была хороша. – и пойдем со мной.

Одалиска с павлином. С картины Леона Камерре.

Немного кокетства не вредит, даже в 15 лет, а чтобы понравиться отцу, оно даже позволительно. Марианна подбежала к зеркалу; напудрила свои черные волосы и подняла их под белый чепчик с розовыми лентами, золотой крест, единственное наследство, оставленное ей умирающей матерью, упадал на грудь, прикрытую лиловым платком; корсет с короткими рукавами из сирой тафты, обрисовывал изящество ее талии и позволял видеть белизну рук; ее юбка была не настолько длинна, чтобы скрывать маленькие башмачки с красными каблуками и тонкость очертания икр.

Регент принял отца и дочь с той вежливостью, которая так нравится старым солдатам: он припомнил сержанту, как он шел в атаку, немедленно приказал назначить ему пансион и обещал дать Марианне на приданое. Какая радость!.. Но она продолжалась не долго. Проходили дни, а патента не приходило… Случилось это потому, что среди куртизанов, находившихся на аудиенции в ПалеРойяле, один герцог, состарившийся в разврате, заметил с преступным намерением, и эту миленькую белизну, и продолговатые черные глаза, и этот девственный лоб… он тогда же решился поставить ловушку, в которой должны были погибнуть столько грации и красоты…

Достав в свои руки патент, он дал наставления Филоне, которая слишком верно выполнила их.

Филона явилась к Марианне, которую она нашла в мансарде, без мебели и без огня у изголовья ее отца, который от бедности и отчаяния сделался болен.

– Я узнала, – сказала она ей, – что вы несчастливы; правда, регент обещал пансион вашему отцу, но около принцев всегда есть люди, которые противятся их благодеяниям. В нашем веке все покупается, и у вас нет денег. Я пришла, предложить вам честное средство достать их. Я держу большой модный магазин в улице Сент-Оноре, приходите ко мне, я хорошо заплачу вам и по крайней мере, благодаря вашей работе, уважаемый старец, которого вы так нежно любите, может получить помощь, которую требуют его старость и раны. Кроме того у меня есть покровители, и я буду в счастлива употребить их в вашу пользу, чтобы вы получили ожидаемый патент.