сплошь неприятности. Порча пищеварения, вечный алкоголизм и ранняя смертность. Но что-то мне подсказывает, что открутиться у меня не выйдет.
— Да, Нарден, помнишь, конечно. Нарден был молодцом. Когда рассказывал им. Тварям с блокнотиками и запоминающими артефактами — эти твари под ноги мне стелились в годы славы. А стоило упасть — налетели, как горевестники. Дежурили здесь толпами, да, Нарден? «Ваш отец встаёт?» «Как он допустил оплошность?» «Что это было за животное?» «Как всё случилось?»
Сыночка Трогири понурил голову и завздыхал от тяжких воспоминаний. Скрипучий голос бывшего великого охотника остался всё таким же мерным.
Будто несмазанная телега едет и едет по ровной дороге.
— Вы, молодой человек, слышали обо мне. О моих подвигах. Первый в Кайетте, больше двадцати лет.
— Да у нас в вас так-то дети играли в дерев…
— Я был больше, чем охотником. Да… куда больше. Моя слава. Моя репутация. Я показал другим путь. Показал, что не нужно бояться. Я дал понять этим тварям… что человек властен над природой. Выходя с ними один на один… Я был хозяином. Властителем.
Что-то мне эта милая философия напоминает — и не только рассуждения Нэйша о вершине цепи. Мейс Трогири был прогрессистом? Вир побери, ну не защитником же бестий, в самом-то деле!
— Потому нельзя было дать им узнать, как всё случилось. Вы же понимаете, молодой человек? Легенда должна оставаться легендой. Подвиги — и героическая гибель. И мы сказали, что это был виверний. Распустили слухи, что мантикора. Один хороший, прикормленный писатель даже тиснул книжку. О величайшем охотнике, который почти одолел стаю алапардов на «кровной мести» — убил двух, не устоял перед третьим. Почти как в Энкере… Вы не читали? Достойно написано. Ложь, конечно. Это сделал не алапард и не виверний.
— Медведь, — вышептал послушный сыночек и весь перекосился от страдания, глядя на папочку. — Это был медведь.
Медведь — в смысле, даже не бестия?! Я выдал степень изумления, которую приберегал для чуда, вроде «Тербенно возглавил Корпус Закона».
Трогири издал слабое одобрительное кряхтение.
— Удивлены? Я вижу, удивлены. Но это не ложь. Я ходил на самых сильных магических тварей Кайетты. Мой атархэ никогда не промахивался, а Дар Воздуха по силе не уступал прославленным боевым магам. Нет, я не участвовал во всех этих глупых турнирах. Просто знал, что мог бы победить. А в тот день… я до сих пор не знаю, что случилось в тот день. Расскажи ему, Нарден.
— Но я…
— Расскажи. Ему.
Пронзительные глаза кольнули сына взглядом — и Трогири-младший вытянулся. Заговорил, задыхаясь и дёргаясь, заглаживая причёсочку до зеркального блеска. Они с отцом охотились в Тильвийских болотах. Бестий не попадалось третий день, а накануне встретились с поклонниками отца. Потом вышли с утра, наткнулись на следы большого медведя.
— Отец тогда… он готовил меня как охотника. Не-бестия — это просто. Мы пошли вдвоём…
Он рассказывал скверно: сбиваясь, запинаясь, подбирая слова. Но я почему-то без труда это представлял. Только малость иначе, чем то, о чём мне нёс Нарден Трогири.
То, как это было на самом деле.
— М-может, нам не следует идти, отец? Вчера было…
— Как мать ухитрилась сделать из тебя такую бабу? Что? Налакался вина ночью, слабак? Я охотился на яприлей во владениях Вельекта! Винного магната! Можешь себе представить, сколько мы пили?! Смотри след, недоделок!
Хриплый рык бывалого охотника и слабые, заикающиеся возражения его сына. Тот кажется подростком на фоне отца — высокого, плечистого. Уверенно шагающего по звериной тропе.
— Просто не удалось поспать… и тебе ведь тоже…
— Так прими бодрящего и не топчи мне мозг!
— М-мать говорит — это вредно, особенно если подряд несколько ночей… И после спиртного…
— Травники все сдвинуты на этом «ой, да нельзя». Слушай мамку больше — скоро в платье оденет. Зелье после винца только лучше работает. Лакай бодрящее и заткнись.
Комары звенят в воздухе — в Тильвийских болотах комариный рай. Хлюпают лужи, стонет какая-то птица — тоже забыла похмелиться с утра…
Медвежий след находится сбоку тропы — громадный, косолапый. Охотник приглядывается, выполняет «поиск» с Печати, хмыкает: «Большой серый, один, тысяча шагов. Пирует на падали».
— М-может, нужно было… взять свору?
Но отец только фыркает: какая свора — там не мантикора, не альфин. Всего-то медведь — в самый раз, чтобы наследничек показал себя…
— Твоя добыча.
— Это было… для меня, — сынок-Трогири оскалился страдальчески. — Мой трофей. Только я… никогда не умел как следует. Отец сделал всё правильно. Он вывел меня на добычу с нужной стороны. Поставил щиты, чтобы зверь не услышал и не увидел. Мне осталось только бить.
Он ни черта не понимал, этот сорокалетний придаток своего чокнутого папашки. А я всего-то восемь месяцев пробыл в питомнике. Но я понимал куда лучше.
Мейс Трогири облажался. И не просто, а как по учебнику. Выперся на охоту после пьянки. С недосыпа. Под бодрящим, да после спиртного — чудо, что он туда вообще дошёл. Милейшая Аманда остерегала: так и так, сладенький, «Глаз стража», конечно, после спиртного действует даже с большей силой… только вот один приём по тебе вдарит так, будто ты три ночи лакаешь бодрящее. А после этого… ты видел, как хорошо себя Мел чувствует, да? Что ты говоришь, как-то раз она даже совсем вырубилась? Дар её вырубил — тут вернее. Потеря контроля, какая неприятность.
А великий охотник даже свору с собой не прихватил. Проще говоря, сделал самую большую ошибку, какую только можно. И нет, это я не о «выбрал для своего малахольного сыночка пасс, который тот заведомо не сумеет применить».
— Я… я ударил, но не смог как нужно собраться… выполнить «Удавку». Она не получилась полностью, медведь был большой, и он освободился. Впал в ярость, бросился на нас…
…огромная серо-бурая туша с рёвом взвилась на дыбы, махнула вперёд неожиданно легко. Нарден попятился, завопил, свалился на отца, мешая тому ударить. Мелькнули рядом когти, пыхнуло жарким смрадом из пасти, и тут же его отшвырнули в сторону, а медведь взвыл, отлетая прямо на тушу мёртвого оленя посреди поляны — отец всё-таки собрался и провёл пасс с Печати…
Зверь грянулся о землю, попал прямо на рога, захрипел, дёрнулся и утих.
— Шкуру попортил, — сказал охотник, отряхиваясь. — Бестолочь. Ладно, смотри, как нужно.
— Отец хотел нанести последний удар. Лезвием атархэ. Он подошёл к зверю. И. И…
В голосе Трогири — настойчивый трезвон жадного до крови комарья. И ложь.
Великий охотник хотел покрасоваться перед сыном. Считал, что не-бестия — лёгкая добыча, потому её можно завалить с