«Холодная голова», магия, проясняющая сознание. Странное чувство покалывания в Печати — и будто бы холод, разливающийся по венам, дарящий бодрость, постукивающий в висках.
Смешно, преподаётся-то на втором курсе, а многими магами считается лишним. Проще взять защитный амулет или бахнуть антидота перед операцией. «Холодную голову» нельзя держать больше двенадцати часов, да и до этого часиков через шесть ощущения будут те ещё: сперва начнёт рука начнёт болеть, потом неметь, а в случае боя ты не сможешь применять магию.
Опасный трюк, только вот необходимый. Кто знает, рассчитан ли амулет Аманды на длительное воздействие.
Господин Трогири поджидал меня на крылечке, ещё ласковее, чем был.
— Удалось выяснить что-нибудь важное?
— Кое-что удалось. Посмотрим, что удастся сделать напарнику. Правда, его-то с разведки до ночи можно не ждать — вечно увлечётся, как полезет шастать, следы читать, а если там что интересное, так вообще…
— Ох, а вы разве за него не волнуетесь? На него же там может накинуться… ну, Зверь.
— И то правда, — сказал я. — Бедолаженька.
Трогири явно призадумался, кого я всё-таки имел в виду. Потом рассыпался в любезностях: «Да-да-да, но скоро ведь будет обед, а потом и ужин, буду рад вас пригласить, да и мне казалось, что вы захотите осмотреть дом…»
— Особняк Мейса Трогири — вир побери, да конечно же, почту за честь!
Только вот мне же, возможно, в ночную смену вместе с напарником, так что надо бы вздремнуть. Мы уговорились, что обед мне принесут в комнату, а к ужину я таки присоединюсь — если пробужусь к тому времени. В общем, когда мы расстались — у меня ныли от любезности зубы.
В комнате я разложил перед собой карту поместья. Покрутил так и этак: поместье обнесено двойным кольцом защиты, внутренний круг, дальше роща тейенха — и второе кольцо артефакторной ограды, широкое, неровное. На нём ворота — одни, на внутреннем кольце — четыре штуки. Все, надо думать, закрываются с артефактами. Обозначены основные ареалы обитания хищников. Теперь внутри ограды. Хозяйственные постройки — ясно. Егерская, вот тут держат собак, тут — единорогов и лошадей на выезд… а вот подобие арены, что ли. Только какой-то уж слишком небольшой. Но и это случается: аристократы любят устраивать бойцовые поединки между зверушками, почему бы и охотникам не устраивать?
Обед мне принесли, когда и без того паскудный день за окном начал переливаться в ещё более паскудные сумерки. Гороховое пюре, котлетки на пару, протёртый салат из репы, куриный бульон с гренками… Нэйшу бы точно понравилось с этим его пунктиком «жрать чего дают». Если, конечно, он ещё жив.
Если переживёт ночь.
«Отпразднуем?» — робко спросила крысиная сущность внутри. «Не говори гоп», — не согласился внутренний голос. Я в их разборки встревать не стал. Малость улучшил вкус блюд, полив их антидотом. Героически запихнул в себя пропитание.
Пальцы чесались от желания пошмыгать по поместью, но раз — лучше шмыгать, когда стемнеет, два — надо выяснить, что там с распорядком дел хозяина, три — а что ты там хочешь найти-то, Гроски?
Для начала — Водную Чашу. Связаться с Гриз, сообщить, где мы, сказать, что есть хорошие новости и плохие, хорошие — мы, возможно, нашли причину такой убыли охотников в Кайетте… Дальше — что? Тут где-то может быть объяснение, с чего это Мертейенхский отшельник отъехал кукушечкой и пытается убивать охотников?
«Осмотри дом, Лайл…»
Да понял я, Боженьки! Ты-то почему посчитал, что это так важно? Тебе-то что сказал этот дом, похожий то ли на музей, то ли на выставку, то ли на логово ошизевшего коллекционера…
Я замер, глядя на пушистую шкуру серебристого йосса на полу, под ногами.
Трогири относился к «трофейщикам» по классификации Мел. То-то у него все коридоры и холл уставлены и увешаны добычей с прежних охот. Для такого зрелища у знатных охотников непременно есть трофейный зал. Чтобы можно было водить гостей на погляд, взмахивать рукой, рассказывать: «А вот этот виверний почти достал до меня своим пламенем и убил двух лучших собак, жаркая была схватка!» А здесь — всё поместье прямо как трофейный зал, и если подумать…
Очередная тень скользнула в комнату, прихватила поднос с тарелками. Выдала торопливый реверанс, готовясь утечь в дверь.
— Стой.
Замерла на полушаге, на полувздохе.
— Прикрой дверь и повернись. Как тебя зовут?
— Альма, господин.
Голос тусклый, будто стёртый.
— Давно работаешь здесь?
— Шесть лет, господин.
Взгляд прямо перед собой. Равнодушный, бессмысленный, какой бывает, когда тебя тысячу раз ломают. Как у полностью покорного раба… да дери ж меня мантикора.
— Ты из Тавентатума, — пробормотал я. — И остальные оттуда.
Вот, стало быть, откуда Мертейенхский отшельник набирает верных и исполнительных слуг. На рынке рабов умеют доводить до полнейшего подчинения.
Тарелки на подносе пугливо зазвякали, я подхватил поднос, отставил на комод.
— Здесь где-нибудь есть Водная Чаша? Ты знаешь?
Мотает головой, глаза испуганные. Или не знает, или запрещено говорить, через запреты она не полезет.
— А зал трофеев? Ну, место, где хозяин хранит свою… изюминку коллекции. Главное место в доме.
— Да, господин. Трофейный зал в левом крыле.
— Можешь меня провести? Твой хозяин обещал мне осмотр поместья, вот я и решил пораньше начать.
— Да, господин.
У рабов такое бывает, говорил кузен Эрли. Если не было прямого запрета — то можно и обойти.
— Вот ещё что. Альма. Господин Трогири сейчас где? Какой у него распорядок?
— Господин… — она запнулась, — Трогири в своей Комнате Уединения. Не разрешено тревожить, пока он не даст приказаний.
— Стало быть, мы его тревожить и не будем, — Мне только на руку, если Нарден Трогири завязнет в своём уединении (это что, дивный эвфемизм уборной?) до ужина. — Тебе приказывали наблюдать за мной? Доносить кому-нибудь, что я спрашиваю и как себя веду?
Девушка замотала головой совсем уж панически. Бедолажка, лет двадцати трёх, с хорошеньким личиком… обращённая в тень дельцами, вроде моего покойного кузена.
— Только… если будут распоряжения о блюдах… или если добавки.
Мысль о двух порциях горохового пюре без соли повергла меня в пучины ужаса.
— Чудненько. Давай ты меня отведёшь только до этого самого зала. А я уж там сам поброжу. Потом вернёшься, соберёшь посуду и пойдёшь своей дорогой.
— Я… могу сразу с посудой, господин. Это по пути.
Всё-таки их тут заколотили не полностью. Внушает сколько-то надежды.
Светильники в коридоре так и не зажглись, и в полутьме только ярче разгорались тейенховые жилы на стенах и потолке. Переливались то огнём, то мягким оранжевым свечением. Альма скользила впереди. Я крался следом, временами увязал