небо
своими руками-склонами
и с нежностью исступлённой
занимается с ним весной.
Нестерпимо хочется плакать,
но для этого ни единого
повода нет, и причины
мне не найти ни одной.
Кроме, пожалуй что,
вида прекрасной картины,
так безнадёжно испорченной
мной.
– Луна скрылась, – с улыбкой заметил Грави, – теперь нельзя просто указать на небо.
Утро выдалось солнечным, но ещё по-весеннему нежным: с Кахольского озера поднималась дымка, смягчая сияние голубого неба. Птицы в саду радостно распевались на разные голоса. Хотя с чего люди решили, что птицы поют от радости? – вечно это человеческое всезнайство. Может, они проклинают жизнь и весь мир, используя тот голос, который им достался. Но сказать наверняка нельзя было: в Доме Радости пока не было никого, владеющего птичьим языком.
Подопечные Айл-врачевателя просыпались и неторопливо сползались на кухню, где готовили себе завтрак, и долго и задумчиво сидели в столовой, или за деревянными столиками на веранде, или брали кофе и бутерброды и шли к озеру. «Пикники посреди лечения», – усмехался Верлин.
Когда Тэлли, чувствуя себя разбитой после ночной прогулки, вошла в столовую, надеясь раздобыть кофе, Мастер Слов, Долора, Морео и Кора уже сидели за длинным столом около открытого окна, уставившись в свои чашки. Хлеб, варенье и сыр стояли почти нетронутыми. Наглый воробей то и дело залетал в окно и хватал со стола крошки. Неподвижность этих странных существ придавала ему храбрости.
– Доброе утро, – поздоровалась Тэлли, и в ответ все закивали с отчаянным энтузиазмом.
Взвесив на руке опустевший кофейник, она отправилась варить кофе.
Кухня была небольшой, но очень удобной: Тэлли оценила порядок расстановки баночек, поскольку сама потратила немало времени у себя в булочной, чтобы организовать пространство в режиме «всё под рукой». Из большой дубовой кадки она налила холодной воды, поставила на огонь блестящий котелок и без труда отыскала кофе, а также корицу и кардамон.
Обнаружив на полках муку, сахар, масло, Тэлифо подумала, что надо будет как-нибудь приготовить булочки для местных обитателей. Но не сегодня – слишком тяжело. Как бы кофе не испортить.
Но беспокойство было напрасным: приготовление кофе со временем стало для Тэлли почти инстинктивным действием. Она успешно вернула отяжелевший кофейник в центр стола, налила себе кружку чёрного напитка, отрезала хлеба с сыром и села на свободное место рядом с Верлином.
За столом немного оживились, почувствовав запах кофе. Но вскоре оживление снова сменилось дремотной апатией.
Мастер Слов развлекался тем, что пытался понять, кто из обитателей Дома Радости стал жертвой ночной охоты Грави. Как в этой детской игре про разбойников в городе. Вот Тэлли, кажется, да. И Кора – хотя её не поймёшь толком. Гадание по хмурым утренним лицам.
В столовую вошёл Сорел и остановился на пороге, оглядываясь в нерешительности. Заметив его, Тэлли приветливо замахала рукой, и поэт присоединился к друзьям.
– Вот, – сказал он, выкладывая на стол свежий номер «Королевской правды» и наливая себе кофе.
Обитатели столовой с любопытством повернули головы, словно Сорел принёс не утреннюю газету, а что-то необычное. Казалось, едва слышное шелестение, как от поворота страницы, разнеслось в воздухе.
– Откуда это у тебя? – поинтересовался Мастер Слов.
– Я шёл по саду, и какой-то человек просто сунул мне в руки газету и убежал, – ответил Сорел, пожимая плечами. – О, это отличный кофе!
– Он хотел тебя подставить, – пояснил наученный горьким опытом Морео. – Тут, если ты читаешь и не можешь объяснить, зачем тебе это нужно, делают так, что ты на время забываешь все буквы. С газетами совсем беда, все новички попадаются.
– Давайте рискнём, – улыбнулась Кора и решительно протянула к газете свою тонкую бледную руку. Ей не страшно было разучиться читать.
Рубрики «Королевской правды», как правило, пестрели хорошими новостями со всех Шести Сторон, хотя больше всего, конечно, было новостей Тар-Кахола. Являясь официальным глашатаем Дворца, газета тем не менее пыталась заинтересовать подданных Шестистороннего интервью с любимыми героями, статьями профессоров Университета и советами о том, как вести домашнее хозяйство. Эту газету, как правило, просматривали утром по дороге на работу, а затем ставили на неё чашки кофе и чая или случайно забывали где-нибудь, поэтому Тар-Кахольские бездомные знали все рубрики «Королевской правды» и вечерами, устраиваясь на ночлег в переулках Тёмного города, вели жаркие обсуждения прочитанного.
– «Синтийский студент, которого Королевские Птицеловы обвиняют в шпионаже, скрылся», «Король глубоко обеспокоен агрессивным поведением Синта», – монотонно читала Кора, – «Между Шестисторонним Королевством и Синтийской Республикой всегда существовало историческое взаимоуважение. Несмотря на действия Непременного Консула, Сэйлори искренне надеется, что сложившуюся ситуацию удастся разрешить мирным путём».
Верлин присвистнул и покачал головой.
– Чем больше они говорят о мире, тем скорее нужно ждать войну.
– Войну? – вздрогнули Сорел и Тэлли.
Мастер Слов прищурился и посмотрел так, как смотрят на тех, кто притворяется слишком небрежно.
Долора протянула к газете свои мертвенно-бледные руки и улыбнулась.
– Хорошая сегодня погода, – произнёс Верлин, – предлагаю вечером пойти к озеру на пикник. Как в новые добрые времена.
Действительно, солнечные лучи уверенно пробивались сквозь тонкую ткань занавесок, лёгкий ветер словно немного приподнимал тёплый день над землёй.
– Я могу рассказать о том, как говорить с животными, если кому-то интересно, – сказал вдруг Морео хриплым голосом, тут же в смущении отхлебнул слишком большой глоток кофе и закашлялся.
Верлин кивнул, как будто того и ждал.
– Отлично, я повешу объявление в библиотеке, – сказал он.
Допив кофе, Морео встал и, резко кивнув остальным, вышел из столовой. Он шёл по яркой, залитой солнцем тропинке к озеру. И думал, как лучше рассказать о том, что значит быть Кошачьим Богом. Здесь, в Доме Радости, тоже жили кошки, но они пока не хотели признавать его. Ничего, это вопрос времени.
Шаги Морео были по-кошачьему бесшумны. Он пробирался к озеру, осторожно ступая по сочной весенней траве. Солнце ослепляло, болела голова. Уйти, спрятаться в кустах. Из Дома Радости не попасть в городскую канализацию, увы.
Морео остановился, пытаясь справиться со внезапно накатившей паникой. Казалось, что его горло стягивает узкий воротничок, наподобие тех, что носят служители ратуши – тех, которые он всегда терпеть не мог. Кошачий Бог остановился, прислонился к темнеющему на фоне молодой листвы дубов и буков старому тису, надеясь защититься от безжалостной прямоты солнца в густой хвойной тени.
«Разговаривать с животными. С кошками, например. Очень просто. Для этого нужно…» – бормотал он. И воспоминание того дня, когда… того самого дня, как иглой, пронзило его беззащитное сознание.
Ночь в городском саду. Только вместо тёплого солнца холодный, равнодушный свет луны, как подсветка театральных декораций. Но тогда этот свет казался прекрасным, волшебным, вином лесных фей, разлитым по бокалам мшистых полян.
Городской сад. Они идут, держась за руки. Только изредка расцепляя, как будто вспоминая что-то, и затем снова, повинуясь безотчётному притяжению, сплетая холодные и тёплые пальцы, как свет луны и свет солнца.
Морео не помнил, о чём они говорили – и это было не важно.