Читать интересную книгу "Общие вопросы этнографии русского народа. Традиция. Этнос. Религия - Олег Викторович Кириченко"

и высылки «врагов народа» на Север. С 1929 г. в стране стала создаваться система ГУЛАГа, и первыми ее поселенцами стали русские крестьяне[661]. Если в 1929 г. число арестованных и высланных измерялось десятками тысяч (95 908 чел. к 31 декабря), то в 1930 г. пошел счет на сотни тысяч: за 9 месяцев было раскулачено по трем категориям 341 895 чел[662]. Со сталинским практицизмом и цинизмом была выставлена «норма» врагов народа в деревне — от 3 до 5 %[663]. Руководствовались переписью 1926 г., согласно которой в деревне было 896 тысяч хозяйств предпринимательского типа, с населением 5859 тысяч человек. Это — 3,9 % хозяйств и 5,2 % населения[664]. «В действительности число раскулаченных в отдельных районах достигло 10–12 %»[665]. В течение 1931 г. было выселено 1 243 860 чел., включая 469 470 человек, выселенных во внутренние районы РФ. Всего же за два года — 1930 и 1931 — было выселено 2 437 062 чел.[666] В эти годы выяснилось, что ОГПУ работает не столь эффективно, как хотела бы «партия», поскольку среди работников Политического Управления находились люди, которые не выдерживали морального напряжения, писали письма в ЦК о бесчеловечных условиях жизни высланных крестьян, о страшной детской смертности. Большой резонанс получило письмо ответственного работника органов Е. Г. Евдокимова[667]. Он писал, что переселенцы живут в неприспособленных для жизни бараках, где на каждого, и взрослого и ребенка, приходится по 1/10 м кв. на разноярусных нарах. Там — земляные полы, вместо крыши — жерди, чуть присыпанные землей. Кроме того — самая негодная пища, вшивость, болезни, сырость и холод. В результате — ГПУ реорганизовали, усилили новыми кадрами, и репрессивная машина заработала с новой силой. Крестьяне, как могли, сопротивлялись: в 1930 г. было 13 754 массовых крестьянских выступления, и еще 3712 женских выступлений. Но все они были жестоко подавлены, с применением военной силы[668]. 6 февраля 1930 г. М. М. Пришвин, живший в эти годы в деревне, записал в своем дневнике: «Я, когда думаю о кулаках, о титанической силе их жизненного гения, то большевик представляется мне не больше, чем мой „Мишка“ с пружинкой сознания в голове… Все они (кулаки. — О. К.) даровитые люди и единственные организаторы прежнего производства, которыми до сих пор, через 12 лет, мы живем в значительной степени. Все эти люди, достигая своего, не знали счета рабочим часам своего дня. И так работают все организаторы производства в стране. Ныне работают все по часам, а без часов, не помня живота своего, не за страх, а за совесть, только очень немногие»[669]. Приведем два характерных воспоминания самих «кулаков» об их жизни в ссылке. «Папа год сидел в одиночке. А нас (жена и семеро детей) сначала вывезли за сорок километров от Сталинграда, а в 31 году привезли в Оскаровку на 5‐й поселок, где была ровная степь. Пятьдесят тысяч человек было в этом поселке. Кругом милиция на лошадях охраняла, чтобы не убежали. А куда побежишь? Речка там Ишим. Оттуда брали пить и там стирали. Бурьянчик собирали, варили и кушали. В степи мы вырыли яму, как погребок, кое‐чем накрыли, и там мы жили. Так жили все в первый год. Один колодец был на весь 5‐й поселок, глубиной метров двадцать пять — он до сего времени стоит. День — ночь стояли за водой. Мама пошлет с ведерочком, пойдешь, чтобы только детям больным принести воды. Туалетов не было, ров был такой метров на тридцать выкопанный, общий для всех. И вот люди стали умирать — повальная дизентерия. Каждый вечер ездила подвода, на нее покойников кидают, как чурбаки, и в ямы отвозят. Так было, что целыми семьями умирали… Ели сухой паек, готовить там негде было. Чечевицу привезут, и мы жевали ее. Самой трудной была эта зима». К концу зимы в живых остался только один ребенок — автор воспоминаний[670]. Свидетельство другого ссыльного — священника о. Иоанна Тимакова — не менее трагично: «Нас привезли из Самарской губернии в степь, на место будущего поселка Новая Тихоновка в середине 1931 года. Я был молод, со мной была жена и маленький ребенок. Мы выкопали ямку в метр глубиной, попончиками крышу закрыли и мешок с багажом в головах. Наш младенец прожил в этой яме месяц и умер. А зимой, когда нас перевели в недостроенные бараки, у нас другой младенец родился. Первую зиму свирепствовал тиф. Было очень холодно, на пайке жить было очень трудно, народ ослаб. В 31‐м, в 32‐м году погибли все дети и старики, и к 33 году осталась одна молодежь, редко где старика увидишь. А потом и молодые стали умирать. В Тихоновке у нас по двести человек в день умирало. Три бригады копали могилы (два метра ширины, пять метров длины). Зашивали человека в попонку грязную и в яму бросали. Зимой могилы копать не успевали. Покойников складывали в кучи, величиной с дом, по пятьсот‐семьсот человек в каждой куче лежало друг на друге как дрова. Второй наш ребенок тоже умер. А мы с женой выжили благодаря тому, что продали ее пальто на лисьем меху, что ей еще от матери досталось, купили овса, толкли его, ели и чуть живенькие остались»[671]. В каждом из сохранившихся воспоминаний (а их можно привести немало) звучит не просто нота осуждения «злодеяниям Сталина», но нечто большее, потому что совершенно очевидно, что сталинская — большевистская — машина попирала не просто «врагов социализма», а уничтожала народ, истребляла самым жестоким образом детей и стариков, глумилась над их беззащитностью, человеческим достоинством.

В 1932 г. южные регионы России охватил страшный голод, унесший несколько миллионов (до 2 млн) жизней крестьян[672]. Сталин назвал этот голод наказанием крестьянству за саботаж[673]. Деревню продолжали держать в ежовых рукавицах при Сталине вплоть до войны. В 1937 г. вышел известный закон «Об антисоветских элементах» — закон о деревне. В законе говорилось, что враги, сосланные на поселение (сколько их выжило, до сих пор нет сведений!), продолжают воздействовать на советскую деревню. Они возвращаются после ссылки или убегают, селятся в деревнях и начинают вести подрывную и диверсионную деятельность. Для контроля над деревней по районам утверждались искомые «тройки», действующие без суда и следствия и, как правило, с расстрельными приговорами. Также утверждалась новая разнарядка для репрессий: по 1‐й категории (расстрел) — 72 950 чел., по второй (8 лет тюрьмы) — 186 500 чел. Задание партии было перевыполнено в несколько раз: в 3 раза по второй категории и в 5 раз по 1‐й[674]. Конечно, существуют цифры, указывающие на рост товарного хлеба