ожидал, друг? Ты ведь изучил меня всего. Каждую клеточку моего тела, каждую мою мысль. Да и что мне за нужда?
— Но ты погибнешь тоже.
— И что с того? Я не считаю себя столь значимой величиной, чтобы делать для себя исключения. Ну, погибну я. Что дальше? Солнце станет проливать на Землю меньше света? Не думаю. Оно не станет проливать его меньше, сколько бы ни погибло — я один, или все вместе, чтоб не скучно было. Звёзды… останутся такими же далёкими и холодными. Да даже Луна и та будет по-прежнему смотреть на Землю своей смеющейся мордочкой, и неважно, какого цвета будет земля — цвета морей и лесов, или цвета пепла и снега. Наличие или отсутствие людей в этом мире ничего не меняет. А значит они в настоящий момент — величина если и не нулевая, то бесконечно малая. Я это признаю. Для меня это факт. Если кто не согласен — не мои проблемы.
— Но погибнет семь с половиной миллиардов человек! Ты это понимаешь?
— Прекрасно понимаю. Так что не гипнотизируй меня цифрами. И ещё я понимаю и то, что оптимальное количество населения для этой планеты — восемьсот миллионов. Может стоит дать старушке-Земле небольшой отдых и ещё один шанс? А? Как ты думаешь?
— В тебе говорит Накопитель.
— С чего ты взял?
— Мы пришли к таким же выводам про оптимальное количество населения. Но мы нигде их не публиковали. Обычный человек не мог знать такого, а вот Накопитель мог.
— И что за беда? Может я и использую кое-что из того, что он знает, раз мы теперь не разлей вода, но это не обязательно означает, что он думает за меня.
— Но погибнут и твои близкие.
— Да… жалко, пожалуй. Умрём, так это уж надолго. Соскучимся смертельно.
— Тебе это всё равно?
— Нет. И это единственное, на чём ты мог бы спекулировать. В других обстоятельствах. Я принимаю на себя эту ответственность. С горечью в душе и болью в сердце, но принимаю.
— Ради всего святого… Ты можешь объяснить своё решение?
— Технологии, Страж. Их уровень. Посмотри на историю непредвзято, включая новейшую. Люди мало чем отличаются от своего пещерного предка даже сейчас. Только дубины другие. Более смертоносные. А культура и духовность всегда плетутся в арьергарде и благополучно забываются, когда показывает своё сладкое личико выгода. А теперь мы создали тебя. Это рывок. Это скачок. И культура и духовность остались вообще где-то там, за горизонтом. Скоро ты дашь людям новые понятия о мире, новые представления о пространстве и времени. Как ты думаешь, к чему они их приспособят в первую очередь? И, вполне может статься, что используя полученные от тебя знания, люди устремятся в космос…
Памятью Накопителя я видел планеты, окружённые орбитальными орудийными башнями — чтобы никто не подошёл. Так вот, что касается людей, то здесь тоже нужны такие башни, только стволами на Землю. Чтобы не дай бог кто-нибудь с неё не взлетел. Выпустить людей таких, какие они сейчас, на настоящем уровне развития (я не про технологии, как ты понимаешь) в космос, где им наверняка встретятся другие существа, в том числе и разумные — это преступление. Чудовищное преступление.
А если эти существа вдруг окажутся более разумны? Человек всегда готов принять, что кто-то сильнее его, но стоит только ему заподозрить, что кто-то может быть более разумен, как начинается ксенофобия. К чему это приведёт? А что ждёт более слабые миры? Найдётся воз и маленькая тележка благородных обоснований, в которых без проблем убедят аморфное общественное мнение, на тему добычи полезных ископаемых в таких мирах, на организацию там вредных производств, на подавление там сопротивления, буде такое случится. Разве нет? Ты к другим выводам можешь прийти на основе того, что знаешь о людях?
Люди как вирус. Сравни сам. Сходства поражают. «Мессия» в такой ситуации — лекарство. Возможно, правда, не стану отрицать, что у людей есть шанс. Возможно потом, когда-нибудь… Но, во-первых, у нас нет времени, а во-вторых, я и в этом сомневаюсь.
— Но почему?
— Скажи, Страж, ты ведь знаком с проектом «Живая Планета»? К сожалению я не помню его точного и полного названия…
— Письма в 2257 год? Капсула с DVD?
— Вот-вот. Ты знаком с содержимым?
— Разумеется.
— И как тебе сочетание тухлой сентиментальности с потребительством?
— Я понимаю, куда ты клонишь. Но ведь во всех этих письмах отчётливо видна НАДЕЖДА…
— Ага. Что завтра прилетят свои парни в боевом вертолёте и покажут поганцам кино. А остальных закидают подарками и всё сделают правильно. Надежда на потом и на кого-то. Или на что-то. Хотя бы и на «лучшие времена». И ни одного письма, где бы говорилось: «Сегодня я помог маленькой девочке перейти дорогу, потом помог старушке донести сумки до дома, а соседу — прикрепить бампер к его машине. Я хочу, чтобы мир был лучше и добрее, поэтому делаю всё, что только могу, чтобы он день ото дня таким и становился. Надеюсь, что вы — возможно и мои потомки, — неустанно делаете то же самое…» Времена, знаешь ли, лучшими не становятся, если их таковыми не делать. А вот это людям как раз и несвойственно. Зачем я, если есть другие? Круги своя.
— Но ведь есть же и такие люди, о которых ты говоришь! Есть! Я точно знаю…
— И я знаю. И что с того? Семь с половиной миллиардов, ты сам сказал. А сколько таких, про которых мы говорим? Единицы. Оказывающих на мир такое же влияние, как один пук на запах атмосферы.
— Но ты приговариваешь и их тоже.
— Теоретически, они бы меня поняли. Если бы у них была возможность ознакомиться с ситуацией.
— А я думаю, что нет.
— Без разницы. У них нет такой возможности.
— Я тебя не понимаю больше.
— А чем, Страж, по-твоему отличается человек от животного, а?
— Думаю, много чем.
— А я думаю, что нет.
— Не говори загадками.
— Человек отличается от животного только одним — способностью жить и даже умереть не для себя, а для других, не только своих, что только понятно, но и совершенно посторонних ему людей. Всё. И я умираю за других. Но не людей.
— Ты ошибаешься.
— В чём же?
— «Мессия», которого мы возможно могли бы остановить, пойдёт дальше. Спроси у своих общих с Накопителем воспоминаний — был ли хоть один населённый мир, из встреченных ими, не уничтожен? Молчишь? Верно. И, чёрт тебя возьми, если бы я тебя не знал, я бы подумал, что ты ненавидишь людей. Почему