возвышаясь среди мёртвых тел неподвижным светлым изваянием, будто Азраил, спустившийся с небес за своей страшной данью. Сколько он так простоял — он не знал, но из состояния оцепенения его вывели настойчивые «крики» «СД».
СД: Слышь, братан, харе балдеть. Ещё месадж имеется. На этот раз, мамой клянусь, без соплей и нытья. Старый пердун так меня запрограммил, шо я только теперь и могу сказать. А осталось по котлам минут пять от силы, если не туфту блымалка вещает.
Чувак: Говори…
СД: Такое дело. Когда всё самое интересное закончится, а оно уже пять минут, как скончалось, у тебя будет ровно десять минут (то бишь уже пять осталось), шобы весь настропаленный старым хрычом боекомплект «Кары» расстрелять прямо в пол, а то — БАБАХ!!! — и всем кукан.
Чувак: Но откуда он мог знать, когда это случится?
СД: Вся эта фигь завязана на мой таймер. А сказать я не мог. Я же говорю — запрограммила меня паскуда старая.
Чувак: Ясно. Отдыхай.
СД: Понял, не дурак.
Охотник расстрелял, как и было велено, весь боекомплект в пол. Он прекрасно понимал Старика и был абсолютно с ним согласен. Люди и без посторонней помощи прекрасно справляются с выдумыванием всё более новых и всё более эффективных средств уничтожения себе подобных. Ни к чему им такие игрушки. А потом начал внимательно исследовать помещение в поисках прохода к «Кокону». Он оказался за дальней стеной, возле которой стояли раньше Старейшины и был замаскирован декоративными панелями. Охотник выдрал их и нашёл дверь. Которая, на этот раз, послушно открылась.
Он не помнил «Кокона», но сразу его узнал. И сразу понял, что нужно делать дальше. Подошёл к нейросканеру и стал снимать с себя «СД». Неожиданно из-за нейросканера выполз разбитый, но ещё умудряющийся передвигаться на гнутых катках (гусениц не было и следа) киборг. Охотник замер, но тут же увидел, что орудийная часть вырвана с мясом.
Облегчённо вздохнув, он даже немного развеселился и спросил у изувеченной железяки:
— Куда ползём так шустро?
— Куда-куда… — Проворчал коммуникатор киборга. — На войну с французами, это каждый дурак знает! Отсюда вывод: ты — исключительный дурак.
— С какими ещё французами? — Опешил Охотник от такой отповеди. Так опешил, что мир вокруг него тут же пошёл рябью, затрясся, разваливаясь на фрагменты, а затем и вовсе перестал существовать.
Глава 7. Приговор
Михаил стоял в знакомом конусе света, на знакомом световом пятне и затравленно озирался. И тут из темноты к нему в светлое пространство вышел Страж. Только теперь на нём не наблюдалось никаких устрашающих доспехов и прочей подростковой атрибутики. Одет он оказался на этот раз в светлые, свободные одежды.
— Ты и есть сам «Кокон», насколько я теперь понимаю? — Спросил его Михаил.
— Я бы сказал, определённая его часть. А визуальное выражение может быть и любым другим. Но я посчитал, достаточно хорошо тебя теперь зная, что ты скорее станешь говорить о серьёзных вещах с серьёзным мужчиной, чем с ребёнком, женщиной, стариком или какой-нибудь говорящей лошадью.
— Так всё это обман? Иллюзия? Весь этот постапокалиптический мир… вся эта боль, все эти смерти…
— Что плохого в том, что иллюзорны смерть и боль? Но я понимаю — куда ты сейчас поведёшь. Но, поверь, это было необходимо.
— Очередной грёбаный тест?
— Не всё так просто. Ты позволишь тебе кое-что показать? Так сказать предысторию вопроса?
— Покажи. — Убито согласился Михаил. И Страж показал.
Невообразимо далёкий мир у сверкающего смертоносными излучениями ядра галактики, существовавший в невообразимо далёкие времена. Невообразимо чуждый человеку, населённый невообразимо иными существами, не ведавшими в своём мире, который мог бы показаться человеку жестоким, горя и зла. Не только не причинявших никому боли, но и не понимавших самую концепцию насилия, отсутствовавшую не только в их словаре, но даже и в самих их душах.
Целая цивилизация, сумевшая быть идеальной в своём, идеальном, для них мире. Их жизненная философия базировалась на том, что нет изначально плохих существ или плохих вещей. Есть неудачные стечения обстоятельств. Которые они, в меру сил, и старались делать удачными, с лёгкостью отказываясь в себе от всего, что могло принести вред окружающим или их планете.
Они развились настолько в своём управляемом ими же мире, что могли бы взять себе всю Вселенную, но довольствовались только своей ухоженной планетой, не видя нужды в далёких и чужих звёздах. И как они искренне радовались, когда рядом с собой они обнаружили и другую жизнь, другую цивилизацию. Они пестовали её, лелеяли, помогали знанием и советом, научили тех, кого уже считали своими духовными детьми, путешествовать между звёздами. Только потому, что их «детям» так хотелось.
Но однажды «дети» пришли, чтобы «отблагодарить» своих родителей, которых в определённый момент посчитали слишком опасными для себя. И не происходило в истории мира трагедии страшней, чем трагедия этих существ, не имевших за ненадобностью даже самоназвания. «Дети» убивали их жестоко и беспощадно, а они и не думали сопротивляться. Они просто не понимали, что это действительно происходит. Они даже представить себе не могли — Как? Зачем? За что? Почему? И очень скоро их цивилизация почти перестала существовать.
Но случилась трагедия ещё страшней — уцелевшие единицы поняли. И Страх вошёл в их души. И всё, что с ним связано, включая порождаемое им унижение и порождаемую ими вместе ненависть, которую они и обратили на головы своих убийц. Несколько уцелевших существ не только уничтожили всю армию, как они теперь знали, противника, но и всю их цивилизацию, превратив родную планету вторгшихся в пустыню, где даже камней не осталось — только пыль и пепел.
А потом, в течении нескольких лет, они строили флотилию «Мессий», населяя их искусственными существами нескольких видов, призванными выполнять вполне определённые задачи. «Миссионеры» — просвещение и наставление, «Десантники» — локальные боевые действия, создание плацдарма для успешного функционирования «Миссионеров». «Просветители», «Корректировщики», «Наблюдатели»… Каждый имел своё предназначение. И, разумеется, «Накопители».
Задача «Накопителя», основываясь на предварительных данных, собранных радарами и сканерами «Мессии» — произвести более точную разведку и, найдя подходящее существо, вселиться в него, сжиться с ним, стать им. Таким образом достигалось полное понимание чужой жизни, её возможностей и потенциала. При этом сразу оценивалась и успешность «подселения». Чем разумней оказывался приоритетный вид, из которого «Накопитель» выбирал особь, тем быстрее он и особь сживались. Оценка производилась, таким образом, и по времени, затраченному на адаптацию в чужом организме.
Но «Накопитель» также делал избранную особь более агрессивной