отправились домой к ее бывшей однокласснице Жене Пятнашко - эта Женя любезно согласилась пожить у родителей, уступив Лоте на несколько дней свою квартиру. "Твоему парню место в тюрьме", - жестко сказала бабушка, посмотрев на фотографию Птицы. Ее категоричность была неожиданна, упряма и неотменяема. После короткого с ней разговора Лота уже не могла привести Птицу в бабушкин дом.
Ключи от своей хрущевки неподалеку от станции Женя Пятнашко оставила под половичком.
В прихожей Лота нащупала рукой выключатель, зажегся свет. Первым делом она разогрела ужин - заранее пожаренное мясо, которое привезла с собой, салат и картошку. Бутылку крымского вина поставила в холодильник. Слышно было, как где-то за деревьями ползет товарный состав. Протяжно гудел локомотив. Под окнами мусор, мусор вдоль улиц. Плохо освещенные неопрятные здания, одинаковые, будто поставленные на ребро спичечные коробки.
Сняв сапоги и размотав портянки в крошечной Пятнашкиной прихожей, Птица отправился на кухню. Уселся в кресло-уголок под чеканкой "Фея с цветком", и наскоро, по-деловому, поел. Он ел, сидя под чеканкой, челюсти ходили туда-сюда, отросшая кудрявая борода шевелилась в такт челюстям, а Лота сидела напротив и молчала. Почему-то ей было неловко. Она не знала, о чем говорить с Птицей, ведь они уже все сказали друг другу на вокзале - слов хватило ровно на десять минут.
Пока грелся ужин, Птица вернулся в прихожую, где висела полочка с кассетами, изучил надписи на кассетах - "Крематорий", Б.Г., "Кино", "ДДТ" - и вытащил "Аббу". На самом деле он хотел "Pink Floyd", но в прихожей его не оказалось, зато была "Абба", и он вставил кассету в магнитофон. Странно, что она там нашлась, эта "Абба" - Женя Пятнашко такую музыку не слушала.
Затем он надолго заперся в ванной. Защелкнул изнутри шпингалет, включил душ, принялся не спеша мылиться, тереть себя мочалкой, что-то напевая резким пронзительным голосом. На кухне играла кассета, и он подпевал из ванной. Можно понять человека: отвык от горячей воды, от душа, от удобств. Добрался до города, вспомнил, наконец, до чего же они удобные, эти удобства. Лота ждала его в кухне, тоже машинально подпевая "Аббе", а потом пошла в комнату и легла: было уже поздно. Птица вышел мокрый, взъерошенный, без рубашки. Через открытую дверь Лота видела, как он прошагал по коридору на кухню, где потом долго копался в своих вещах. Чем-то гремел, что-то доставал, зашивал, стирал, чистил - приводил в порядок свой скарб, можно было и тут его понять. А как не понять? Лота понимала. Старалась понять. Что-то разбирал-собирал, просматривал, продумывал. Что-то бормотал себе под нос. "Абба" по-прежнему наяривала на всю квартиру - резкая и звонкая, как битое стекло. Она в самом деле похожа на стекло, думала Лота. На дешевый хрусталь в безобразных шкафах-стенках соседских квартир. Ему в голову не пришло сделать магнитофон потише, а ведь он был уверен, что Лота спит.
На плите зажужжал чайник, Птица заварил чай с душистыми крымскими травами, которыми пропах весь рюкзак и вся кухня, уселся его пить, одновременно записывая что-то в блокнот - Лоте казалось, что она слышит шелест страниц и сухой скрежет шариковой ручки. Потом гнусаво мычал, будто бы изображая саксофон. Несмотря на поздний час, позвонил кому-то значительному - слышно было по модуляциям голоса - и о чем-то договаривался на завтра: завтра в десять. "Утра!" - в ужасе сообразила Лота и лежа приподнялась на локте. И когда он наконец вошел в их общую на эти несколько дней спальню, высокий, гибкий и стройный как серебристый тополь и почему-то совершенно одетый, неторопливо разделся и улегся возле Лоты, она на всякий случай сделала вид, что уже спит. Будить ее он не стал: захрапел, едва голова коснулась подушки.
Лоте пришлось встать, пойти на кухню и выключить магнитофон.
* * *
А потом все покатилось. Сперва Лота даже удивилась, куда это все покатилось, да еще так стремительно и необратимо. Она не верила в христианский ад, но если этот ад все-таки существует и в нем происходят свидания влюбленных, выглядят они так же, как свидание Лоты с Птицей. Началось с того, что в краснодорожной квартире Жени Пятнишко оказался совершенно никчемным весь незамысловатый и бедный - и одновременно такой правильный и нужный - Птицын походный багаж: кастрюля, чайник, котелок, кружка, ложка и вилка, пенопластовый коврик, свернутый кусок полиэтилена, сложенная палатка и спальник, которые он повсюду таскал с собой. Весь этот полумонашеский-полубродяжий скарб, который некогда был его - и некоторое время Лотиным - домом. Оставаясь одна, Лота с любопытством и недоумением вертела в руках волшебные предметы, растерявшие все свое волшебство. Роняла на пол, поднимала. Какие-то уродливые закопченные штуковины загромождали стол. Не место им в квартире с удобствами, в серьезной городской жизни. Как морским камешкам, поднятым со дна и вытащенным на берег.
Утром, пока они на кухне чинно и в полном молчании завтракали, пошел дождь. Он шуршал за окном тихо, дремотно. Птица включил радио, стучал по нему указательным пальцем, поворачивал колесико, настраивая на нужную волну, что-то напевал, бормотал, ворчал. Радио тоже ворчало и фырчало в ответ, в его недрах что-то перекатывалось, пронзительно скрипело и вдруг заговорило бодрым мужским голосом. Потом Птица словно опомнился - заторопился и занервничал: важную встречу - о, ужас! - пришлось перенести с десяти на двенадцать - а все из-за Лоты. Она чувствовала себя виноватой кошкой, нагадившей в тапок. Торопливо варила кофе, руки дрожали, кофе убежал, испачкал неопрятной черной гущей пол и плиту, пришлось варить новый. Потом молча сидела перед Птицей на табуретке, сложив на коленях руки - сконфуженная, притихшая в неуместно нарядном домашнем платье ее одноклассницы Жени Пятнашко - и недоумевала: вот перед ней человек, с которым они так намертво срослись, так перепутались руками и ногами, будто корнями и ветвями - там, в Крыму, а теперь им вроде как не о чем говорить. Бывает ли такое, что не о чем говорить? Бывает. А если это не просто человек посторонний с улицы внизу, а частица твоей собственной души? Тоже бывает. Бывает, когда человек куда-то торопится, а ты пытаешься насильно втянуть его