искали, а рано утром забрать его мундир.
Утром «Морус» пережил очередное событие: на него прибыло высокое начальство — командор Марианский. Возвращаясь с одной из баз, командор узнал, что на «Морусе» комиссия еще не закончила своей работы, и он решил туда заехать, чтобы узнать, как идут дела.
В каюте командира «Моруса» дым стоял столбом. Марианский был известен тем, что курил часто и много. Не жалел никотина и инженер Дрозд. Марианский ходил, а точнее, переступал с ноги на ногу по тесной каюте. Полецкий заглядывал в свои записи и докладывал:
— Я ничего не хотел бы предрешать, но, по моему мнению, есть несколько моментов, над которыми следует задуматься. К ним нужно будет определить свое отношение в заключительных выводах протокола. Во-первых — состояние моря и водоизмещение этого типа кораблей. Возникает вопрос: должен ли был Соляк продолжать рейс или по договоренности с оперативным дежурным зайти в ближайший порт?
— Вот именно, согласовав с дежурным, — нетерпеливо бросил Марианский. — На то он и оперативный, чтобы решать.
— Но командир корабля на месте лучше видит, что и как, — спокойно возразил Полецкий и продолжал говорить дальше: — Во-вторых, это вопрос скорости, с которой шел «Морус» при таком бурном состоянии моря, — соответствовала ли она штормовой погоде?
— Ну а каково твое мнение?
Марианский был с Полецким на «ты» — дело в том, что они в один и тот же год закончили училище, правда, потом дороги их разошлись. Марианский после окончания училища практически не сходил с корабля, а Полецкий на много лет завяз в штабе. В настоящее время Марианский был строевым офицером высокого ранга, всего лишь шаг отделял его от адмиральского звания, а командор Полецкий по состоянию здоровья стоял уже на пороге отставки.
— Каково мое мнение? Нужно будет кое-что просмотреть, собрать точные метеорологические данные, еще немного почитать.
— Почитать! Если тебя в море шторм застанет, то тут не до чтения будет, решать придется сразу!
— Вот для того его и поставили командиром корабля, чтобы он правильно решал в любой ситуации и даже во время шторма. Дыму здесь — задохнуться можно…
Марианский включил вентилятор.
— В-третьих, — продолжал, просматривая свои заметки, Полецкий, — вопрос правильности выполняемых «Морусом» маневров. Нужно будет как следует разобраться в штурманских записях, заглянуть в журнал работы машин, другими словами, кое-что изучить.
— Так это же год будет продолжаться! — горячился Марианский.
Полецкий пожал плечами и поправил очки. Это движение неожиданно заставило замолчать Марианского, он даже сконфузился. Ему стало жалко товарища, которого он еще помнил по училищу, тогда Полецкий был живым и веселым парнем. Марианский закурил очередную сигарету, сел рядом с Дроздом и больше не прерывал доклада Полецкого, который, впрочем, уже заканчивал.
— В-четвертых, вся группа вопросов, связанная с аварией приборов: потеря связи, управления, пожар, падение человека за борт…
— Это того, который из больницы сбежал? — не выдержал Марианский. Все рассмеялись, кроме Полецкого, он буркнул:
— Это тоже о чем-то говорит: побег из больницы, пьянство.
— Брось ты, Генек, если бы у нас только такие проблемы были.
— Ну, я не знаю, мелочь ли это… Да, падение за борт, тяжелое ранение командира корабля, а также матроса, как его…
— Коженя, — подсказал командор Зярно.
— Да, Коженя, — подтвердил Полецкий, закрывая свою толстую тетрадь.
— Выходит, — включился снова Марианский, — что дело плохо.
— Я этого не сказал, но есть еще ряд моментов, от которых многое зависит. А потом не известно, не заинтересуется ли делом «Моруса» прокурор.
— Этого еще не хватало! — возмутился Марианский. — А вы обратили внимание на то, как мастерски Соляк провел маневр введения корабля в Уйсьце? Это же верх совершенства!
— Но ведь против этого никто не возражает, товарищ командор, — вмешался Зярно. — Не только капитан Соляк, но и вся, без исключения, команда показала себя с самой лучшей стороны: четкость действий, дисциплина, никакой паники.
— Правильно, — поддержал его Дрозд, — могу добавить, что борьба за живучесть корабля со стороны командира и его команды велась безупречно. А поскольку уж мне дали слово, я должен сказать, что вчера целый день мы осматривали все, без исключения, механизмы, и просто необходимо здесь похвалить людей, а особенно поручика Линецкого и боцмана Домбека, за то, что они, имея так мало времени, привели корабль в полную боевую готовность.
— Это значит, что «Морус» готов к выходу в море? — живо спросил Марианский.
Инженер Дрозд уверенно кивнул головой:
— По моему мнению, полностью.
— Но я все же не рисковал бы, — скептически скривился Полецкий. — Еще неизвестно, как корабль поведет себя в открытом море, как ни говорите, но ремонт, хотя бы электропроводки или даже радиопередатчика, был сделан на скорую руку. Это можно проверить только на верфи. Да к тому же команда измотана и устала.
Командир Зярно встал и выключил шумящий вентилятор.
— Я не специалист, — сказал он, — но если «Морус» в состоянии сам дойти до базы, то я все же разрешил бы это сделать. Так вот, честно вам скажу, со вчерашнего утра меня только и просят, чтобы я походатайствовал за них у командора Полецкого. Я их понимаю, с этим буксиром…
— Пижонские замашки! — Полецкий пожал плечами. — Вопрос чести! Чести мало, зато с буксиром стопроцентная безопасность. А это самое главное.
— Честь военного моряка — понятие, которое мы ни в коем случае не можем игнорировать. Достаточно посмотреть, как вся команда старалась подготовить корабль к выходу в море. Хотя бы только за это им следует разрешить выйти в море самим, — закончил Зярно.
Марианский потушил окурок в пепельнице.
— Слушай, Генек, я понимаю твои сомнения, но позволь мне решить этот вопрос, как старшему по должности. Ты согласен?
— Никто твоих прав, кроме командующего флотом, ограничивать не может.
— В таком случае, чтобы тебя успокоить, мы дополнительно затребуем метеосводку и согласие оперативного дежурного. Ну и я пойду с ними на «Морусе».
— Если гражданин командор считает нужным… — Полецкий насупился и перешел на официальный тон.
На следующий день, после всех своих штормовых передряг, ракетный корабль «Морус» под флагом командора Марианского вышел из Уйсьца и взял курс на свою базу. Кроме командора Марианского на его борту находилась вся комиссия, включая и Полецкого.
5
После отъезда Анны и ухода «Моруса» Соляк почувствовал себя совсем одиноким. Бездеятельность была ему чужда, а теперь он лежал в кровати, скованный гипсовым панцирем. Врачи рекомендовали ему в течение нескольких дней не вставать с постели и не делать резких движений, потому что еще не было полной уверенности в том, в порядке ли у него позвоночник. Только теперь Соляк начал понимать, как ему не хватает обыкновенных, казалось бы,