не нужно было во время шторма заниматься аварийным рулем, наверняка «Морус» не блуждал бы по морю, как слепой щенок.
Когда утром, приехав прямо из больницы, где навещал раненого Соляка и остальных членов его команды, командор Скочек вбежал на палубу «Моруса», поручик Линецкий мог доложить командиру дивизиона, что ремонт электропроводки заканчивается. Хуже было с радиорубкой — там полусожженная и подмоченная аппаратура, несмотря на отчаянные усилия хорунжего Кактуса и мата Татецкого, продолжала бастовать.
И в этот раз, хотя ситуация была нетипичной, командор Скочек в сопровождении замкомандира и поручика Линецкого обшарил все помещения и закутки корабля. Но, вопреки своим привычкам, Скочек ничего не говорил, а только кивал головой и каждому матросу, которого он видел стоящим на боевом посту, крепко жал руку. Больше времени, чем обычно, он провел в машинном отделении. Командор молчал, словно думая о чем-то, вслушиваясь в ритмичное, не очень громкое гудение работающей вполсилы турбины.
— Так ты говоришь, что турбины работали безупречно? — спросил он Линецкого.
— Так точно.
— Сломка! Руль, радар, навигационные приборы?
— В порядке, гражданин командор.
— Так или иначе корабль пойдет на верфь, потому что вам самим не справиться. Впрочем, все нужно как следует проверить. Ну так что, до базы дойдете сами или вызвать буксир?
— Гражданин командор! — Сломка и Линецкий произнесли эти слова почти одновременно.
По интонации произнесенных слов, по блеску усталых, покрасневших от морской воды и недосыпания глаз командор Скочек все понял, а в глубине души он даже гордился своими молодыми коллегами. Командор знал, что, пока работает хоть одна турбина, моряки не позволят, чтобы их боевой корабль тащился за буксиром, как безвольный теленок.
— Понимаю. Но ведь связи с берегом у вас нет?
— Разрешите доложить, гражданин командор, связь будет.
Подпоручик Сломка сказал это так решительно, что даже Линецкий посмотрел на него с удивлением, а что уж говорить о командоре Скочеке, который к молоденькому замкомандира относился несколько скептически из-за его, как он любил говорить, «профессорских» замашек. «Вот так профессор, смотрите, как вырос, не ожидал, не ожидал!» — подумал он.
Подпоручик Сломка, на которого так неожиданно свалились обязанности командира корабля, считал делом чести справиться с ними как можно лучше. В течение всего лишь нескольких часов, в отсутствие Соляка, этот молоденький и, казалось, по-девичьи робкий офицер вдруг словно возмужал, стал более решительным и твердым. К тому же он заметил, что его близкие друзья — Линецкий и хорунжий Болек Кактус, которые раньше не могли пропустить случая, если, конечно, были с ним один на один, чтобы не прокомментировать его указаний или даже посмеяться над ними, — теперь принимали их по-уставному, как от Соляка. Даже боцман Стрыяк старался своей огромной фигуре придать в разговоре со Сломкой уставной вид, как это он делал в присутствии командира. Не мог также Сломка не заметить, с какой серьезностью к нему относится командир дивизиона. Это начинал действовать определенный уставом военный порядок, по которому всегда и везде командир не только имеет самые большие права, но и несет полную ответственность за все, что происходит на корабле. Один только боцман Домбек не должен был менять своего отношения — он, как всегда, был спокоен, серьезен, готов к любой работе, если нужно, помогал добрым советом. Вот в таком составе они и сидели утром, после отъезда командора Скочека, в каюте замкомандира и решали, с чего начать, чтобы как можно скорее подготовить «Морус» к выходу в море. Горячились, перебивали друг друга и в конце концов сошлись на одном: связь!
— Пока Болек не наладит связь, и думать нечего о выходе в море.
— Это ясно, но я не могу гарантировать, что сделаю ее через час или два: все промокло, сгорело, нужно менять целые блоки.
— Но хотя бы запасные у тебя есть?
— Есть.
— Ну так в чем проблема? — горячился Линецкий. — Пойдем посмотрим.
— Мы сами только и делаем, что смотрим, даже глаза на лоб лезут, — обиделся Кактус, ревниво относящийся к своему радиохозяйству.
— Успокойтесь, успокойтесь. Командор Скочек дал понять, что, если нам удастся наладить связь, мы сможем идти на базу своим ходом. Впрочем, еще неизвестно, разрешит ли нам это сделать комиссия, которая вот-вот должна прийти на корабль.
— Комиссия, какая еще комиссия? У нас столько работы, только успевай поворачиваться, а тут придут какие-то люди и будут у тебя под ногами болтаться… — распетушился Стрыяк.
Сломка не дал ему закончить:
— Хорошо, хорошо, гражданин боцман. Мы тут ничего изменить не можем. Придет комиссия, и у меня к вам просьба, товарищи, чтобы на корабле был полный порядок. Делаем так. Болек Кактус любой ценой налаживает связь. Поручик Линецкий ему поможет. Хорошо, Славек?
— Если Болек не будет говорить, что я отнимаю его хлеб…
— Перестань болтать глупости, — махнул рукой Кактус.
— А ты, Леня, знаешь, что надо делать?
— Так точно, пан поручик.
— Кто очень устал, пусть пару минут вздремнет — и за работу. Командир нам не простит, если мы допустим, что нашего «Моруса» поведут на буксире…
Комиссия из трех человек появилась на корабле вскоре после церемонии поднятия флага. Возглавлял ее высокий, худой, с небольшой лысиной командор-подпоручик Полецкий из штаба, а кроме него в состав комиссии входили командор-подпоручик Зярно из политуправления флота и командор-подпоручик инженер Дрозд из технического управления. Как велит морской обычай, подпоручик Сломка встретил высших офицеров у трапа и доложил председателю о том, чем занимается команда. Полецкий поздоровался с ним, кисло улыбнулся и, как холодной водой, окатил молодого офицера вопросом:
— Так вы еще, оказывается, на воде держитесь? Ну-ну.
Порозовев, Сломка и не подумал принять вопрос командора за шутку. Лихо поднес пальцы к фуражке и, как на параде, без запинки доложил:
— Гражданин командор, докладываю, что ракетный корабль «Морус» готов к выходу в море и к выполнению поставленных перед ним задач.
— Вы так считаете? — Скептическая усмешка не сходила с лица командора.
— Так точно, гражданин командор, я так считаю.
— Ну хорошо, хорошо, сейчас мы в этом убедимся. Во всяком случае, то, что я вижу на палубе, говорит о том, что корабль к выходу в море не готов: релинги сорваны, мачты погнуты, беспорядок…
— Разрешите доложить, гражданин командор, мы заканчиваем приборку, устраняем повреждения, а машины, вооружение и все основные механизмы работают четко.
— Ну в этом мы еще должны убедиться. Ведите нас, поручик, в каюту командира.
Сломка буквально спорхнул по внутреннему трапу, и прежде чем ботинки председателя комиссии, осторожно ступающие по ступенькам, коснулись трапа, он успел еще всунуть голову в радиорубку, где Линецкий, Кактус и мат Татецкий делали все, чтобы установить связь с оперативным дежурным.