Читать интересную книгу Связанный гнев - Павел Александрович Северный

вот про что спрошу. На Серафимовском порушенную плотину видал?

– Видел.

– Как люди о злодеянии мыслят?

– Не сомневаются, что рука Гришина в том деле.

– Погоди. Чем же мы Гришину поперек дороги встали? Ладно, ступай.

После ухода Бородкина Олимпиада Модестовна довольно улыбнулась, откинувшись к спинке кресла, прикрыв глаза, произнесла вслух:

– Ох и дошлый народишко у нас. Все чует. Гришин, видать, за кулачок начал отплачивать. Ничего, Сучковы стерпят. Возле золота всяк из нас цепной пес.

Донесшийся перезвон бубенцов заставил старуху прислушаться.

– Никак опять гости? – спросила себя, открыв глаза.

В столовую запыхавшись, вбежала Ульяна. Увидев на лице служанки граничащее с испугом удивление, старуха спросила.

– Кто опять напугал?

– Гостья к нам!

– Кто такая?

– Новосильцева госпожа!

– Опомнись!

– Истинный Бог, так передо мной обозначилась.

– Куда ее провела.

– В гостиную горницу.

– Ах ты, Господи! Ладно! Сейчас выйду. Какова из себя?

– Ладом разглядеть не успела, только больно важная.

– Сейчас я.

Олимпиада Модестовна, встав, оглядела себя со всех сторон в зеркале. Скинула с плеч пуховый платок. Поправила на голове кружевную наколку, перекрестившись, вошла в гостиную. Увидев высокую даму, поклонилась почтительно. Шагнула к даме с протянутой рукой, но тотчас остановилась перед ее взглядом сквозь стекла лорнета. Пристально глядела гостья. Олимпиаде Модестовне даже почудилось, будто видит она на ее локтях вытершийся ворс на бархате платья. Бесцеремонно разглядывала старуху гостья. В молодости Олимпиада Модестовна не раз стаивала перед такими же оглядами знатных барынь.

– Надеюсь, вижу бабушку мадемуазель Сучковой? – спросила гостья.

От вопроса старуха похолодела и разом оправилась от смущения. Смерила гостью взглядом, указав рукой на кресло, сама села в кресло у ломберного стола, на котором хрустальная ваза с пунцовыми астрами.

– Я госпожа Новосильцева. Надеюсь, внучка уже поставила вас в известность о моем приезде в Златоуст?

– Говорила.

– Софьи нет дома?

– В Сатку подалась.

– Очень хорошо. Мне необходимо поговорить с вами наедине. Разговор будет об отношениях вашей внучки с моим сыном. Вы, видимо, знаете…

– Любят они друг друга.

– Уверены?

– Уверена!

– Вот об этом обстоятельстве и поговорим. Роман Вадима сильно огорчил меня полной неожиданностью. Огорчил главным образом тем, что сын ухитрился скрыть от меня вольность о своем новом увлечении.

– Да что вы? О каком увлечении говорите? Любят они.

– Подождите, мой визит к сыну вынудил меня пережить тягостную неприятность. Я приехала в сопровождении очаровательной девушки, представительницы знатной дворянской фамилии. Именно той девушки, в которую Вадим был влюблен, служа в гвардии. Повторяю, был влюблен, пользовался взаимностью, а этим вселил в меня уверенность, что они поженятся. Однако, по воле Всевышнего, неудачная для империи война с японцами изуродовала внешность Вадима. Он смалодушествовал, сменив жизнь в столице на Златоуст.

Слушая гостью, Олимпиада Модестовна, сдерживая волнение, не отводила глаз от ее лица, наблюдая за переменами на нем, видела во взгляде ее суровость, похожую скорее на злость. Старухе не нравился голос гостьи, ее раздражало и то, что она, говоря, как бы приказывала интонациями внимательно вслушиваться в произносимые слова. Устав от неприятного взгляда, Олимпиада Модестовна смежила веки, но тотчас открыла их, услышав громкий вопрос гостьи.

– Почему не слушаете меня?

– Слушаю! – также повысив голос, резко ответила старуха.

– Наш разговор, естественно, вам неприятен. Но он необходим, чтобы убедить вас, что роман Вадима для меня как для матери даже оскорбителен. Сам этого он, к сожалению, не понимает. Я не могу убедить его, сломив его упрямство.

– Так понимаю. Считаете мою внучку не парой вашему сыну? – Перейдя на шепот от волнения, спросила Олимпиада Модестовна.

– Согласитесь.

– Никогда!

– Не перебивайте меня, а то я потеряю от волнения ясность мысли. Согласитесь, что роман Вадима с вашей внучкой в корне неестественен уже потому, что они различны по сословному положению. Лично я в браке признаю только сословное равенство. Род Новосильцевых древний. В его родовые каноны сын не имеет право вносить какие-либо изменения. А он даже осмелился, своевольничая, нарушить родовую традицию своим намерением породниться с купеческим сословием.

– О пустяках говорите! Хватит!

Олимпиада Модестовна поднялась из кресла. Стояла, барабаня пальцами по столешнице. Гостья поднесла к глазам лорнет и тоже встала на ноги, разглядев бледность на лице старухи и ее до щелок сощуренные глаза.

– Прошу не волноваться!

– Не беспокойтесь, в обморок не упаду. Не по душе вам, что сынок в купеческую дочку влюбился?

– Успокойтесь.

– Теперь уж меня не перебивайте, а то, обозлившись, обидных слов наговорю. Спокойна я.

Продолжая барабанить пальцами, Олимпиада Модестовна вдруг сжала их в тугой кулак и тихо сказала:

– Вот что, барыня. Ты спесью дворянской меня не запугивай.

От услышанного гостья вздрогнула.

– Чую твои мысли. Перепугалась, что внучка за дворянством сына потянулась? Испугалась, что сим она нарушила твои личные виды на сына, потому водилось у тебя желание по-иному обладить его семейную судьбу? А почему меня не спросишь, довольна ли я, что Софья в дворянина влюбилась? Почему не спросишь, о чем думала, узнав, что Вадим Николаевич в Софью влюбился? А ведь грешным делом думала, что он свою родовитость хочет приукрасить возле золота Сучковых.

– Как ты смеешь?

– Слава богу, поняла мой высказ до самого дна. Хорошо и то, что сама в разговоре на ты перешла. Теперь договоримся без лишней вежливости. Спрашиваешь, как посмела о твоем сыне плохо подумать, а как же ты осмелилась ко мне для разговора приехать? Не скрою. Недовольна я, что Софья полюбила Вадима Николаевича. Но я сердечнее тебя оказалась. Разумом придавила недовольство, поняв, что невольна становиться поперек дороги девушки к счастью. Поняла, хотя в наш купеческий род тоже первый дворянин хочет втиснуться. И у нашего купецкого рода есть свои родовые каноны. Но ноне, видать, любые каноны могут порушиться.

Олимпиада Модестовна прошлась.

– В сыне твоем нет твоей черствой гордыни. Тебя она вон до чего довела, что без ведома Вадима Николаевича ко мне прикатила.

– Да, Вадим не знает, что поехала к вам.

– Добро! Пусть и останется наш разговор для него тайной. Внучке скажу, что госпожа Новосильцева наезжала ко мне, чтобы знакомство свести. То же самое и ты сыну скажи. Как мы друг другу понравились, это наше личное дело. А коли любишь сына, то не становись дворянской спесью ему на пути к счастью с Софьей.

Олимпиада Модестовна, улыбнувшись, снова заговорила с гостьей на вы.

– Кратким выдался наш разговор, но вразумительным. Гостить на Дарованном сейчас не уговариваю. Чую, откажете мне в такой чести. Желаю счастливого пути. До экипажа лично провожу. Лихом прошу не вспоминать. Какая есть, вся на виду в старости. Пойдемте, Мария Владиславовна.

Распахнув дверь из гостиной, Олимпиада Модестовна, пропустив в