дачного поселка. Он находится по другую сторону реки от места, где пропала Настя. Дорога полупустая. Дачники скоро закроют сезон и переберутся в город.
Решаю написать Мирону: «Привет, это Инга Белова. Сможешь встретиться со мной на неделе?»
Я решила начать с него, потому что его сестру я недолюбливаю. Хотя, буду честной — она меня бесит. И дело не в том, что я ревновала ее к Насте. Причина в другом — она насквозь лживая. Меня всегда удивляло, что Настя этого не видит. А может быть, она просто не хотела этого замечать?
Мирон читает сообщение, но ответа от него пока не следует. Гашу экран и убираю телефон в карман куртки.
— Что там? — Костя делает глоток кофе, указывая глазами на телефон.
— С Дмитриенко хочу еще раз поговорить. Вдруг он что-то вспомнит. Хотя, на вечеринке почти у всех было алиби.
— Да, мы почти весь вечер в беседке за домом зависали. Потом у костра сидели. Вечер теплый был. — Повторяет Костя то, что я уже много раз слышала. — Но, чем черт не шутит. Может, правда кто-то что-нибудь, да вспомнит.
— Вы с Мирой не общаетесь? — Бросаю взгляд на него.
— Сейчас реже, чем раньше. — Дает неопределенный ответ. — А что?
— Ничего. — Ловлю взглядом мелькнувший указатель. — Она вроде сохла по тебе в свое время. Думала, может ты с ней поговоришь.
— Мы с ней сразу договорились, что будем только друзьями. — Костя сворачивает на проселочную дорогу. — Но я ей обязан, ты же знаешь, если бы не ее отец …
Я киваю, все так и есть. Отец Дмитриенко очень похлопотал, наняв лучшего адвоката для Кости.
— Прости, если затронула неприятную тему. Просто думаю, за что зацепиться. У меня пока каша в голове. — Костя отвечает понимающим взглядом.
Мы въезжаем в поселок. По дороге бредет мужчина с велосипедом. Костя сбрасывает скорость и опускает окно, поравнявшись с ним.
— Извините, — кричу, выглядывая из-за Костиного плеча, — дом Смирновых, где, не подскажите?
Он останавливается и чуть наклоняется, заглядывая в салон.
— Это Петьки, что ли?
— Да, Петра Семеновича.
— Прямо ехайте до синего дома, а там повернете налево. — Указывает сморщенной рукой направление. — Увидите кирпичный дом рядом с большой липой, только во двор не суйтесь. У него овчарка злая, как черт.
— Спасибо, отец. — Благодарит Костя и закрывает окно.
Благодаря описанию, мы быстро находим нужный дом. Едва я подхожу к калитке — раздается собачий лай, и в щели забора появляется мохнатая морда.
На крыльцо выходит женщина в зеленом переднике. Она оглядывает нас и громко спрашивает:
— Вам кого?
— Мы к Петру Семеновичу. Я ему вчера звонила. Он сказал, что можно приехать. — Пытаюсь перекричать собачий лай.
— Так Петя рыбачить ушел. — Пожимает плечами. — Идите вниз к оврагу, а дальше сами увидите.
— Спасибо!
Мы с Костей поворачиваем в сторону, указанную женщиной. Узкая тропинка ведет в конец улицы.
— Замечательно, — бурчу себе под нос. — приезжайте, а сам усвистел.
— Так погода же такая, что сам Бог велел. — Костя жмурит глаза на солнце. — Не ворчи, малая.
Он идет вперед, закрывая обзор широкой спиной.
Здесь дышится по-другому. Пахнет влажной землей и свежестью. Я едва поспеваю за широким шагом Кости.
Он останавливается спустя пару минут. Мы подошли к краю оврага.
У кромки озера виднеется грузная фигура Петра Семеновича. За пару лет он неплохо поднабрал. Он не видит нас, занятый удочкой.
Костик немного медлит и начинает спускаться, рискуя свернуть себе шею. Не знаю, как спускался Смирнов с ведром и удочкой. Здесь нет ни тропинки, ни лестницы.
Начинаю осторожно спускаться вслед за Костиком, максимально опустившись к земле, чтобы в крайнем случае успеть сгруппироваться.
Костик ловко преодолевает путь, впиваясь тракторной подошвой ботинок в землю. Я теряю равновесие и влетаю в его грудь, едва не сбив его с ног. Костик морщится от удара, но все равно молниеносно ловит меня, ухватив за предплечья.
— Грация — это не твое, малая. — Выдыхает хрипло.
— Прости, чуть кубарем не слетела. — Ноги не слушаются, проваливаясь в рыхлый грунт. — Спасибо.
Спрыгиваю на каменистый берег, опираясь на Костину руку. У него крепкая, сухая ладонь.
Почему-то в сознании вспышкой проносится воспоминание, как возвышающийся сверху Марк Николаевич протягивает мне раскрытую ладонь. Светлая прядь от наклона упала на высокий лоб. Встревоженный взгляд, блуждающий по моему лицу.
У него стальная хватка, символично отражающая его подход к жизни и людям в целом. Он никогда не шел на компромиссы и гнул свою линию. Не знаю, как он умудрялся вести дела с таким подходом. Хотя, обладая деньгами и положением, это должно быть не так уж и сложно.
Я впервые увидела его в четырнадцать — моя первая поездка в большой город на осенних каникулах. Я ощущала себя настоящей красавицей, потому что прыщи решили пораньше исчезнуть с моего лица, решив, что я достаточно намучилась.
Я слушала в автобусе музыку, ела, заботливо завернутые мамой, пирожки и предвкушала встречу.
На автовокзале меня уже ждала Настя. Я сразу увидела ее в водовороте людей. Меня сразило ощущение того, что я вижу родного человека, разительно непохожего на себя. Синее пальто за километр кричало, что оно родом из бутика, где работают высокомерные консультанты. У Насти были все те же длинные волосы, но блеск и прямой срез придавали ухоженный вид. Красная помада и брошь на воротнике пальто отлично завершали образ.
Настя бегала глазами по толпе, сжимая ремешок сумочки.
Я пробиралась сквозь толпу, распихивая людей пухлым рюкзаком. Настя увидела меня, и ее глаза заискрились. Она широко улыбнулась.
— Привет, малыш. — заключила меня в объятия. — Как добралась?
— Хорошо, — я провела ладонями по шелковым волосам, — ты такая красивая! — Восхищенно пробормотала я, разглядывая ее ровный тон кожи и маленькие серьги.
— Ты у меня тоже, Инга. Голодная?
— Нет, я мамины пирожки с капустой ела и тебе оставила. — перекидываю рюкзак на другое плечо.
Настя радостно рассмеялась и поцеловала меня в щеку.
— Пойдем, Марк ждет на парковке. Я хочу вас скорее познакомить. Сейчас поедем домой отдыхать, а завтра смотреть город и по магазинам. Надо тебе к школе вещи докупить. — Она взяла меня за руку и потянула за собой сквозь толпу.
Мое сердце взволнованно застучало. Я была наслышана про Марка — богатый, щедрый, добрый, любит мою сестру.
На парковке стояла большая, серая машина.
В те времена Федорцов еще предпочитал водить машину самостоятельно.
Когда мы подошли к машине, передняя дверь отрылась. Сначала я увидела светлую макушку и носы начищенных ботинок, опустившихся на мокрый асфальт, и лишь потом самого Федорцова. От него исходил холод.