бы то ни было сведения о своей личности и отрицал, что знает этого попутчика, но было очевидно, что это два сообщника.
Невзирая на протесты добродушного пассажира, я был уверен, что третий задержанный принадлежит также к этой компании. Сколько он ни уверял с благородным негодованием, что не имеет ничего общего со своими дорожными спутниками и совершенно их не знает, ему все-таки не удалось меня убедить.
В то же время, чем больше я в него вглядывался, тем настойчивее у меня мелькала мысль, что я видел где-то, только, наверное, не в храме Божьем, этого молодца с жирным красным лицом.
Однако память на этот раз туго повиновалась моим усилиям, и я никак не мог фиксировать своих воспоминаний.
Когда все пассажиры взяли свой багаж, начальник станции любезно указал нам на три оставшихся не взятыми чемодана, а также на картонку, в которой находился совсем новенький цилиндр с инициалами «Ф. К.» — очевидно, долженствовавшими означать «Феликс Крузе», то есть новый псевдоним Виктора Шевалье. В каждом из чемоданов находилось по путеводителю по железным дорогам, а также по несколько паспортов на различные имена.
В чемодане Крузе, кроме того, оказался портфель с бумагами, который он украл накануне у одного хлебного торговца.
Этот Шевалье был изрядный коллекционер и устраивался так, чтобы всегда иметь наготове несколько различных паспортов.
Беседуя с Виктором Шевалье, я наблюдал за третьим героем, который спокойно сидел в кабинете начальника станции, где происходила вся эта сцена.
Он кидал на Шевалье взгляды такого уничтожающего презрения, что, наверное, человек, менее привычный, чем я, к маленьким комедиям, был бы обманут.
— Заметьте, — сказал он мне, когда я начал его допрашивать, — я нисколько не сержусь на вас за то, что вы меня задержали. Увы, я слишком хорошо знаю, как часты юридические ошибки. Впрочем, для меня это только вопрос времени. Я должен вооружиться терпением, и вот увидите, господин Горон, что вам придется передо мной извиниться. Мое имя Гатин, — добавил он совершенно патетическим тоном, — я приехал в Анжер единственно для того, чтобы купить дом, о продаже которого прочел публикацию в газетах.
Тем временем как он говорил, я продолжал пристально на него смотреть и задавал себе мысленно все тот же вопрос: «Где я видел это лицо?»
Я был уверен, что мне не приходилось его арестовывать, в то же время что-то подсказывало мне, что этого субъекта я видел когда-то при обстоятельствах, свидетельствующих далеко не в его пользу.
Когда я покончил с Тотором, владельцем знаменитого попугая, надоедливый толстый опять обратился ко мне.
— Господин Горон, — сказал он тоном сердечного удручения, — я вижу, что положение принимает серьезный характер, так как вы подозреваете меня в сообщничестве с этими людьми, которых я встретил впервые сегодня утром, а потому я решился, чтобы убедить вас, сделать одно очень тяжелое для меня признание.
— А! — воскликнул я. — Вы уже побывали под судом?
— Увы, да, но это было очень давно… Теперь тот давно забытый грех юности опять пришел мне на память, и я с ужасом думаю, что он будет поставлен мне в укор.
— Что же вы сделали?
— Я все вам расскажу. Я был почти ребенком, шестнадцатилетним мальчишкой, и жил с отцом в Бретани на его вилле. Я часто бегал с товарищами в поле. Однажды мимо нас проходило стадо гусей. Мы погнались за птицами, и одна из этих пернатых осталась в моих руках. Я придушил гуся, а вечером вся наша компания нашла очень забавным съесть его. Ведь мы были детьми! Однако за этот поступок меня судили, и отец заплатил большой штраф.
— В каком городе вы жили и кто может дать о вас отзыв? — спросил я, что-то смутно припоминая, хотя история показалась мне довольно неправдоподобной.
— Я жил в Ренне, и вы можете разузнать обо мне у госпожи Бланш Д., моей хозяйки.
Ренн… Бланш Д.!.. Это было для меня внезапным проблеском света. Теперь я все припомнил и представил себе человека, сидевшего передо мной девятнадцать лет тому назад; это был бойкий юноша, расхаживающий по улицам моего родного городка с охотничьей сумкой за плечами, в бархатном картузе на голове и в компании с полной красивой блондинкой!
Эту полную красивую блондинку вся тогдашняя реннская молодежь, к которой принадлежал и я, отлично знала. Бланш Д. была управительницей одного гостеприимного дома, знаменитого в то время в главном городе Бретани!
Я от души расхохотался и поблагодарил своего румяного и полнолицего пленника за то, что он так удачно помог мне ориентироваться в моих воспоминаниях.
— Вы были сутенером, — сказал я, — и, по всей вероятности, остались им до сих пор. Вообще, вы не особенно благонадежная личность, и потому я не отпущу вас на свободу, пока не наведу о вас справок.
Гатин понурил голову и уже не протестовал против ареста. Он был отправлен в Париж вместе с Виктором Шевалье и их спутником Д., который отказался назвать свое имя.
Впоследствии мы узнали, что этого Д. вызывает один из провинциальных судов за целый ряд неблаговидных поступков; что же касается Гатина, то у него также были кое-какие счеты с правосудием; в последний раз он был приговорен к десятилетнему тюремному заключению, и ему предстояло отбыть это наказание. Кажется, его должны были отправить в Шербург. Я увиделся с ним еще раз до его отъезда в арестном доме.
— Ну, — сказал я, — у гуся оказались гусята! Как это, милейший, у нас хватило смысла выдать себя в Анжере?
— Что делать, господин Горон, — со вздохом ответил он, — попытка не пытка… Впрочем, в Анжере вы ничего не могли иметь против меня и арестовали совершенно случайно… Да, можно сказать, вам везет!..
Гатин был прав, случай и удача, повторяю еще раз, — два лучших помощника полиции.
Д., Гатин и еще несколько других не были сообщниками Виктора Шевалье и не принадлежали к шайке Катюсса. Все трое познакомились в Бордо и, угадывая чутьем общие воровские наклонности и стремления, заключили ассоциацию для более успешной совместной деятельности в Анжере.
Шайка Катюсса, как ни была она интересна для наблюдения, все же не представляла собой классической воровской шайки с атаманом во главе и его помощниками, разделяющими команду над рядовыми. Это было в своем роде масонское общество, соединяющее высшие и низшие слои преступного мира.
В ней были новые, оригинальные и курьезные стороны, но была также одна очень старинная черта, отмеченная в самых древнейших историях полиции.
Все воры, все мошенники и плуты, к каким бы народностям они ни принадлежали и в каких