французскую территорию.
Тем не менее я добился от Менегана некоторых столь важных признаний, что, можно сказать, в продолжение целой недели почти весь состав сыскной полиции был занят арестами участников шайки Катюсса. Их ловили в Лондоне, в Марселе, в Брюсселе, а главным образом в Париже.
Потребовалось бы исписать целые фолианты, чтобы рассказать приключения всех этих авантюристов; к ним, между прочим, принадлежал некий Сирасс, которого я ездил допрашивать в Марсель и там же арестовал. Этот молодой человек, двадцати двух лет, очень образованный и умный, украл документы одного русского аристократа и был задержан в то время, когда садился на пароход, чтобы отправиться в Россию. Мы задержали еще Гетца, известного в Монмартре под аппетитным прозвищем Чеснок.
В числе арестованных было много женщин, которые почти все в этом деле выказали себя выше своих возлюбленных и никого не выдали.
Между прочим, арест одной из них, госпожи Луизы, был довольно драматичен. Гарнье, один из наших агентов, вместе с товарищем отправился задержать эту женщину в ее квартире, на улице Вик-д’Азир; она покорно последовала за агентами в ближайший полицейский пост. Вдруг на углу улицы Гранж-о-Белль и набережной Жеммап к ним подошел какой-то молодой человек и резко спросил:
— По какому праву вы ведете эту женщину?
Вместо ответа, агент Гарнье передал свою пленницу коллеге и сам схватил молодого человека за руку.
— Хорошо, — сказал тот, — я последую за вами, но совершенно бесполезно тащить меня таким образом.
Несколько шагов он прошел довольно спокойно, как вдруг сделал прыжок в сторону, выхватил из кармана нож и ударил Гарнье прямо в грудь.
К счастью для сыщика, в его кармане лежал толстый бумажник, наполненный множеством бумаг. Лезвие ножа скользнуло по ним и только слегка оцарапало кожу.
Видя, что, несмотря на силу удара, агент устоял на ногах, молодой человек выхватил револьвер и выстрелил в него в упор, но, без сомнения, в тот день смерть решительно не хотела принять Гарнье в свои объятия; пуля пробила бумажник, лежавший в правом кармане его пальто. Злоумышленник не успел сделать второго выстрела, так как Гарнье решительно набросился на него, и с помощью нескольких прохожих преступника удалось обезоружить.
Это был также один из участников шайки Катюсса; само собой разумеется, он отказался дать сведения о своей личности, но мы очень скоро получили их другим путем. Он оказался профессиональным вором и был отправлен в Мазас ко всей почтенной компании.
Что же касается женщины, то ее поместили в Сен-Лазар.
Глава 8
Попугай Тотора и гусь Гаткина
Аресты продолжались в течение нескольких месяцев, каждый день приносил новые открытия. Можно было подумать, что мы накрыли нечто вроде масонского общества мазуриков.
Среди них выделялся один молодец, настоящее имя которого, как я узнал впоследствии, было Шамбон, но среди «негры» он был известен под псевдонимом Виктор Шевалье. Мне указали на него как на главного сбытчика в шайке Катюсса, но напасть на его след мне долгое время не удавалось.
Наконец, я узнал, что он живет на улице Пото со своей приятельницей Марией Б. Мне описали также образ жизни этой парочки, занимавшей маленький уединенный павильон, вдали от нескромных глаз полиции.
Виктор Шевалье занимался прежде перепродажей лошадей и, чтобы иметь какое-нибудь показное ремесло, сохранил несколько старых кляч, которых давал взаймы соседям, в особенности же различным подозрительным личностям, оперирующим на скачках.
Чета Шевалье счастливо жила в своем уединении, у них был маленький садик, они имели кур, гусей и попугая, который, как мне рассказывали, говорил точно человек.
Виктор Шевалье пользовался репутацией любезного хозяина, он оставлял обедать приятелей-клиентов, приносивших к нему свои трофеи, и тогда попойки затягивались до зари.
В то утро, когда приехал на улицу Пото, я застал только Марию Б., которая приняла меня очень сурово и наотрез отказалась дать какие-либо сведения о своем сожителе.
Я почти ничего не нашел в домике Шевалье. Все сундуки, о которых мне говорили, исчезли, не было даже попугая, который так хорошо говорил.
Впрочем, этот утренний визит не был бесполезен.
Тем временем как я расспрашивал Б. и она расточала передо мной все перлы своего жаргонного репертуара, в дверь вдруг постучались.
— А это принесли белье от прачки, — сказала женщина. — Разрешите мне поговорить с носильщиком.
При всей моей любезности я не счел нужным дать этого разрешения и громко крикнул:
— Войдите!
Дверь открылась, и я увидел двух подозрительных субъектов, согнувшихся под тяжестью огромных узлов. Понятно, что, увидев меня, они попятились.
— Входите же, господа, — продолжал я, — милости просим; я — новый хозяин. Бывшая фирма Шевалье, ныне «Горон и Кº».
Оба молодца, разумеется, очень хотели бы возвратиться тем же путем, которым пришли, но мои агенты не дали им времени.
В узлах оказался весь товар из лавочки парикмахера, которую в эту ночь ограбили почтенные клиенты Виктора Шевалье.
Добыча была недурна, и я отправил обоих кавалеров, а также Марию Б. в арестный дом.
Но мне все же не удалось открыть никаких следов Виктора Шевалье; между тем судебное следствие с каждым днем открывало новые подвиги этого рыцаря индустрии и указывало, какую значительную роль он играл в делах шайки Катюсса.
Но случай еще раз помог мне.
Однажды на рассвете мне пришлось делать обыск в одном из переулков Монмартрского предместья, в каком именно теперь уже не помню, у одного мошенника, пойманного на месте преступления при краже со взломом. Когда мы входили в его комнату, я увидел на жердочке великолепного зеленоватого попугая, который приветствовал нас следующим восклицанием:
— Тотор! Тотор! Милый Тотор. Рири! Рири!
Без особого напряжения памяти я мог вспомнить, что Виктор Шевалье имел попугая. «Тотор! Тотор!» Но это, должно быть, уменьшительное имя владельца птицы.
А так как особа, которую я задержал в квартире Шевалье, звалась Марией, то «Рири», должно быть, также означает уменьшительное имя этой дамы.
— Вот что, любезнейший, — сказал я субъекту, у которого делал обыск, — это попугай Виктора Шевалье, и, по всей вероятности, сундуки и вся мебель, которые я здесь вижу, также принадлежат ему.
Сначала тот протестовал с негодованием, потом, как случается в большинстве случаев, — мало-помалу начал признаваться и сказал, что действительно это он перевез вещи Виктора Шевалье, на тот случай, чтобы полиция не нашла ничего компрометирующего, если внезапно нагрянет для обыска.
Этот сообщник не хотел сказать ничего более; ни просьбы, ни угрозы ничто не помогло; и мне не удалось добиться от него указаний, где скрывается Виктор Шевалье.
Только в его портфеле,