Читать интересную книгу Последние хозяева Кремля - Гарри Табачник

Никакого значительного улучшения в области прав человека не наблюдалось. Прошедший в Москве фестиваль молодежи был отрезан от советских граждан плотным милицейским кордоном. Охранников было в несколько раз больше, чем посетителей. Словно памятуя о фестивале 1957 года, приоткрывшем окно в мир, сейчас стремились законопатить все щели. Но тем не менее, разговоры о новой оттепели не утихали. В 1985 году о ней говорили так, будто не было 54-го года.

Тогда мартовское половодье, проломив лед молчания, привело к XX съезду. И он стал вершиной хрущевской поры. Горбачев тоже готовился к съезду. Он должен был состояться как раз через 30 лет после двадцатого. О том, какой на сей раз будет новая линия, читателям давала представление опубликованная в одном из сентябрьских номеров „Правды” небольшая поэма вовремя угадывающего направление политических ветров Е. Евтушенко. Поддержав экономическую политику генсека, поэт отпускал все грехи партии и провозглашал виновной в них не ее, а бюрократию.

К какому выводу могли прийти читатели в феврале 86-го года, когда за три дня до открытия ХХVII съезда увидели в „Правде” и „Известиях” хвалебные статьи, отмечающие 90-летие Жданова, чья роль душителя каждого свободного движения в искусстве и литературе хорошо известна? Следует ли надеяться на оттепель или страну ожидают ждановские заморозки?

А за две недели до съезда, отвечая на вопросы газеты французской компартии „Юманите”, Горбачев полностью отбрасывает какие-либо разговоры о сталинизме! „Сталинизм, — говорит он без тени смущения, — понятие, придуманное противниками коммунизма, чтобы очернить Советский Союз и социализм в целом”. Будто есть что-либо еще большее, чем преступления Сталина или вся история партии — сплошной сталинизм, и потому называть какой-нибудь один период этим именем ни к чему, или всего того, о чем говорилось на XX съезде, просто не было!

В том же сентябре, когда появилась поэма Евтушенко, Горбачев назначает заведующим пропаганды А. Яковлева. В семидесятые годы Яковлев, известный как специалист по Америке, занимал пост заместителя заведующего этим отделом, но после того как в „Литературной газете” была напечатана его статья, содержавшая замаскированную критику попыток возрождения сталинизма и русофильских тенденций, по указанию Суслова он был смещен и отправлен послом в Канаду, где с ним близко познакомился совершавший поездку по этой стране Горбачев.

Это можно было интерпретировать как то, что либералы выходят вперед. К этой противостоящей сторонникам Суслова группе можно было отнести директора института США и Канады Г. Арбатова, бывшего редактора „Правды”, ставшего директором института социологии А. Румянцева, известных политических обозревателей А. Бовина и Ф. Бурлацкого. В строгом смысле их скорее можно было назвать прогрессистами. Они были близки к Андропову. Теперь они составили окружение Горбачева.

Однако влиятельные представители консервативного направления — второй секретарь ЦК по идеологии М. Зимянин, заведующий отделом культуры В. Шауро и редактор журнала „Вопросы экономики” Т. Хачатуров — вошли в лагерь Лигачева. Хотя у них были разногласия как по программным вопросам, так и по тактическим, так называемые либералы и консерваторы были взращены в годы брежневского режима, участвовали в его становлении и укреплении, обязаны были ему своей карьерой и активно способствовали созданию культа личности Брежнева. Горбачев, как свидетельствует его речь в мае 1978 года, исключением не был.

„...Леонид Ильич Брежнев обнаружил талант руководителя ленинского типа, — говорил тогда Горбачев. — Его ежедневный титанический труд направлен на укрепление могущества нашей страны, подъем благосостояния трудящихся и укрепление мира и безопасности народов”. У тех, кто помнил об этом, хотя они и знали, что речи такого рода являются необходимой принадлежностью партийного ритуала, новые заявления генсека особого доверия не вызывали.

Одним из первых испытаний для него был состоящийся через месяц с небольшим после его прихода к власти пленум ЦК. На нем в состав Политбюро были введены его будущий главный противник Ё. Лигачев, В. Чебриков и Н. Рыжков. Пожалуй, только Рыжков мог считаться сторонником Горбачева. Некоторое время оставалось неясным, кто же сменит 80-летнего Председателя Совета Министров СССР Тихонова. Претендентами называли В. Воротникова и Н. Рыжкова. Горбачев отдал предпочтение Рыжкову.

Выпускник Уральского политехнического института, он прошел путь от мастера до генерального директора Уралмаша и лучше, чем кто-либо еще, знал болезни советской индустрии.

Затем в июле Горбачев делает неожиданный ход. Некогда поддержавший его кандидатуру в генсеки, казалось бы, вечный министр иностранных дел, Громыко на сессии Верховного Совета ко всеобщему удивлению катапультируется в Председатели Президиума Верховного Совета СССР, освобождая свой бывший пост для сторонника генсека Э. Шеварднадзе. Конечно, этот, не имевший никакого опыта в иностранных делах, плохо говорящий по-русски выпускник захудалого кутаисского Учительского института, не мог идти ни в какое сравнение с многоопытным доктором экономических наук А. Громыко.

Но Горбачеву важны были не опыт и образование и умение говорить по-русски. В конце концов, кто из русских генсеков умел правильно изъясняться на своем родном языке? Для него важно было поставить своего человека, который не мешал бы ему самому проводить свою собственную внешнюю политику.

По существующей с брежневских времен традиции, сам генсек должен был стать Председателем, но если, выдвигая совсем недавно на этот пост Черненко, он утверждал, что это необходимо, чтобы подчеркнуть ведущую роль коммунистической партии в нашем обществе, то теперь он доказывает, что генсек должен сконцентрировать свое внимание на партийной работе. Пройдет еще три года, и он обратится к иной аргументации.

Если это происходило более или менее открыто в рамках существующей системы, то происшедшее ранее удаление Г. Романова осуществляется в типично сталинско-хрущевско-брежневской манере. Для того, чтобы устранить своего бывшего главного соперника, Горбачев прибывает в мае в бывшую романовскую вотчину и произносит в городе на Неве разгромную речь. После этого Романов исчезает с поля зрения. Начинают вспоминать, что его видели пьяным на приемах в Венгрии. Теперь говорят, что он отдыхает на своей даче. После июньского пленума неудавшийся претендент в генсеки окончательно исчезает с горизонта. В Секретариате ЦК его заменяет бывший инженер и глава ленинградской парторганизации Лев Зайков. Кроме него секретарем ЦК становится первый секретарь Свердловского обкома Б. Ельцин, в Политбюро вводится Эдуард Шеварнадзе.

Это была важная победа в борьбе, развернувшейся накануне съезда. В Советском Союзе опять задавали вопрос: борьба ли это за изменение положения в стране или же обычная борьба за власть? Затем с удивлением москвичи стали встречать на улицах генсека, которого до сих пор видели только на портретах. Он задает им вопросы. Ответы, которые он получает, нерадостны. В московской больнице № 53 главный хирург рассказал о том, в каких невероятно тяжелых условиях приходится работать врачам. Один из самых веских аргументов, которые мне приходилось слышать от западных защитников советской системы, это то, что, мол, в Советском Союзе бесплатная медицина. Жаль, что их не было в больнице № 53. Они бы услышали, что на всю больницу два хирурга. Один неопытен, другой неумел. За каждую операцию главный хирург получал пять рублей — меньше, чем ему приходится уплатить за такси, когда ему надо добираться до дому поздно. Санитарки, которых не хватает и которым приходится обслуживать палаты, где находится по 15—20 человек, жаловались, что получают всего 60—80 рублей в месяц. Больница испытывала недостаток в современном оборудовании и лекарствах, которые в других странах свободно продаются в аптеках.

„Хождение в народ” посещением школ, предприятий, больниц и колхозов не ограничилось. Нового генсека можно было часто видеть в театрах, где он, в отличие от своих предшественников, не занимал отдельной ложи, а садился в партере. Видимо, вспоминая свои студенческие годы, когда побывать в ресторане „Москва” казалось пределом мечтаний, Горбачев иногда заезжает сюда пообедать, и говорят, что его обслуживают или делают вид, что обслуживают как обычного посетителя. Дает ли он официантам на чай, неизвестно. На работу он едет без эскорта автомобилей, обычно сопровождавшего Брежнева. День его начинается рано и обычно заканчивается часов в 10 вечера.

После нескольких выходов генсек доводит до всеобщего сведения, что, оказывается, народ требует от руководства навести в стране порядок. С каких же это пор советские руководители стали прислушиваться к народным требованиям, и почему вдруг они стали к ним прислушиваться, и в чем же народ требовал навести порядок?