Читать интересную книгу Последние хозяева Кремля - Гарри Табачник

В книге „Майн кампф” по поводу политики на восточнославянских территориях Гитлер писал: „Для них (для славян) — никакой гигиены, никаких прививок, только водка и табак”.

Этот наказ Гитлера мы сейчас и выполняем ”.

Для полноты картины следует привести одно сравнение. Примерно в то же время по заказу журнала „Тайм” был проведен опрос, который показал, что из 170 миллионов взрослых американцев старше 18 лет только 67% когда-либо употребляли алкогольные напитки. Две трети заявили, что уменьшили потребление алкоголя, и лишь 6% ответили, что стали пить больше. Советская власть, многие годы спаивающая народ, выкачивающая из него продажей водки огромные суммы, по-видимому, пришла к заключению, что причиняемые пьянством потери стали перевешивать выгоды. Это, а не забота о народном здравии, подвигнувшая Николая II, вынудила советский режим пойти на принятие мер по борьбе с пьянством.

В интервью журналу „Огонек” писатель Виктор Астафьев рассказывал, что получает много писем по поводу своей повести „Печальный детектив”. И среди них немало таких, в которых авторы пишут, что, мол, все то, о чем повесть, — цветочки, а вот „сейчас я вам покажу ягодки”. И выдают рассказы о случаях действительно страшных. „Я уже не могу все это читать. Сон потерял”, заключает Астафьев. Такова советская действительность, приглушенные отголоски которой долетали до кабинета генсека. Но советскому режиму мало объявить о борьбе с пьянством, ему еще необходимо подвести под это теоретическую базу.

В августе 1985 года в журнале „Коммунист” появляется статья „Архиважное дело”, призванная дать идеологическое обоснование очередной кампании и ссылками на классиков доказать, почему пить вредно, особенно „победившему пролетариату”. И вот с серьезным видом „Коммунист” на 69-м году советской власти и спустя много лет после того как много раз было провозглашено, что социализм победил в стране „окончательно и бесповоротно”, объясняет, что в „отличие от капиталистического общества алкоголизм и пьянство чужды социализму, так же как они чужды классовой природе пролетариата”, что „в условиях капиталистической формации... хмельное зелье стало орудием эксплуатации пролетариата и средством его морального закабаления”, что „капитализм не может отказаться от продажи спиртных напитков из-за прибыли, которую она приносит”. „Коммунист”, конечно, забывает напомнить своим читателям о годах запрета на продажу спиртного в Америке.

По подсчетам американского исследователя Владимира Тремля, поступления от продажи водки в Советском Союзе достигали 12% всех доходов. Эта огромная цифра приобретает еще более зловещий вид, когда узнаешь, что она равна более чем одной трети всех налогов, уплачиваемых населением страны. В 60-е — 70-е годы поступления от продажи алкогольных напитков превысили советские затраты на военные нужды. Вот откуда добывались средства, позволившие создать военную машину, ни в коей мере не соразмерную с экономическими возможностями страны. И если все же режим решился пойти на сокращение доходов от продажи водки, значит положение намного хуже того, что стало достоянием гласности.

Пьянство стало приметой большевистского переворота. Вот что писал наблюдавший все это сам петроградский корреспондент „Юманите”: „Богатство винных подвалов царского Зимнего дворца нетрудно вообразить. Большевистские войска перепились. Совершенно пьяные, они учинили дикие разрушения... Говорили, что еще в субботу, через три дня после победы над женским батальоном, в Зимнем дворце продолжался пьяный дебош”.

На улицах Петрограда и Москвы то и дело попадались валявшиеся, упившиеся до потери сознания, представители победившего пролетариата.

Но теоретический орган советской компартии без тени смущения утверждает, что „трезвость — непреложная норма социалистического образа жизни” и что „пьянствующий коммунист — это социальная патология”. Как в зеркальном изображении, в словах „Коммуниста” о „хмельном зелье — орудии эксплуатации пролетариата и средстве его морального закабаления при империализме” отражается советская реальность. Все, в чем журнал порицает капиталистическое общество, своего расцвета достигло именно в том обществе, которое называет себя социалистическим. Именно советский режим нещадно эксплуатировал народную страсть к спиртному, поощрял ее, поскольку это позволяло ему держать народ в узде. В подкрепление своих рассуждений журнал приводит ленинскую цитату о том, что „пролетариат — восходящий класс. Он не нуждается в опьянении, которое оглушало бы его или возбуждало”.

Но для сохранения ленинского дела его преемник решает прибегнуть именно к этому средству. В 1924 году Сталин вопрошает: „Что лучше: кабала заграничного капитала или введение водки, — так стоял вопрос перед нами. Ясно, что мы остановились на водке, ибо считали и продолжаем считать, что если нам ради победы пролетариата и крестьянства предстоит чуточку выпачкаться в грязи, — мы пойдем и на это крайнее средство ради интересов нашего дела”.

Взгляды вождя видный партиец А. Сольц, которого называли совестью партии, разъяснял так: „Когда окружающая жизнь тяжела, когда нет сил и надежды ее изменить, то является желании вообразить ее, представить ее себе иной; для этого надо усыпить разум, утихомирить силу критики. Это и достигается алкоголем. Выпьешь — все горести забудешь, все трудности исчезнут, все неприятности улетучатся”.

Побывавший во второй половине 80-х годов в Советском Союзе американский журналист Д. Сэттер писал: „Водка является единственной отрадой в жизни миллионов советских людей, включая 40 миллионов официально зарегистрированных алкоголиков. В условиях системы, которая отрицает Бога, обещает рай на земле, а затем оказывается неспособной эти обещания выполнить, водка приобретает чисто мистическую функцию, поскольку она предлагает советским трудящимся, измученным угнетением и тяготами повседневной жизни, единственный способ забыться и хоть на какое-то время побывать в своем собственном раю”.

Годы советской власти лишь способствовали развитию национальной болезни. Ведь, в конечном счете, каждое общество следует судить не по тем или иным материальным благам, которые оно предоставляет в распоряжение своих граждан, а по тому, развитию каких качеств в них оно способствует.

То, что почти через семь десятилетий советский режим вынужден бить тревогу по поводу опасности под именем „водка”, является самым сокрушительным обвинением в адрес этого режима. В одном советском анекдоте говорится, что при коммунизме мясные магазины вместо объявления „Мяса нет” будут вывешивать — „Сегодня в мясе нет необходимости”. Вывешивая на дверях винно-водочных лавок объявления вроде таких, Горбачев хочет убедить советских людей в том, что нет нужды в водке.

Через некоторое время итоги очередной антиалкогольной кампании подвел тогдашний первый секретарь Московского горкома Борис Ельцин: „Очень трудно в Москве с безалкогольными напитками. Производство „бормотухи” мы прекратили, но продолжаем выпускать в большом количестве крепленые вина. Поскольку в Москве продавать их запрещено, мы спаиваем Московскую область. Надо сокращать производство алкогольных напитков, продолжать сокращать количество точек, торгующих ими. В первом квартале с. г. продажа алкогольных напитков сократилась на 30%. Вместе с тем в последнее время на улицах Москвы стали появляться пьяные. Это свидетельствует о том, что мы несколько успокоились и ослабили борьбу со злом, решили, что оно уже побеждено. Между тем борьба с пьянством еще в самом начале, и успокаиваться рано. Пьянство выгнано с улиц в квартиры. Не случайно возросло число квартирных преступлений. В этих условиях лозунг: „Превратим Москву в образцовый коммунистический город” — звучит издевательски.”

Тем, кто не знает, поясню, что „бормотуха” — это какая-то плодово-ягодная смесь, непонятно на чем настоянная и к тому же красящая язык и губы в фиолетово-чернильный цвет. Один из популярнейших образцов ее — вино под названием „Солнцедар”, о котором догадливый и бойкий народ тут же сочинил такие вирши: „Не теряйте время даром, похмеляйтесь „Солнцедаром”. Впрочем, знатоки советского фольклора утверждают, что это всего-навсего повторение старого стишка, в котором слово „скипидар” заменили на „Солнцедар”.

Однако вернемся к речи Бориса Ельцина. Она была произнесена 11 апреля 86-го года. Но не для всех. Слышать его откровенные признания могли только избранные — пропагандисты Москвы.

Справиться с положением режиму не удалось, и вот всего через год после начала широковещательного горбачевского похода против пьянства Кремль бьет отбой. Продажа спиртного облегчена, что, по словам одного партийного чиновника, объясняется более разумным подходом к проблеме. Теперь водка продается в более удобные для трудящихся часы, и они могут купить ее после работы без долгого стояния в очередях.