что, начав какое-нибудь полезное или бесполезное дело, он вскоре начинал зевать, считать ворон и давал понять всем присутствующим, что не намерен больше заниматься ерундой и пустяками, хотя еще совсем недавно эти пустяки казались ему чрезвычайно важными.
Так случилось и с 108 псалмом, который читался в трапезной все реже и реже, пока в один прекрасный день его не перестали читать вовсе.
И монахи тайно отслужили по этому поводу благодарственный молебен.
95. Отец Илларион. Сомнительные речи. Чужая святость
И еще говорил Илларион, прогуливаясь по аллее, какие-то странные и сомнительные речи, от которых земля под ногами становилась неустойчива, а небо раскачивалось и гудело, как раскачиваются и гудят детские качели.
– Все, что от нас требуется, – негромко говорил он, щурясь от солнечных лучей, – это относиться к чужой святости так же, как к своей. И тогда все остальное приложится нам, ибо Отец Небесный знает, в чем имеете вы нужду и что живет в вашем сердце.
Кто-то из идущих рядом не мог сдержать изумления и спросил отца Иллариона, как же нам, в таком случае, быть с мусульманами, иудеями или буддистами?
– Святость – это всегда только святость и больше ничего, – ответил тот и больше к этой теме никогда не возвращался.
96. Еще один сон отца настоятеля
И снился отцу Нектарию под утро замечательный сон, от которого он согрелся и стал во сне дышать легко, даже приветливо, чего, кажется, никогда не позволял себе наяву, где его вечно окружали враги, насмешники и лжецы.
Снился же ему огромный, ярко освещенный зал, наполненный народом, а еще – большая сцена, на которой стояли, по большей части, знакомые лица, которые он знал по висящим на стенах иконам, так что ошибиться в этом он не мог, даже если бы и захотел.
Первым справа стоял, конечно, Господь вместе со своей семьей: Марией, Иосифом и Иаковом, а за ним двенадцать апостолов, а уж совсем отдельно стоял Иуда, потупив глаза и сложив на животе руки, как будто он сознавал, что его присутствие, пожалуй, здесь не вполне уместно и уж во всяком случае – не слишком желательно.
Глядя на эту иерархию, отец Нектарий понял вдруг, что все дело, собственно, заключается в субординации, а без нее не только невозможно мало-мальски управлять такой обширной епархией, какой был наш мир, но и дышать-то приходилось с оглядкой и через раз.
Между тем, на сцене выступал какой-то неизвестный святой, который объявил, что пришло время награждений.
Немедленно после этого к делу приступила солидная комиссия, которая, терпеливо призвав всех к порядку и тишине, зачитала список победителей.
Победители были вот такие.
Награждали Христа палицей и орарем и орденом святого великомученика Евстафия.
Стоящего в стороне блаженного Августина наградили два раза: за пересмотры всего предыдущего – с одной стороны, – и за возвращения к истокам – с другой.
Потом наградили апостолов.
Сначала Петра и Павла, а потом всех остальных.
Стоящего чуть поодаль Иуду наградили нагрудным знаком «За воплощение задуманного».
Последнее, впрочем, вызвало легкое недовольство отца Нектария, которое тот не сумел скрыть.
– Что же это вы так? – говорил Нектарий, морща брови, сердито глядя на Иуду и при этом удивляясь, что этот самый враг рода человеческого не вызывает в нем никаких особо негативных эмоций, тогда как Господь, напротив, был несколько суетлив и все время норовил что-то сказать и даже смеялся как-то не к месту, на что обратили внимание многие.
– А куда денешься, – говорил в свою очередь Иуда, расстегивая рубашку и изнывая от жары. – Сделай, говорит, если не хочешь неприятностей, вот я все и сделал. И весь разговор.
– Однако, – сказал отец Нектарий, которому услышанное показалось удивительным. – Это же надо, как оно!
– Вот именно, – подтвердил Иуда и добавил, – мы – как приказали. А все прочее, это уже нас не касается.
– Конечно, – соглашался отец Нектарий. – Если чего прикажут, так только держись. Не отвертишься.
Он запечалился и даже махнул рукой, словно все это он прекрасно знал, а теперь только припоминал минувшее.
Потом свет в зале стал гаснуть, и скоро освещенной осталась только сцена, что означало – пришло время речей и докладов.
Первым докладчиком, понятное дело, конечно, выступил Господь. Речь его, как и следовало ожидать, была о том, что следует еще активнее привлекать в деле спасения и благочиния молодежь, которая совсем уже отбилась от рук и желает только развлекаться. Слушая эту речь, отец Нектарий стал медленно засыпать, и ему стали сниться бабушка Лидия Степановна и дед Дмитрий Михайлович, которые сидели с удочкой над мелководной речкой и тоже клевали носом, пока вдруг в воде не забурлило и на поверхность, ударяя руками по воде, не выплыл владыка Евсевий. Был он хмур, но, заметив отца Нектария, разразился гневной тирадой.
– Ты думаешь, это легкое дело – по волнам-то шебуршить? – кричал владыка, изо всех сил изображая, как ему осточертели разные морские дела. – Думаешь, прибился волной и плывешь, куда не знамо? Так ведь нет! Я ведь не «Челюскин», чтобы мне бороздить чего не надо! Я ведь все-таки лицо ответственное, у меня и бумаги все подколоты, так что извините – подвиньтесь!
И с этими словами владыка Евсевий нырнул и исчез в глубине.
А вместо него на сцену ступил никому не известный святой отец и поведал стоящим внизу, что по итогам текущего года лучшим признано «звено святых отцов», занятое уничтожением еретических писаний и неправедных театральных постановок, желающих унизить мать Русскую Православную церковь.
И услышав это, Господь поклонился и высказал молчаливое одобрение.
Впрочем, это был уже не Господь, а все тот же владыка Евсевий, который погрозил отцу Нектарию палкой и начал к нему подбираться – явно с нехорошей целью, которая было написана на его лице.
– Вот еще не доставало, – бормотал отец Нектарий, пробираясь сквозь толпу святых отцов, которые до сих пор и слухом не слыхали ни про какую субординацию. – Тут, слава Богу, есть кому защитить бедного архимандрита.
Между тем на сцену поднялся один из отцов и, призвав всех присутствующих к молчанию, сказал:
– А теперь гости из далеких Святых гор спляшут нам прекрасный танец «Небесный канкан». Попросим новоприбывших пройти на сцену.
Присутствующие захлопали, а отец игумен, ткнув отца благочинного локтем прямо в бок, прошептал:
– Ну, попадись ты мне в монастыре, живого места не оставлю!
И за этим, мило улыбаясь, прошествовал вслед за отцом благочинным на сцену.
– Ты-то вон, небось, в панталонах, – жаловался отец благочинный, в то время как прямо с неба посыпались первые звуки канкана. – Небось, знал заранее, как там и к чему!
– Давай вон, танцуй, – говорил в ответ отец Нектарий отцу благочинному, одновременно вытягивая ножку, что вызвало в зале приятный шум и даже легкие аплодисменты
А потом звуки музыки сделались порезвей, и сцена, которую топтали танцоры, заухала и заходила под ногами,