к долине, как раскланялся перед ней, словно у ног божества. Помона не могла не восхититься и не ужаснуться щедрости, с какой он делился с ней своим миром.
Смогла бы она на месте Ти-Цэ поступить также, будь в ее распоряжении целая сказочная долина?
Ти-Цэ осторожно наклонился, чтобы выпустить Помону из рук, но она крепче стиснула его за шею и высоко задрала ноги, словно боялась коснуться воды.
– Все хорошо? – спросил Ти-Цэ.
– Эта вода… Ты уверен, что мне можно?..
– Вам – можно, – сказал Ти-Цэ и приласкал ее. – Вы можете чувствовать себя здесь как дома.
Он высвободил пальцы из ее волос и присел, чтобы поставить Помону на ноги. Вода здесь была ей по шею. Она едва не поскользнулась: дно было сплошь усеяно водорослями. Помона взбаламутила их и на поверхность всплыли мелкие пузырьки воздуха, которые они бережно хранили под листьями. Вместе с пузырьками поднялся удивительный аромат травяного чая, такой густой и насыщенный, что у Помоны глубоко задышала кожа. Гул, который, как женщина думала, музицировал у нее в голове, выбрался наружу, и от его проникновенной глубины вибрировала вода. Помона не знала, красивым ей казался этот звук или нет, но неземным, медитативным он был определенно. Впечатление было такое, будто под водой собралось эхо сотни напевающих одну и ту же мелодию голосов.
– Что это за звук, Ти-Цэ? Откуда он?
– Рыбы поют, – просто ответил он и улыбнулся изумлению Помоны. – Вам нравится?
– Рыбы умеют петь?
– Разумеется, как и все в Плодородной долине. Птицы, рыбы и йакиты – здесь голос прорезается у всего живого.
Помона осторожно разгребла перед собой лепестки и увидела стайку розово-золотых рыб с оттопыренными к поверхности губами. Их песня переливалась волной, совсем как траектория, по которой они плыли.
– Сейчас вернусь, – сказал Ти-Цэ. – Не теряйтесь, глубоко не заплывайте.
Помона рассеянно кивнула и поводила руками в теплой воде, так, чтобы она заскользила у нее между растопыренных пальцев. Лепестки сомкнулись вокруг шеи, как могли бы сомкнуться на ней пальцы любимого человека. Помона повернулась к открывшемуся меж ветвей персиковых древ горизонту и уставилась на старую звезду, которая купалась сегодня в бледно-желтой молочной завесе.
Вода, воздух, переговоры йакитов со всех сторон, потустороннее пение рыб и мерные всплески воды – все словно проходило сквозь Помону. Никогда прежде она не ощущала себя частью этого мира так явно, как сейчас. Более того, она была самим миром – корнем в земле, полетом птицы, гуляющим меж древами ветром. Она была всем, и все – было ей.
Помона не помнила, любила ли прежде себя и свое собственное тело так, как любила сейчас.
– Она выглядит счастливой, – заметила Ми-Кель. Ти-Цэ посадил ее на скрещенные в замок пальцы к себе лицом. Благоверная обхватила его торс ногами и обняла за шею. Он медленно понес ее к воде.
– И правда, – сказал Ти-Цэ, – а что насчет тебя?
Она посмотрела на него, и Ти-Цэ почти пожалел, что спросил ее об этом так прямо. Он знал, о чем супруга думает. Могла ли Ми-Кель назвать себя, униженную бездетностью, счастливой? Могла ли, после очередных двух лет изматывающего одиночества? Могла ли, зная, что на берегу лежит так ненавидимая ей рабочая мантия, под которой супруг должен был проходить еще год, вдали от нее?
Ми-Кель слабо улыбнулась.
– И я счастлива. Сейчас – очень счастлива.
От пронзившей его сердце гордости и бесконечной благодарности Ти-Цэ несдержанно, со вкусом впился в ее губы.
– Можешь уже отпустить, – хихикнула Ми-Кель. Ти-Цэ с ней на руках зашел по грудную клетку и влюбленно глядел теперь на нее снизу-вверх.
– Посиди еще немного. Дай на тебя наглядеться вдоволь.
Ми-Кель охотно ему это позволила, а сама принялась загребать воду ладонями и омывать плечи мужа. Ти-Цэ заурчал, когда она взъерошила шерсть на его шее и поскребла пальцами подшерсток.
– А ты не опустишь прозрачные веки?
– Зачем? – сквозь блаженную завесу отозвался йакит.
– Ты, кажется, хотел мной полюбоваться, но…
Глаза Ти-Цэ прояснились. Он изобразил осуждение, и плечи Ми-Кель задрожали от смеха.
– …ты же слепыш, – сипло довела она мысль до конца и захохотала. – Ау-у, Ти-Цэ, я здесь!
– Очень смешно, – беззлобно похвалил Ти-Цэ. – Умеешь испортить момент.
– Но ведь это правда!
– Уж с такого расстояния как-нибудь постараюсь рассмотреть, как ты ныряешь, спасибо.
– Я не собираюсь…
Ти-Цэ не дал ей договорить и кувырком опрокинул в воду, так что самка окатила брызгами всех, кому посчастливилось проплывать рядом. Йакит поспешил отплыть с места преступления к сияющей Помоне. Он виновато пожал плечами, но понял все по одному ее задорному взгляду: развлекайтесь, мол, сколько душе угодно.
Голова Ми-Кель показалась на поверхности. Она слепо шарила вокруг себя руками – в глаза заливалась вода. Ти-Цэ заговорщически подмигнул Помоне, приложил палец к губам и бесшумно как тень скрылся под толщей воды.
Уже в следующее мгновение Ти-Цэ нырнул под барахтающуюся супругу и подпрыгнул с визжащей самкой на плечах.
Помона улыбалась так, что болели щеки. Самцы и самки вокруг с удовольствием наблюдали за шалостями пары, пожевывая дикую петрушку на берегу, а одинокие особи ворчали и защищались руками от брызг, но Ти-Цэ и Ми-Кель совершенно не замечали свою публику – слишком были увлечены друг другом. Помона уже была готова забрать назад свою к ним жалость. Они действительно не замечали взглядов своих многодетных сородичей, а не просто делали вид, что безразличны к тому, как выглядят со стороны. По крайней мере сейчас, когда были вместе.
Помона ощутила, как нечто под водой совсем рядом с ней пошевелилось.
Она обернулась вокруг своей оси, но никакого позади себя не увидела. Тогда Помона разгребла руками лепестки, рассчитывая застать стайку проплывающих поющих рыб… и отпрянула от неожиданности: над самой поверхностью водной глади на нее пялились чьи-то пристальные глаза.
Как только ее обнаружили, малышка досадливо забила кулачками по воде. Это была совсем маленькая девочка, не старше четырех лет, насколько она могла судить, но характер явно созревал в ней куда быстрее тела. Помона растерянно огляделась по сторонам, не поможет ли кто ее успокоить, но вокруг становилось все больше детских лиц мальчиков и девочек вплоть до подросткового возраста. Они смеялись и показывали пальцами на надувшуюся девочку, у которой не вышло подобраться к странной лысой гостье незамеченной.
Помона обнаружила, что тоже смеется. Во внезапном приступе вдохновения, совсем как в дни, когда соседи оставляли ей на попечение своих детей на несколько часов, она тихо нырнула под воду и потянула девочку за ноги-ласты. А когда всплыла, та с визгом и смехом уже удирала прочь, и другие дети – от нее. Малышке удалось нагнать зазевавшегося мальчика и ущипнуть его. Бурча себе под нос те ругательства, которые он успел выучить за первую половину воспитания в лагере, поплыл догонять следующую жертву.
– Ты глянь, – позвала Ти-Цэ Ми-Кель. Самец как