раз остановился перевести дыхание и позволил супруге забраться себе на спину. Она задала направление, куда хотела, чтобы он повернулся, пальцем. – Помона понравилась детям. Я переживала, что они будут ее бояться или обижать.
– Их любовь может быть еще опаснее, – ухмыльнулся Ти-Цэ и сочувственно поморщился, когда за Помоной вдогонку бросилась сразу дюжина мальцов. – У нее нет шансов. Они еще не образованные и не знают, что люди под водой в среднем могут продержаться лишь минуту.
– Пойдешь спасать? – Она положила голову ему на плечо.
– Да. Спасибо за понимание.
Ми-Кель со вздохом соскользнула с него и посторонилась.
– Та-а-ак. – Ти-Цэ вынырнул в самой гуще сражения и схватил за лодыжки двух мальчишек, которые обвили шею смеющейся, но явно обделенной кислородом Помоны. Он встряхнул их, чтобы те отпустили гостью, и поднял захлебывающихся смехом ребят над водой вверх тормашками. – Почему хулиганим? Где ваши манеры, господа?
– Отпустите! – крикнули они еще не сломавшимися голосами.
– Как скажете, – хищно улыбнулся им Ти-Цэ и зашвырнул обоих кубарем подальше в воду. Развернулся к детям, поставил мускулистые руки на пояс и сверкнул рядами белых острых зубов. – Ну как? Еще желающие хлебнуть воды будут?
Ребята бросились от нового противника во все стороны, но он оказался куда проворнее человеческой особи. Ти-Цэ зарычал, схватил за лодыжки еще двоих – мальчика и девочку, – и также зашвырнул подальше, на глубину.
– Вы в порядке? – перешел Ти-Цэ на человеческий и снова взял Помону на руки, чтобы ни один ребенок до нее не дотянулся. Он понес ее, разрумянившуюся и посвежевшую, к берегу.
– Еще бы! – Помона светилась. – Я даже представить не могла, что ваши дети – совсем как ребята из Пэчра.
– Сходство есть, только наши понахальнее будут. Но в целом…
– Ти-Цэ, а это ваш ребенок?
Ти-Цэ будто налетел на невидимую стену. Он уставился на девчонку, которая в самом начале затеяла игру с Помоной.
– Ну-Ра! – одернула малышку мать, которая отдыхала после купания на влажном валуне неподалеку. – А ну плыви сюда!
Девочка тут же ретировалась, а Ти-Цэ продолжал смотреть ей вслед. Кожа на тех частях тела Помоны, которые сжимал йакит, побелела от его хватки.
– Ти-Цэ? – Женщина подняла на него глаза. – Что она сказала?
– Не важно, – ответил он. – Просто поблагодарила за игру.
***
Им едва удалось отвязаться от группы детей, которые засыпали Ти-Цэ и Ми-Кель вопросами о Помоне, о том, откуда она взялась, сколько здесь пробудет и о человеческой цивилизации в целом. Когда мальчики, на спинах которых были видны следы живо заживающих увечий, стали просить Ти-Цэ о возможности попрактиковаться с Помоной в человеческом языке, йакит понял, что пора уводить Посредника, пока ее совсем не утомили. Они пообещали прийти еще, пока Помона гостит в долине, и наконец выдвинулись обратно к мертвому древу, своему временному пристанищу.
Теперь, когда они отошли достаточно далеко от источника, их никто особо не тревожил: в долине было по-прежнему много охотников выжать из сезона спаривания все до последней капли, а по тропе, которая вела к загнившей аллее, и вовсе йакиты предпочитали не ходить. Похорошевшая после купания Ми-Кель парила над спутниками и описывала виражи. Ти-Цэ то и дело встряхивался, все больше и больше освобождаясь от влаги, и с удовольствием наблюдал за ее полетом.
Однако вскоре Помона заставила его оторвать взгляд от неба и украсившей его самки. Всю дорогу она шла с низко опущенной головой. Сам Ти-Цэ давно не чувствовал себя так хорошо, и был готов поклясться, что женщина тоже получила на источнике массу удовольствия. Но стоило ей обсохнуть на берегу, как она тесно закуталась в мантию и притихла.
– Помона? – позвал Ти-Цэ. Она не повернулась. – Могу я узнать, о чем вы думаете?
– Людям не стоит приходить сюда, – выпалила она без обиняков. – Пожалуйста, пусть я буду первым и последним вашим гостем. По крайней мере… не знаю… Какое-то время.
– Почему? – спросил Ти-Цэ, но про себя улыбнулся.
Помона поджала губу:
– Здесь прекрасно. И как бы людям ни было хорошо в Пэчре, они не смирятся с тем, что не смогут перебраться туда, где еще лучше. Понимаешь?
– По-вашему, люди могут злоупотребить гостеприимством?
– Поначалу нет, и не все. Но наступит день, когда они не просто захотят проводить здесь больше времени, чем отведено гостю. Они предъявят на эти земли свои права.
– Что ж, спасибо, эту мысль я учту. – Ти-Цэ сложил руки за спиной. – Но скажите, почему вы так уверены?
До того, как она отвернулась, Ти-Цэ успел поймать на лице Помоны именно то выражение, которое рассчитывал увидеть: она недовольно заглянула внутрь себя и густо покраснела.
– Большинство людей никогда не довольны тем, что имеют. Даже если Пэчр изменится до неузнаваемости, они не смогут просто жить с мыслью, что где-то, где их нет, трава еще зеленее. Ваша долина – как раз то место, которое они бы с удовольствием обжили, сначала в первозданном виде, а потом все больше подстраивая под себя. И…
Она споткнулась о собственную мысль. Ти-Цэ не пришел ей на помощь: хотел услышать это из ее уст.
– И когда я побывала на источнике, почувствовала… будто что-то… похожее. Желание остаться здесь. Но я это не серьезно, честное слово! Я понимаю, что этот край делают таковым его обитатели, и если изменятся обитатели, изменится и…
– Знаю, – сказал Ти-Цэ. – Я все понимаю. Вы совершенно правы.
– Правда? Тебе что-то известно? Наши предки, – пояснила Помона в ответ на его вопросительный взгляд. – Жители Старого мира. Они уже… ты понимаешь… что-нибудь подобное делали?
– Как вы и сказали, не все, – уклончиво сказал Ти-Цэ. – Не я – тот, кто должен вам об этом рассказывать. Пока оставим эту тему.
– Понимаю. Но ты на меня не сердишься? Честно, мысль промелькнула и тут же стала мне противна, я и не думала…
– Знаю, – повторил Ти-Цэ, – не переживайте.
Помона кивнула и уставилась перед собой. Совесть у нее осталась не чиста.
8
Следующие несколько дней Ти-Цэ неустанно водил Помону по окрестностям, но, по словам провожатого, обойти их вдоль и поперек им не удалось бы, даже будь у них в запасе год. Помона не признавалась ему, что, куда бы они ни забрели, виды и древа казались ей почти одинаковыми, от части потому, что прогулки ей эти нисколько не надоедали. После узких улочек Пэчра Плодородная долина казалась ей бесконечным сладко пахнущим раздольем. Ти-Цэ, правда, скорее всего догадывался, что она не отличала одно древо от другого: уж очень часто пояснял, чем особенна та или иная часть долины.
Это могли быть аллеи многодетных семей, древа особо почитаемых Старших или даже места исторического значения для йакитов, как например пустоши, где, по словам Ти-Цэ, раньше собирались их далекие-далекие предки и сочиняли песни, которые их дети и дети их детей пронесли через века. Это могли быть также тропинки, которые вели к неуместному