на кровать, откинула крышку – и ахнула. Внутри лежали подвески – самоцветы на мягких шелковых витых шнурах.
– Лиза… – начала она. – Неужто ты хочешь подарить мне свои украшения?
Лиза кивнула:
– Это такая малость… Они не новые, конечно, но я хочу, чтобы ты их носила. Ты всегда была рядом со мной, ты самая верная моя служанка. К тому же у меня столько драгоценностей, что до конца жизни хватит с избытком.
Беллина взяла большой зеленый камень, погладила гладкую, переливчатую поверхность и приложила на шелковом шнурке к шее.
– Выглядит чудесно, – сказала Лиза. – Perfetto[74].
А потом она улыбнулась.
Беллина подумала, что это самая искренняя улыбка на свете – и самая прекрасная. Улыбка, которая разбегается лучиками от уголков глаз, и кажется, что вот-вот раздастся заливистый смех. Самая заразительная улыбка из всех. И Беллина, не сдержавшись, тоже улыбнулась.
* * *
Это был тот самый перекресток на виа Пор-Санта-Мария, ошибиться Беллина не могла – она проходила здесь тысячу раз. Но главной подсказкой стал безумолчный перестук работающих ткацких станков, доносившийся из переулка. Беллина свернула туда и окинула взглядом здания. Вот оно.
Какое-то время она стояла за углом, наблюдая за входом в домишко, уютно устроившийся среди шелкодельных и портняжных мастерских, вдоль которых на брусчатке выставили свои прилавки торговцы. Период траура закончился, в домишке сняли черные занавески, и окна были наполнены теплым желтоватым светом масляных ламп. Вскоре все владельцы заведений на этой улочке закроют деревянные ставни и разойдутся ужинать.
Беллина медлила за углом, собираясь с духом. За рядами зданий мерцали в вечернем сиянии воды Арно, заходящее солнце одело в золотистые тона берег и красильные склады. Это золотое марево, мерцающая дымка над водой были обманом, прекрасной иллюзией, потому что Беллина знала – под искрящейся, манящей поверхностью скрывается мрак бездонной пучины. А что, если Бардо нет дома? Или, быть может, он не захочет ее видеть? Беллина тяжело сглотнула. Как много времени прошло с тех пор, как они вместе работали в мастерской Франческо… Скорбит ли он до сих пор по жене? Позволит ли нежданной гостье переступить порог или велит убираться восвояси?
Беллина дошла до реки. Опустила руку в карман, нащупала там маленькое украшение – шелковую кисточку из золотых нитей с серебряными бусинами, которую Бардо отдал ей не раздумывая, просто в подарок. Беллина так и носила ее с собой. Каждый раз, когда ее пальцы касались шелковистой, как ушко щенка, безделушки, она вспоминала о том, что однажды осмелилась возмечтать о чем-то большем, чем скромная жизнь служанки, и поверила в то, что ее достоинства не ограничиваются умением выполнять привычные обязанности. Беллина тогда поняла, что может быть достойной не только заработанных в поте лица наград, но и безвозмездных даров, прекрасных и ценных, которые дают просто так, не ожидая в ответ никаких жертв.
Она наконец подошла к двери дома Бардо, достала руку из кармана и сделала глубокий вдох. Собралась с духом, призвав на помощь всю свою храбрость, и распахнула дверь, над которой сразу залился звоном маленький латунный колокольчик.
Анна
Париж, Франция
1945 год
Это был тот самый перекресток в районе текстильных фабрик и магазинов, ошибиться Анна не могла – она проверила по карте тысячу раз. Но главной подсказкой был стрекот швейных машинок, доносившийся из переулка. Текстильные фабрики снова заработали в Париже, после того как долгие годы их витрины и двери были заколочены досками. Анна скользила взглядом по номерам на квадратных синих табличках, висевших на каждом здании: 32, 34, 36. Вот он.
Какое-то время девушка стояла за углом, глядя на вход в домишко, уютно устроившийся среди солидных магазинов и предприятий. Вывеска гласила, что здесь располагается обивочная мастерская и делают ремонт швейных машинок. Анна узнала тот же шрифт, что красовался на боку старого грузовичка, в кабине которого она проехала столько километров по дорогам Франции. При виде этих знакомых букв на заведении, где работал Коррадо, она почувствовала, как сердце пустилось вскачь. Сколько долгих часов они с Коррадо вместе провели в кабине? Сколько было разговоров по душам, когда она доверяла ему свои страхи и надежды, делилась самым сокровенным, тем, о чем никогда никому другому не рассказывала?
Анна медлила за углом, собираясь с духом. Гулко сглотнула от волнения. Может, Коррадо там больше нет? Что, если он уехал или его увезли? Анна общалась с ним меньше года, а прошло с тех пор уже полдесятка лет. За это время Коррадо мог жениться, обзавестись детьми. Анна прижала ладонь к губам, будто до сих пор ощущала на них его поцелуй. Пять лет минуло. Она стала совсем другим человеком. А Коррадо? Изменился ли он до неузнаваемости в сумятице войны?
Наконец, призвав на помощь всю свою храбрость, Анна зашагала к мастерским. Но подойдя ближе, она увидела проржавевшие металлические жалюзи на витрине потрепанного фасада. Обивочная и ремонтная мастерские давно пустовали. Железные ставни надежно защищали первый этаж от воров и солнечных лучей. Выше, там, где окна должны были приветливо сиять теплым желтоватым светом, громоздились баррикады из досок и мешков с песком. Здание было похоже на человека с помертвевшими глазами. Ветер гонял у входа скомканный газетный лист и подбросил его к ногам Анны.
«LE JOUR EST ARRIVÉ» – гласил заголовок. «ДЕНЬ НАСТАЛ».
«PARIS BRISE SES CHAÎNES». «ПАРИЖ СБРАСЫВАЕТ ОКОВЫ».
«Да, – подумала Анна. – Оковы сброшены».
Несколько мгновений она наблюдала, как лист выписывает круги, порхая над тротуаром. Потом дверь соседнего магазинчика открылась, и на пороге появился мужчина в белом фартуке с метлой в руках.
– Месье! – окликнула его Анна. – Простите, вы не знаете, где сейчас Коррадо? – Она махнула рукой в сторону проржавевших металлических ставней. – Я о молодом человеке, который здесь работал.
Хозяин магазина перестал подметать и, опершись на ручку метлы, смерил девушку взглядом с головы до ног.
– Тот итальянец, что ли? – Он пожал плечами. – Я слышал, он вернулся в Италию с семьей. Хорошо же это – возвращаться домой, да, мадемуазель?
Анна развернулась и побрела к главной улице, не замечая, как открываются кафе и бутики, как проснувшиеся парижане распахивают ставни и, вырядившись в лучшую одежду, выходят на улицы, залитые лучами утреннего солнца. По пути она думала об одном – представляла себе Коррадо в окружении его флорентийской родни. И надеялась, что он обрел счастье, решив продолжить дело предков, нашел себе место в жизни.
Потом Анна свернула на север, к своему дому, где ее ждали Марсель и Кики. Она обещала матери и брату устроить семейный обед.
«Да, –