Ооласа.
— Отходим! — что было мочи закричал Раэлен.
Его услышали. В окнах здания напротив наметилось движение, мимо него самого пробежало несколько солдат. Выглянув из окна, майор быстро прицелился, и, выдав короткую очередь, подстрелил вражеского офицера. Затем, укрывшись от ответного огня, достал оставшиеся дымовые шашки и, взведя их, выкинул на улицу. Все, пора отступать.
Ниарцы, взяв нахрапом первый, самый важный для них рубеж обороны, теперь не бежали, сломя голову, подставляя грудь под пули, а, перебегая от укрытия к укрытию, методично продвигались вперёд, углубляясь во вражеские позиции. Их потери снизились, потери республиканцев, наоборот, выросли. В морских пехотинцах проснулся азарт погони, они почувствовали себя кем-то вроде охотников, преследующих и отстреливающих бегущую по улице дичь. Мршаа, полковник и ещё несколько человек из числа ветеранов, прикрывая отступление срочников и резервистов, мобилизованных с началом боевых действий, цеплялись за каждый выступ, за каждый угол, но они не могли остановить наступление. Силы казались слишком неравными. На смену подбитому не площади танку пришел новый. Укрываясь за ним, противник продвигался вперед. В небо вновь взметнулся махолет, пилоты которого, чувствуя себя как в тире, посмеиваясь, отстреливали бегущих по улице солдат…
Их веселье закончилось внезапно. По обшивке машины словно застучал крупный град, кокпит изнутри окрасился красным. Ещё не сообразив, что случилось, пилот взглянул направо и увидел окровавленное тело стрелка-радиста. В следующую секунду стук донесся вновь, внутри кабины зазвучал зуммер тревоги, махолет вздрогнул и, развернувшись, завалился набок. За секунду до того, как врезаться в землю, пилот заметил, что у одного из домов на месте треугольной скатной крыши откуда ни возьмись, появился крупнокалиберный счетверенный зенитный пулемет.
В тот же момент сапёры дистанционно подорвали заряды, заложенные в фундаменте оставшихся позади отступавших республиканцев зданий. Подчиняясь точному инженерному расчету, они сложились, как карточные домики, погребя под грудой обломков солдат и танки противника, уже готовившихся развернуть фланговое наступление на другие позиции защитников Шат Наара. Вместо бегущих испуганных пехотинцев на улице и в окнах домов вдруг появились закованные в броню бойцы Республиканской Гвардии: бывшие легионеры, разведчики, диверсанты и просто хорошие солдаты, опытные, прошедшие через горнило многих сражений. Они стреляли быстро и метко: у зажатых в огненных мешок морпехов не было ни единого шанса. Перебив вырвавшихся далеко вперёд ниарцев, гвардейцы, не теряя ни секунды, двинулись в обратном направлении, увлекая за собой пехоту, только что бежавшую без оглядки, но теперь получившую подкрепление.
В этом и заключался план Мршаа. Не имея достаточно сил, чтобы удержать позиции и, тем более, прорвать вражеские в прямом бою, он решил применить старую, как мир, уловку с ложным отступлением, на которую в прошлом повелось бесчисленное множество полководцев — но до сих пор попадались все новые и новые. Самым сложным и опасным было увести противника за собой, ведь следовало дать ему почувствовать вкус победы, добытой с трудом, разжечь в нем азарт преследования, убедить в правдивости паники отступающих, при этом не погибнув. Хождение по лезвию бритвы. Но когда все сделано как надо, остается лишь захлопнуть ловушку. Проведя эту операцию, Раэлен уничтожил разом куда больше вражеских войск, чем мог извести каким бы то ни было иным способом — разве что оружием массового поражения.
Гвардейцы шли вперед, беспощадно добивая всех уцелевших ниарцев. Не давая времени танкам противника выбраться из-под завалов, они заскакивали на них сверху, открывали люки и швыряли внутрь гранаты. Добравшись до площади, республиканцы рассыпались по укрытиям, которых стало куда больше прежнего из-за обломков разрушившихся домов, и стали, прикрывая друг друга, короткими перебежками подбираться к противнику. Только когда расстояние от позиций морской пехоты стало совсем небольшим, они, предварительно забросав все гранатами, ринулись в атаку. Завязался жестокий рукопашный бой, в котором гвардейцы имели одно неоспоримое преимущество: доспехи. Мршаа, вытащив из-за спины хорошо сбалансированный, остро отточенный офицерский топорик, разил им морпехов направо и налево, прорубаясь вперед. Ножи противника бессильно царапали его кирасу, стараясь отыскать в доспехе уязвимые места, но не зря он долгое время обучался тонкостям рукопашного боя в полном боевом снаряжении. Постоянно уходя с линии удара, Раэлен подставлял лишь хорошо бронированные части тела, не оставляя ни малейшего шанса попасть холодным оружием в места сочленений деталей бронекостюма.
Это была даже не рукопашная драка, а какое-то кровавое побоище. Морпехи дрогнули и бросились бежать. Настала очередь солдат Ооласа стрелять в спины бегущим. Появилась возможность выбить врага из уже занятых кварталов, и хоть немного разжать кольцо, туго стянувшееся вокруг защитников города.
Сняв шлем, Раэлен присел на капот сгоревшей машины, чтобы отдышаться. Вокруг него бегали, суетились, закрепляясь на новых рубежах, пехотинцы в шинелях; подходили свежие силы, готовившиеся к зачистке домов на соседней улице, но его работа на этом участке фронта закончилась, и теперь можно немного передохнуть. Ствол автомата раскалился от стрельбы, доспех покрылся пылью и кровью убитых им морпехов. Мршаа вспомнил, как после первой рукопашной схватки, которую довелось пережить, его долго рвало съеденным завтраком, потом желудочным соком напополам с желчью, и ещё дольше просто тошнило…
Закинув автомат на плечо, к нему подошел полковник. Присев рядом, он протянул бывшему майору трофейный ниарский гар-гар.
— Бойня, — коротко бросил пехотинец.
Мршаа молча кивнул. В последние дни он часто думал о том, как эта война отличается от воспоминаний о той, давно прошедшей. Тогда было страшно, жутко страшно — это Раэлен хорошо запомнил. Сейчас страх притупился, и на его место пришло тошнотворное ощущение мерзости и бессмысленности происходящего. Ореол романтичности войны для него исчез ещё во время первого противостояния с Ниаром, а теперь исчезли и мысли, будто война может быть справедливой и благородной. Всё слишком запутанно. Вот, скажем, граф Тилли, чьи войска сейчас штурмуют Шат Наар — кто он? Герой, сражающийся за правое дело, за свободу стонущих под пятой оккупантов соотечественников, или хладнокровный убийца, приказавший расстреливать из артиллерии городские кварталы, в которых оставалось множество гражданских? Как относиться к принцу Теи Ривеллу — как к освободителю или агрессору? Насколько можно считать республику Оолас жертвой коварного нападения, если его причиной было желание вернуть то, что ниарцы считали своим по праву?
Можно ли вообще считать «своим» какой бы то ни было участок суши? Страны создаются и гибнут, народы поднимают голову и растворяются в вечности — а реки. Горы,