class="p1">Так вот начался день, обычный день Анны Соляк. Ну, может быть, не такой уж обычный. Анна — женщина расторопная, в школу, где она работает учительницей, ей опаздывать случается редко, да и сегодня все обошлось благополучно: она поймала такси и практически не опоздала. Обычно ее будит будильник, и она все успевает. А еще лучше, когда дома муж. Вечером, когда он возвращается со службы, за ним ухаживают Анна с Малгоськой. Зато утром, то ли для того, чтобы угодить жене и дочери, а может быть, и по корабельной привычке, пан капитан встает раньше всех, шлепает за молоком к входной двери, варит суп, чем бывает недовольна Малгоська, которая скачет от радости, если овсяные хлопья у отца пригорают и, как он любит говорить, вместо хлопьев овса получились хлопья сажи. А капитан, веселый, как щегол, бреется в ванной, напевая что-то себе под нос. Наконец, гладко выбритый, перед тем как выйти на прогулку с прыгающей вокруг него Кропкой, он устраивает побудку:
— Ну, бабье царство, подъем, подъем, пора вставать! Быстренько! Быстренько!
Вот как выглядят эти добрые, самые лучшие, самые счастливые дни… А когда Сташека нет дома, ритм для Анны устанавливают часы и ее обязанности. Вчера она засиделась над тетрадями, а потом нужно было заштопать девочке колготки, что-то выстирать, выгладить, поднять петлю в чулке. А если говорить честно, она ждала Сташека. Все приготовила: постельное белье сменила; кура, шампиньоны, рюмка виньяка. По радио все время только и говорят о шторме. Но если бы что-нибудь случилось, дали бы знать. Впрочем, Сташек сам часто говорит, что здесь плавать не страшно, ведь Балтика скорее озеро, чем настоящее море. Анна знает, что муж это говорит специально для нее, чтобы ее успокоить, но она благодарна ему и сама часто эти слова повторяет. «Ох уж обрадуется Сташек, когда узнает про усилитель, теперь-то Линецкий ему наверняка стереофонию сделает, только бы соседей не оглушить. Впрочем, у них тоже телевизор надрывается до полуночи, детки резвятся. Смешной этот Михал. «Нет, за Кропкой». Каждый день ждет Малгоську, провожает из школы, портфель ее носит. Вот и думай теперь что хочешь, бедная мама! Да к тому же еще и педагог. Пожалуй, и мне тоже пора перестать заниматься нищенством: «Дети, принесите по десять злотых на линейки, у всех они должны быть одинаковые; дети, мы должны собрать по нескольку злотых, потому что кто-то разбил стекло». Кто-то! Известно — кто: стекло разбил Розлуцкий, да и кто, кроме него, это может сделать, а дети его боятся и не скажут. Вот так: я собираю на стекло за Розлуцкого, актив мам из класса — для «дорогой пани учительницы на цветы», а родительский комитет еще на что-то. Этим Розлуцким я должна заняться, запущенный ребенок, отец у него, говорят, пьяница, а парнишка ходит без присмотра. Нужно со Сташеком поговорить, с какой стороны мне подойти к этому сорванцу. Знаю, он мне скажет: «Подумаешь, твой Розлуцкий, у меня еще и не такие были, а я их в люди вывел». Хвастунишка. Да, вот что! Я с Малгоськой договорилась на три часа, а ведь в пять у меня консультация в Высшей педагогической школе. Сомневаюсь, что мне удастся со всем этим справиться. А все он: «Запишись, Аня, защити магистерскую диссертацию, теперь без диссертации трудно». Правда, он будто в воду глядел: сейчас, после школьной реформы, мне все равно пришлось бы учиться. Еще год остался. Сташек мне поможет, да и рядом с Данкой я себя увереннее чувствую; нужно постараться, чтобы успеть к пяти. Только бы мне успеть, пока Сташек не вернется, а то снова будет злиться. Такой же, как все мужики! Сам меня уговаривал идти учиться, а теперь: «Где ты так долго ходишь? Человек домой придет замерзший, грязный, по морям скитался, а тут, пожалуйста, жены нет, везде беспорядок, есть нечего». Сегодня уж он наверняка будет дома: вчера была ровно неделя, как они вышли в море. Звонок. Где тетради? Волосы надо подобрать, одернуть блузку. Смотрите-ка, коллега Калина снова в новом платье. Откуда только у этой гусыни деньги берутся? Но надо сказать, что платьице ничего себе, только сидит на ней, как на чучеле огородном. Я должна все же как-нибудь затащить Сташека в комиссионный магазин. Что же делать с этим Розлуцким, придется снова ему двойку ставить, а ведь он уже в восьмом классе…»
В середине урока дверь класса приоткрылась, заглянула секретарша и вызвала Анну к директору.
— Что-нибудь случилось, пани Леля? — спросила Анна, шагая рядом с вей по школьному коридору.
— Там какой-то моряк пришел, а потом пан директор велел мне сходить за вами. Командор или капитан, я в этом не разбираюсь. Но такой симпатичный, блондин и очень вежливый.
Это был капитан Сова, заместитель командира дивизиона по политической части, того дивизиона, в котором служил ее муж. Директор нервно снимал и надевал очки, капитан стоял бледный, с красными от недосыпания глазами и пытался улыбнуться. У Анны подогнулись ноги.
— Что с мужем?!
У нее закружилась голова. Капитан подскочил к Анне и, поддерживая ее под руку, осторожно усадил в кресло.
— Пожалуйста, успокойтесь, пани Аня. Все уже хорошо. Я именно поэтому и приехал.
— Что случилось, пан капитан?
— Они попали в шторм, на корабле произошла авария. Но, к счастью, удалось добраться до берега, все живы. Правда, кое-кого немножко поцарапало.
— Что со Сташеком?
— Он ранен, пани Аня.
— О боже!
— Ваш муж лежит в больнице, в Уйсьце.
— Что с ним?
— У него сломана рука, он сейчас в шоковом состоянии. Я только что разговаривал с врачом. Уже все хорошо. Сташеку ничего не угрожает, честное слово.
Анна громко заплакала, жалобно и как-то беспомощно. В этом плаче была радость от того, что муж жив, и жалость, — ведь он был ранен и страдал, и к тому же ему совсем недавно грозила такая опасность.
— Коллега Соляк, может, вам дать воды?
У директора тряслись руки. Анна выпила несколько глотков мутной, теплой жидкости и немного успокоилась.
— Простите, пан директор.
— О чем вы говорите!
— Пан капитан, мы могли бы к нему поехать?
— Именно поэтому я здесь. Внизу нас ждет машина, а товарищ директор…
— Конечно, коллега, конечно. Вас кто-нибудь заменит, а в случае чего я сам возьму ваши уроки.
Уже в машине, по дороге в больницу, Анна услышала от капитана подробности: когда это случилось, кто из команды, кроме ее мужа, еще пострадал. Пытаясь объяснить Анне, почему ее раньше не предупредили о происшедшем, капитан Сова рассказывал:
— Мы узнали о затруднительном положении «Моруса» еще