Ни пристроек, ни служб вокруг не было. Здание представлялось необитаемым. И если бы не привлекший внимание огонек, пожалуй, можно было думать, что дом покинут.
Мальчики придвинулись к Сидоренку. Тот приложил палец к губам и сделал знак:
— Тс…
Затем он осторожно обошел вокруг домика, подобрался к окну, из которого падал свет, и пригнувшись, поглядел внутрь.
Неожиданно, близко, над самым ухом Миколы, раздался резкий гортанный крик. Мальчики испуганно обернулись. Но сзади никого не оказалось. Сидоренко быстро выхватил «кольт» и приготовился к обороне.
Крик повторился. На этот раз ясно было: кто-то гневно выкрикивает на незнакомом языке.
Сидоренко тихо сказал:
— Здесь живут индейцы — сборщики каучука. Их, должно быть, двое. Один там сидит, в домике, и коптит сок, а другой, видно, возвращался, увидел незнакомых и кричит что-то по-своему. Привычные они. Ночью, как кошки видят. Стоит, наверное, где-нибудь за деревом и орет. Хорошо, если без оружия, а то как бы со страху беды не наделал…
И, повернувшись к мрачной гуще подступившего леса, Сидоренко заорал:
— Свой, камрад, камрад…
Гортанный крик повторился.
— Стой, скажу-ка я по-английски… Здесь многие говорят по-английски. — Он принялся выкрикивать непонятные товарищам слова. Но индеец не показывался. Крики его становились все более гневными. Антошка вдруг завопил:
— Чего не понимаешь? Русские мы, советские — вот кто мы!..
И едва он это сказал, как от стволов отделилась высокая, стройная фигура, и перед друзьями вырос полуодетый человек, внимательно вглядывавшийся в их лица.
— Русь? Ррррусь? Савет? Ох, савет… — говорил он, и в голосе его не было больше гневных ноток.
При свете, падавшем из окна хижины, его резко очерченное и в то же время полное мягкой мечтательности лицо выражало радостное удивление. Он не переставал повторять:
— Ох, ррруссс, савет, ох…
При этом он подводил то одного, то другого путешественника к окну, ставил под свет, гладил лицо, руки, одежду и повторял:
— Савет!.. савет…
Потом, подняв руку, он торжественно произнес несколько слов. Друзья ничего не поняли, только последнее слово удалось уловить:
— Ле-нин… Ленин…
Тогда они потянулись к нему и начали наперерыв пожимать его сухую мозолистую руку.
Вместо «здравствуйте», все говорили:
— Ленин! Ленин!
И индеец утвердительно и важно кивал головой, вежливо повторяя:
— Ленин! Ох, Ленин!
Затем торжественным жестом он пригласил всех в хижину. Здесь не было никакой мебели. Единственный заменявший стул ящик занят был вторым сборщиком каучука, тоже индейцем. Когда друзья вошли, он вскочил и что-то быстро заговорил, вопросительно поглядывая на своего товарища. Тот ему ответил на своем языке, но друзья расслышали знакомые слова:
— Ррррус, савет… Ленин…
Тогда и второй начал жать им руки, кланяться и приглашать остаться. При этом он прикладывал руку к сердцу, затем подводил глаза кверху, показывая двумя пальцами на потолок, широким жестом обводил гостей и затем показывал на пол.
Сидоренко подошел к нему, похлопал по плечу и сказал:
— Ладно! Ладно! Остаемся.
Индеец показал на угол и еще раз произнес:
— Савет… Ленин!
В углу висела запыленная старая фотография Ильича, повидимому, вырезанная из американской газеты.
Хозяева предложили сваренный в кошелке кофе. Поужинав, все завалились спать на пальмовые листья.
Несмотря на то, что ни хозяева, ни гости не знали общего языка, они быстро научились понимать друг друга. С помощью жестов путешественники объяснили утром, как они попали в Бразилию. Правда, никто не знал, поняли ли индейцы рассказ Сидоренка, дополненный объяснениями Миколы, но как бы там ни было, все остались довольны.
Завтрак составляли кофе и лепешки с кокосовыми орехами. После завтрака, вместо того, чтобы итти к городу, друзья решили сходить с индейцами «их дорогой», — так называют в Бразилии путь, лежащий в лесу между каучуковыми деревьями.
Индейцы взяли свои острые топорики и взвалили на спины мешки с жестяными чашками. Первое дерево оказалось единственным каучуковым деревом среди множества пальм, огромных, невиданных до того перистых растений: все это перепутано было всевозможными воздушными и ползучими растениями.
Когда путешественники проходили под огромным деревом, вершина которого терялась где-то над аркадой зелени, индеец вдруг схватил зазевавшегося Антошку и потянул в сторону. Как-раз на то место, где только-что стоял Антошка, шлепнулся тяжелый, твердый орех. Он был величиной с голову ребенка. От падения кожа его лопнула. Внутри оказалось около двадцати вкусных трехгранных орехов, каждый величиной с среднее яблоко.
Несмотря на кажущуюся непроходимость первобытного бразильского леса, индейцы шли вперед уверенно, сразу находя нужное им каучуковое дерево в массе разнообразных стволов. Точно от дерева к дереву в этой непролазной глуши шла проложенная человеком тропинка.
Ствол каучукового дерева — толщиной с туловище человека. Он покрыт гладкой беловато-серой корой. На высоте двух сажен от земли ствол этот блестит, как серебро. Внизу ствол покрыт рубцами, наростами, а у самой земли цвет его переходит в черный. Кое-где кора покрыта полосами желтого цвета. Микола надрезал ножиком эту полосу и хотел отодрать кусочек «клея», как делал он дома с вишневыми деревьями. Но это оказалось далеко нелегким делом: сок потянулся за ним, вытянулся длинной ниткой почти на сажень от дерева и, наконец, оторвался.
Индейцы производили топориком глубокие надрезы на коре, стараясь не задеть ствола.Тотчас после удара начинал капать из раны белый, похожий на густое молоко, сок. Сборщики прикрепляли к стволам под надрезом чашки и уходили к следующему дереву. На некоторых деревьях, стволы которых были толще других, индейцы делали по несколько надрезов и к каждому прикрепляли чашку.
Так путешественники прошли по лесу много километров, наблюдая за работой индейцев. Те, видимо, были довольны вниманием. Уже высоко поднялось солнце, когда индейцы закончили свой обход. Теперь они начинали его сначала, чтобы собрать чашки. Микола и Антошка пошли с ними, чтобы помочь, а Нездыймишапка и Сидоренко возвратились в хижину и прилегли на пальмовые листья.
Возвратившись, индейцы не стали отдыхать. По их жестам друзья поняли, что медлить нельзя, ибо может испортиться каучуковый сок. Индейцы слили из всех чашек сок в большую миску, развели возле хижины костер из ореховой скорлупы. Антошка думал, что они поставят миску с каучуком на костер и станут варить, но они этого не сделали. Старший индеец достал длинную деревянную лопатку и опустил ее в миску с соком. Потом мокрую лопатку, с которой свешивались нити каучука, он стал поворачивать над костром в дыму. От копоти каучук стал сгущаться, желтеть. Скоро на конце лопатки образовался кусок каучука, напоминающий окорок. Тогда другой индеец сделал на куске надрез, снял его и отнес в сени, где в углу прикрытые пальмовыми листьями лежали десятки подобных кусков. В это время старший индеец снова опустил лопатку в миску и повторил маневр. Так они работали, пока в миске ничего не осталось.
Было уже темно, когда индейцы, наконец, покончили со своей работой. Наши путешественники не напрасно ждали. Индейцы дали им понять, что довезут их до города.
Скоро двинулись по невидимой в темноте, но хорошо знакомой индейцам тропинке и очутились на берегу реки, на каких-то досках, отдаленно напоминавших маленькую пристань. Здесь была привязана большая лодка. Все разместились, один из индейцев поставил парус, другой стал на руль.
Стоявший у паруса индеец извлек из-под сидения несколько гамаков и указал друзьям, как их прикрепить к мачте и штокам.
Течение несло лодку к цели медленно, но верно. Спешить было некуда, в гамаках было прохладно. Приятно покачивало, от ночной воды тянуло густым запахом прибрежных трав.
Вдруг заревел пароход, и из-за поворота реки показался огонь, потом другой. Разноцветные огни поплыли над водой.
Один из индейцев торопливо сел на весла. Рулевой усиленно заработал своим направляющим веслом. И сделал это как-раз во-время: лодка еле успела увернуться от парохода.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ОПЯТЬ В ВОЗДУХЕ. АЭРОПЛАН НА ЛОДКАХ
Утром, с видом скучающих бездельников, бродили наши приятели по улицам города. У Сидоренка были английские доллары, и здесь их охотно принимали. Базар был завален грудами ананасов, кокосовых орехов, апельсинов, черного табаку, лепешек, цветов. Разносчики предлагали купить обезьян, попугаев. Ястребы сидели на каждой крыше, на каждом шесте. Никто их не преследовал, и они вполне доверяли человеку. Ястреб здесь исполняет работу чистильщика улиц. Не успеет упасть что-нибудь с лотка, как сверху падает ястреб, и кусок исчезает.