ночка вышла замуж, у каждого двое детей. Они живут в старом доме, а я с женой
переселился в маленькую деревушку южной Чехии, за городом Индрихов Градец. Край
прекрасный, сейчас зима сибирская, дом простой, люди хорошие, жизнь не очень
сложная.
Видишь, Ленька, я жив. Но мое пожизненное дело погибло. На чью пользу? Не
знаю. Просто кто-то где-то судил и забыл. И почти два самые плодотворные и ак-
тивные десятилетия пошли к черту. Если это касалось бы только одной, случайно
моей личной судьбы, ничего. Так в жизни бывает. Но это касается целых поколений
прекрасных, плодотворных людей.
Сейчас читаем в газетах и видим на экранах громкую самокритику и здоровые
требования. Но кажется, что в ежедневной жизни у нас все это никого не касается.
Ленька, если ты в Мозамбике на долгосрочной командировке, то ты, наверно,
ездишь в отпуск в Москву и в Иркутск. Посмотри на карту! Было бы очень сложно
остановиться на денек, на два, у старого друга на юге чешской земли? Ты обрадовал
бы меня бесконечно.
А если ты получишь это письмо, напиши хотя бы открытку. Я хочу знать, все
ли письма с твоим адресом исчезают или только некоторые. Обнимаю тебя, Юра 17 .
Ах, как я их обоих теперь понимал: это не было моим умыслом, но так
получалось, что во время африканских поездок мне теперь приходилось ока-
зываться в местах, по которым когда-то путешествовали Ганзелка и Зик-
мунд. И хотя то, о чем я собираюсь сейчас рассказать, бесконечно далеко от
событий 1968 года, но все же имеет отношение к моим чешским друзьям, и
мне остается просить о терпении.
В селении Марангу (север Танзании) начинают восхождение к снегам
Килиманджаро. Со мной шли три советских учителя местной школы. Черно-
кожий проводник по имени Саймон выбрал носильщиков из юношей, дре-
мавших в тени хижины, они подхватили на голову поклажу, и мы двинулись
по тропе в глубь влажного экваториального леса. Тропа была местами забо-
лочена, мы прыгали по торчащим из воды узловатым корневищам.
И пока шли альпийскими лугами к приюту Хоромбо, и на второй день,
когда зарослями колючего кустарника поднялись к приюту Кибо, где уже
падал мелкий снег, я думал о предстоящем восхождении к кратеру, где наде-
ялся увидеть в снегах воспетые Хемингуэем кости леопарда. Хемингуэй сам
на вершине не бывал (он охотился со стороны Кении на склонах), но слышал
легенду. А Ганзелка и Зикмунд, судя по их книгам, держали замерзшие кости
в руках. Леопард на Килиманджаро давно будоражил мое воображение.
…В приюте Кибо (Кибо-хут) в час ночи мы на ногах. Носильщики в лаге-
ре спали, а мы вчетвером вслед за Саймоном идем в темноте, при свете звезд,
лавовым полем, между валунами, карабкаемся по каменистым кручам. На
высоте пять тысяч метров под ногами захрустел снег. Внизу под нами висят
кучевые облака, словно мы вывалились из самолета.
Ночное небо светлеет, проступают зазубрины скал.
Скоро мои ноги передвигаются не усилиями мышц, уже отвердевших,
почти деревянных, а только чувством вины перед спутниками, которые мо-
ложе и подготовленней, чем я. Нечем дышать, силы совсем покидают меня,
каждые два-три шага останавливаюсь перевести дыхание, и только мысль о
леопарде кое-как удерживает от возвращения в лагерь. Сажусь в снег со-
браться с силами и восстанавливаю в памяти историю.
Замерзшую тушу обнаружили немецкий миссионер К.Реиш и провод-
ник Офера 19 июля 1927 года. По их словам, они переложили леопарда на
край катера, укрепили с ним рядом флаг миссии и, возвращаясь, в доказа-
тельство находки отрезали леопардово ухо. Два месяца спустя оба снова
поднялись на вершину, попытались отрезать голову леопарда, сделать му-
зейное чучело, но голова размякла, затея потеряла смысл. Статья К.Реиша о
восхождении в «Танганьика таймс» от 10 февраля 1928 года попалась на гла-
за Э.Хемингуэю и разбудила писательское воображение.
На вершине Саймон сказал:
– Мой отец видел леопарда, труп лежал вон там, на краю кратера. Но
дожди, ветры, снега все унесли. Стерлась даже надпись на камне.
– Но какие-то следы остались?
– Ничего!
Ни замерзшей туши, ни костей, сколько мы ни искали, в кратере не
нашли.
Было обидно, подняться в ослепительные снега, и зря. Меня охватило
отчаяние, потом утешительное сомнение: а были ли кости? Не мираж ли это
утомленных восхождением людей, когда-то услышавших о чудесном чужом
видении. Ну, зачем, скажите, хищнику, даже самому безумному, тащиться в
ледяной безжизненный мир? Что он там потерял?
– Саймон, – спросил я, – что здесь искал леопард?
Саймон снял солнцезащитные очки и высказал красивое, но абсолютно
ненаучное предположение, от кого-то услышанное или вычитанное:
– А почему мы думаем, что только человека могут манить вершины?
Единственное, что склоняло верить в реальность зверя-альпиниста,
были три тома «Африки грез и действительности». Ганзелка и Зикмунд пи-
сатели, но не беллетристы, придумывать не станут.
Письмо в Мапуту (29 августа 1987 г.)
…Спасибо за радость над твоим письмом. Я прочел его несколько раз и должен
сказать, что очень тебе сочувствую. Хорошо знаю, что это такое жить годами
один. Бесконечные заботы, как самые близкие живут на другом конце земного шара,
скучаешь, грустишь, и только работа улегчает эту не очень хорошую судьбу. <…>
Сегодня нужно – вовремя – ответить на твой вопрос, касающийся леопарда на
Килиманджаро. Дело сложилось так, что мы не оба его видели. Во время последнего
этапа перед пиком Мирек очень скучал, не смог идти дальше без отдыха. Пал на зем-
лю и часика два проспал. В то время я с подружкой Хеленой, которая показана тоже
на снимках в книге, ждали Мирека наверху – и мерзли. Ты знаешь, что два часа на пи-
ке, в морозе на сильном ветру, это очень долгое время. Наконец-то мы Мирека разбу-
дили камнями, он выступил сравнительно свежий на пик, мы вместе сделали снимки
с флагом, записались в коробку победителей Килиманджаро (ты ее нашел под кам-
нями?), а мы вернулись на Кибо Хут. Мирек с другой подружкой (между прочим, она
уже раз поднималась – первая женщина в мире – на вершину Килиманджаро. Тогда ей
было 16 лет). Рут Лани, дочка чешского миссионера и сельскохозяйственного специа-
листа, который очень помог народу под Килиманджаро. Мирек с Рут спустились в
кратер Килиманджаро, а там, в близости ледяных сталагмитов и сталактитов,
они нашли скелет леопарда. Мирек взял с собою нижнюю челюсть, которая до сих
пор висит на стене у Мирека в Готвальдове.
И осталось только подкрепить надежду, что мы скоро встретимся у нас. Мой
адрес – в заголовке письма… Весной было бы очень удобное время. Май и июнь быва-
ют чудесные именно здесь у нас. Машиной из Праги в Седло 148 километров. Чепуха!
Если у тебя машины не будет, есть несколько автобусов в сутки, в полном комфор-
те ты доедешь до Индрихова Градца за каких-то три часа. Там буду тебя ждать.
Поспеши, Ленька, уже давно пора встречаться! Обнимаю тебя – и жду с радостью!
Твой Юра 18.
Забегу вперед.
Мы встретимся в начале 1990 года в деревне Седло под Индриховым
Градцем. В деревне простые каменные дома, старинный водопровод, стук
топоров и визг пилы; эти звуки радуют, означая, что люди будут с дровами;
вечером в домах топятся каменные печи, баньки, камины, плывут дурманя-
щие запахи навоза – жизнь продолжается.
Сидим с Иржи в старых креслах, им перетянутых, у сложенного им ка-
мина со стеллажами книг по обе стороны. Подкидываем в камин березовые
поленья, наколотые с утра. Юлианка торопит к столу, нас ждет бутылка
красного вина, шпекачки со сладковатой горчицей, печеночный паштет, кар-
тофельные кнедлики, а нам не хочется уходить от разговора, от пляшущего в
камине огня. Иржи болен, не очень хорошо ходит; нервные встряски после
1968 года дают о себе знать. Но голова работает прекрасно. После полуночи
я вспоминаю о бедном звере, замерзшем в снегах Африки, и допытываюсь, не