— Так доведите доброе дело до конца! — взмолилась Коломба. — Спасите меня.
— У меня есть только одно средство помочь вам… — как бы в раздумье произнесла герцогиня.
— Какое?
— Но вы испугаетесь и откажетесь следовать моему совету.
— О, если дело только в мужестве, говорите!
— Садитесь и слушайте, — сказала герцогиня, ласково усаживая Коломбу на складной стульчик возле своего кресла и обвивая рукой ее стан. — Но смотрите не струсьте при первых же словах.
— Значит, вы собираетесь мне сказать что-то очень страшное? — спросила Коломба.
— Видите ли, дорогая моя девочка, вы безупречно добродетельны и чисты, а мы живем в такое время и в таком обществе, где эта очаровательная невинность опасна, ибо она лишает вас сил перед лицом врагов, которых можно победить только их же оружием. Итак, сделайте над собой усилие, спуститесь с заоблачных высей, смело посмотрите в лицо действительности. Вы сказали, что охотно пожертвовали бы ради Асканио своим добрым именем. Так много я от вас не потребую. Достаточно, если вы пожертвуете хотя бы для виду своей верностью любимому. Вам ли, одинокой и беззащитной, бороться с судьбой! Вам ли, дочери дворянина, выходить замуж за ученика золотых дел мастера!.. Да это же безумие! Примите лучше дружеский совет: не противьтесь браку с графом д’Орбеком, отдайте ему свою руку, оставаясь в душе целомудренной невестой или верной супругой своего Асканио. Вы нужны графу исключительно для осуществления его честолюбивых замыслов. А став графиней д’Орбек, вы легко разрушите все эти бесчестные намерения. Вам достаточно будет во всеуслышание заявить о них. Тогда как теперь… Ну скажите: кто поддержит вас теперь? Даже я не осмелюсь помочь вам в борьбе против законных прав отца. Если бы речь шла только о том, чтобы расстроить планы вашего будущего мужа, вы нашли бы во мне самую деятельную помощницу. Обдумайте все хорошенько. Покоритесь, дитя мое, чтобы стать хозяйкой своей судьбы; сделайте вид, будто жертвуете свободой, чтобы стать независимой. И тогда вас постоянно будет поддерживать мысль, что Асканио — ваш единственный законный супруг, что союз со всяким другим человеком — кощунство, и вы будете поступать так, как подсказывает сердце. Совесть никогда не упрекнет вас, а свет, перед которым будут соблюдены приличия, вас оправдает.
— Госпожа герцогиня! — прошептала Коломба, вскакивая со стула, несмотря на попытку герцогини удержать ее силой. — Не знаю, так ли я поняла вас, но мне кажется, вы советуете мне совершить низкий поступок.
— Что такое? — воскликнула герцогиня.
— Я говорю, сударыня, что добродетель не нуждается в уловках и что мне стыдно за вас. Я понимаю, вы ненавидите меня и прикрываетесь личиной дружбы, чтобы легче заманить меня в западню. Вы хотите обесчестить меня в глазах Асканио. Ведь вы прекрасно знаете, что Асканио не может любить женщину, которую презирает! Разве не так, герцогиня?
— А хоть бы и так! — не в силах более сдерживаться, крикнула г-жа д’Этамп. — В конце концов, я устала от всей этой комедии. Ты говоришь, что не желаешь попасть в западню? Прекрасно! Я столкну тебя в пропасть! Хочешь ты этого или нет, а за графа ты выйдешь!
— Значит, я стану жертвой насилия, и это послужит мне оправданием. И уступив силе — если только я уступлю ей, — я не оскверню своей любви.
— Ты что же, вздумала бороться?
— Всеми средствами, которые найдутся у беспомощной девушки! Знайте, я никогда не дам согласия на этот брак! Вы насильно вложите мою руку в руку этого человека, а я скажу «нет»! Вы подведете меня к алтарю — я и тогда скажу «нет»! Заставите меня преклонить колено, но и стоя на коленях перед лицом священника, я тоже отвечу «нет»!
— Что ж из того! Если свадьба состоится, Асканио поверит, что ты согласилась стать женой д’Орбека.
— Я надеюсь, что свадьба не состоится.
— Кто же, интересно, избавит тебя от нее?
— Господь в небесах и один человек на земле.
— Человек этот в тюрьме!
— Нет, герцогиня, он свободен.
— Кто же он?
— Бенвенуто Челлини!
Услышав имя ваятеля, которого она считала своим смертельным врагом, герцогиня заскрежетала зубами от злости и уже открыла рот, чтобы присовокупить к этому имени какое-нибудь страшное проклятье, но тут приподнялась портьера, и паж объявил о приезде короля.
Герцогиня с улыбкой поспешила навстречу Франциску I и увлекла его в соседнюю комнату, сделав слугам знак, чтобы они следили за Коломбой.
XI
БЕНВЕНУТО В ТРЕВОГЕ
Около часа спустя после ареста Асканио и похищения Коломбы Бенвенуто не спеша ехал верхом по набережной Августинцев. Он только что расстался с королем и придворными, которых всю дорогу забавлял потешными историями, а на них он был великий мастер, искусно примешивая к вымыслу собственные приключения. Но теперь, оставшись один, он всецело погрузился в свои думы. Веселый рассказчик превратился в мечтателя. Поводья выпали из ослабевшей руки, на склоненном челе появилась печать глубокого раздумья. Челлини размышлял об отливке Юпитера, от которой зависела теперь не только его слава ваятеля, но и судьба дорогого ему Асканио. Казалось, что расплавленная бронза, прежде чем вылиться в форму, уже кипела в его воспаленном мозгу. Однако внешне он был спокоен.
У ворот своего дома Бенвенуто остановился, удивленный тем, что не слышит обычного стука молотков. Чернел мрачной, безмолвной громадой замок, будто в нем не было ни одной живой души. Ваятель дважды постучал в ворота — никакого ответа; лишь после третьего удара ему открыла Скоццоне.
— Учитель, наконец-то! Ну что бы вам приехать часика на два раньше!
— Что случилось? — спросил Бенвенуто.
— Приходили граф д’Орбек, герцогиня д’Этамп и прево.
— Ну и что же?
— Был обыск.
— Дальше!
— В голове Марса нашли Коломбу.
— Не может быть!
— Герцогиня увезла Коломбу к себе, а прево отправил Асканио в Шатле.
— Нас предали! — вскричал Бенвенуто, топнув ногой.
Мгновенно в нем вспыхнула жажда мести. Он оставил лошадь у ворот, а сам бросился в мастерскую.
— Все ко мне! — закричал он, вбегая туда.
Секунду спустя его обступили подмастерья.
Челлини всех подверг строжайшему допросу; однако никто не знал не только убежища Коломбы, но и того, каким образом врагу удалось его обнаружить. Все, даже Паголо, которого Челлини подозревал больше других, целиком оправдали себя в его глазах. Стоит ли говорить, что на честного немца не пало и тени подозрения, а Симона-Левши оно едва коснулось.
Не видя толку в дальнейшем допросе и поняв, что мстить некому, Бенвенуто с присущей ему стремительностью принял решение. Прежде всего он проверил, в порядке ли его шпага и остер ли кинжал, и велел подмастерьям оставаться на местах, чтобы в случае необходимости их легко было найти. Потом он поспешно вышел из мастерской и выбежал на улицу.