Не видя толку в дальнейшем допросе и поняв, что мстить некому, Бенвенуто с присущей ему стремительностью принял решение. Прежде всего он проверил, в порядке ли его шпага и остер ли кинжал, и велел подмастерьям оставаться на местах, чтобы в случае необходимости их легко было найти. Потом он поспешно вышел из мастерской и выбежал на улицу.
Лицо, походка, жесты Бенвенуто — все свидетельствовало о сильнейшем волнении. В его мозгу мелькали тысячи планов, тысячи сомнений. Асканио увезен именно теперь, когда для отливки Юпитера дорог каждый подмастерье, а особенно он, самый способный из всех. Похищена Коломба, и кто знает, не утратит ли она мужество, оказавшись в стане врагов… Ясная, тихая вера Коломбы, служившая ей лучшей защитой от дурных мыслей и всего порочного, могла покинуть девушку перед лицом стольких опасностей и козней.
Внезапно Бенвенуто припомнился один разговор с Асканио. Он предупредил ученика о возможной мести со стороны коварной герцогини. Но Асканио с улыбкой возразил ему: «Госпожа д’Этамп не посмеет причинить мне зла, потому что я могу погубить ее одним словом». На просьбу Челлини объяснить смысл этих слов Асканио заявил: «Открыть вам сейчас тайну, учитель, — значит, стать предателем. Подождем того дня, когда она станет для меня единственной защитой». Бенвенуто понял, что учеником руководит благородное побуждение, и не стал настаивать. Значит, сейчас прежде всего необходимо увидеть Асканио.
У Бенвенуто Челлини слово никогда не расходилось с делом. Не успел он подумать о свидании с учеником, как уже стучался в ворота Шатле. На стук приоткрылось маленькое оконце, и тюремный служитель спросил Бенвенуто, кто он такой. За служителем в полумраке стоял еще какой-то человек.
— Я Бенвенуто Челлини.
— Что вам здесь нужно?
— Видеть арестанта, содержащегося в этой тюрьме.
— Имя этого человека?
— Асканио.
— Асканио находится в одиночном заключении и не имеет права на свидание.
— Но почему?
— Его обвиняют в преступлении, караемом смертной казнью.
— Тем более я должен его видеть! — вскричал Бенвенуто.
— Странно вы рассуждаете, сеньор Челлини, — насмешливо произнес человек, скрывавшийся в тени. — В Шатле так рассуждать не принято.
— Кто это насмехается над моими словами? Кто смеет издеваться над моей просьбой? — вспылил Бенвенуто.
— Я, — отвечал тот же голос. — Я, Робер д’Эстурвиль, парижский прево. Каждому свой черед, сеньор Челлини. В каждой игре бывают проигрыши и реванши. Первую партию выиграли вы, вторую — я. Вы незаконно отняли у меня замок, я законно арестовал вашего ученика. Вы не пожелали вернуть мне замок и потому будьте покойны: я не верну вам Асканио. Но ведь вы, господин Челлини, так предприимчивы и отважны, у вас целая армия преданных друзей! Смелей же, храбрый победитель крепостей! Смелей, ловкий стенолаз! Смелей, вышибатель дверей! Вперед на Шатле! Желаю успеха!
И окошко захлопнулось.
Бенвенуто взревел от ярости и бросился на массивные ворота; но сколько он в них ни ломился, бешено работая кулаками и ногами, ворота не поддались.
— Смелей, смелей же, приятель! Так их! Лупи хорошенько! — кричал стоявший за воротами прево. — Но предупреждаю: вы ничего не добьетесь, только шуму наделаете. Ну, а если уж слишком расшумитесь, вас схватят дозорные. Это вам не Нельский замок. Шатле — собственность Франциска Первого. И мы еще посмотрим, кто здесь сильней — вы или его величество французский король!
Бенвенуто огляделся и увидел лежавшую на набережной каменную тумбу, которую вряд ли могли поднять даже двое. Он не раздумывая, подбежал к ней и взвалил к себе на плечо, словно это был обыкновенный булыжник. Но, сделав несколько шагов, художник понял, что, проломив ворота, он окажется лицом к лицу с тюремной стражей, которая схватит его и засадит в тюрьму. Кто же тогда освободит Асканио? И Бенвенуто так бросил тумбу, что она на несколько дюймов ушла в землю.
Очевидно, прево наблюдал эту сцену через глазок в двери, ибо до слуха Бенвенуто донесся новый взрыв смеха. Убегая от соблазна размозжить себе голову о проклятые ворота, Бенвенуто опрометью бросился прочь от тюрьмы.
Он направился прямо ко дворцу Этамп.
Не все еще потеряно, если удастся повидать Коломбу. Ведь в пылу любовных излияний Асканио мог доверить невесте тайну, которую не решился открыть учителю.
Сначала все было хорошо: ворота дворца оказались открытыми. Бенвенуто пересек двор и вошел в переднюю, где стоял огромного роста слуга в расшитом золотом мундире — настоящий великан, четырех футов в плечах и шести футов ростом.
— Кто вы такой? — спросил он Челлини, смерив его взглядом с ног до головы.
При других обстоятельствах Бенвенуто ответил бы на этот оскорбительный взгляд какой-нибудь дерзкой выходкой, но речь шла о свидании с Коломбой, речь шла о спасении Асканио, и он сдержался.
— Я Бенвенуто Челлини, флорентийский мастер, — ответил он.
— Что вам угодно?
— Видеть мадмуазель Коломбу.
— Мадмуазель Коломбу видеть нельзя.
— Почему?
— Потому что ее отец, мессир д’Эстурвиль, парижский прево, поручил дочь попечению герцогини д’Этамп и просил строго присматривать за ней.
— Но ведь я ее друг.
— Тем более; этим вы внушаете еще больше подозрений.
— А я говорю, мне необходимо ее видеть! — воскликнул Бенвенуто, начинавший горячиться.
— А я говорю, что вы ее не увидите.
— Нельзя ли, по крайней мере, видеть герцогиню?
— Нельзя.
— Но ведь она моя заказчица!
— Она никого не принимает.
— Значит, меня попросту не велено пускать?
— Вот именно, в самую точку попали.
— А знаешь ли ты, что я за человек? — вскричал Челлини, разражаясь жутким смехом, который всегда предшествовал у него приступу ярости. — Знаешь ли ты, что я вхожу именно туда, куда меня не пускают?
— Как же это? Сделайте милость, расскажите.
— Ну, если, например, у дверей стоит такой олух, как ты…
— Так, так! — подзадоривал слуга.
— … я опрокидываю олуха и вышибаю дверь, — закончил Бенвенуто, тут же приступая к делу: сильным ударом кулака он отбросил незадачливого лакея и ногой толкнул дверь.
— Караул! — завопил слуга.
Но он мог и не кричать: едва Бенвенуто вышел из передней, как оказался лицом к лицу с полдюжиной лакеев, которые будто нарочно поджидали его.
Золотых дел мастер тотчас догадался, что герцогиня узнала о его возвращении и приняла все меры предосторожности.
При других обстоятельствах Бенвенуто, имевший при себе шпагу и кинжал, набросился бы на всю эту челядь и расправился с нею, но поступить так во дворце королевской фаворитки было небезопасно и могло повлечь за собой ужасные последствия. И вот вторично, против своего обыкновения, Бенвенуто подавил гнев, вложил в ножны уже обнаженную шпагу и повернул обратно, останавливаясь на каждом шагу, как лев, отступающий после битвы. Он медленно вышел из вестибюля, пересек двор и, очутившись на улице, направился в Лувр, уверенный, что король примет его в любое время.